Пред началом пленума на Москву обрушилось долгожданное весеннее тепло. Во дворах и на тротуарах остатки неубранного дворниками снега образовали кашу, перемешанную с грязью. Слишком поздно я сообразил, что моя привычка ходить пешком, а автомобиль из гаража ВСНХ вызывать лишь в случае насущной надобности, в данном случае вышла мне боком.
Нет, тротуар Тверской был в достаточной мере убран, чтобы не создавать больших проблем. Так что я иду себе, особо под ноги не смотрю, а глазею по сторонам. Вот прямо на меня идет прехорошенькая барышня – в уходящем уже стиле «флэпперс» (с началом кризиса на Западе там этот стиль стал стремительно выходить из моды). Коротко стриженые волосы, лишь слегка выбивающиеся из-под шляпки-чалмы, весёлый, слегка дерзкий взгляд, румяные щечки, легкое, по сезону, пальто, лишь чуть ниже колена, отделанное бархатом – и воротник, и полы, – почти такое же короткое платье, узкой полоской виднеющееся из-под пальто… В общем, девушка как будто сошла прямо с недавно появившейся рекламы зубной пасты «Хлородонт».
Провожаю прелестное создание взглядом и галантно делаю шаг в сторону, чтобы не заступать ей путь. Нога попадает на бровку тротуара, соскальзывает, и, чтобы удержать равновесие, я и вторую ногу убираю с тротуара на мостовую. Всё бы ничего, но ботинки плюхаются прямо в тоненький слой жидкой грязи, коварно притаившийся у самого бордюра. И вот результат – оба ботинка заляпаны донельзя. Проклиная свою любопытствующую натуру, лихорадочно ищу способ выйти из положения. Не привык я появляться в присутственных местах в столь неподобающем виде. На мое счастье, выход скоро находится – в виде маленького чистильщика обуви, расположившегося в глубине Советской (бывшей Скобелевской) площади, недалеко от угла с Тверской улицей. И я торопливо пересекаю Тверскую, а затем, наискосок, и площадь, направляясь к нему, на этот раз очень аккуратно глядя не только по сторонам, чтобы не угодить под лихача или автомобиль, но и под ноги.
При ближайшем рассмотрении чистильщик оказался не только маленьким, но ещё и донельзя взлохмаченным мальчонкой. Одежонка его видала виды, да к тому же давно не знакомилась со стиркой. Паренек подвижный, как ртуть. Хотя клиента у него в данный момент нет, он что-то перекладывает в своем хозяйстве, достает, убирает, да ещё и песенку поет. Приблизившись, отчетливо слышу слова. Незатейливые такие, рекламные:
Чистим, чистим, чистим,
Чистим, гражданин,
С вас недорого попросим –
Гривенник один.
Направляю свои стопы прямо к певцу. Мальчишка быстро обегает взглядом потенциального клиента. И что он видит? Распахнутое по случаю апрельского тепла прилично выглядящее, хотя и ношенное, английское пальто, виднеющийся из-под него такой же костюм, да ещё с галстуком, – правда, на голове у меня не шляпа, а пролетарская кепка, однако на вид и этот предмет выдает во мне человека довольно состоятельного. Песенный репертуар тут же меняется:
Чистим, чистим, чистим,
Чистим, господин,
С вас недорого попросим –
Миллион один.
Довольный своей немудреной шуткой, юный работник сапожной щетки растягивает в улыбке рот до ушей и заливисто хохочет. Настолько заразительно, что и я, не склонный реагировать на такого рода юмор, непроизвольно улыбаюсь. Перед мальчишкой – ящик, на крышке которого пристроена специальная подставка, по форме напоминающая подошву обуви. Что же, туда и водружаю ногу в перепачканном грязью ботинке. Но прежде, чем я проделал эту простую манипуляцию, мальчишка успел открыть свой ящик и извлечь рабочие принадлежности: среди множеств баночек с гуталином разного цвета он безошибочно выхватил светло-коричневый. Под руками у него появились щетки: одна вполне привычного вида, а две других – с изогнутым основанием, чуть ли не полукруглой формы, с длинным разлохмаченным ворсом, цвет которого ясно намекает, что предназначены щетки как раз для работы со светло-коричневой обувью. Рядом с ящиком – нечто вроде раскладного стульчика, чтобы клиент мог сесть, если захочет. Но обычно все чистят обувь на ходу, и поэтому стоя – торопятся.
Ставлю ногу на подставку и с любопытством наблюдаю, как мальчишка приступает к работе. Уже через несколько десятков секунд убеждаюсь, что чистильщик – виртуоз своего дела. Работа у него идет с упоением и с какой-то лихостью. Вот простая щетка быстро смахивает с ботинка грязь, и в дело вступают гнутые щетки. Паренек чистит, одновременно напевая под нос сою неизменную песенку, иногда подбрасывая щетки высоко вверх, ловко подхватывая на лету, и продолжает чистить, как ни в чем не бывало. Затем залихватски стучит щетками по ящику, – сигнал, что пора приступать к второму ботинку. Меняю ногу на подставке, и процесс повторяется, пока не наступает время доводки. Тут, как будто из ниоткуда появляются другие щетки – и снова доводка перемежается с тем же цирковым номером: щетки подбрасываются высоко вверх, ловко подхватываются, и снова проходятся по поверхности ботинок. Подбросит, подхватит и снова проходится по поверхности ботинок, полируя кожу.
– Так, теперь лоск надо навести, – бормочет мальчишка. Сначала у него в руках появляется длинная суконка, затем завершает работу бархотками, и ботинки приобретают ослепительный зеркальный блеск. Апрельское солнце сверкает бликами на коже ботинок. Парень, наклонив голову, с удовлетворением любуется своей работой с доволен. А клиент? Клиент тоже доволен. В таких ботинках не стыдно оказаться под очи всего ЦК. В руки мальчишке вместо стандартного гривенника опускается два пятиалтынных. Надо торопиться дальше, в Кремль. Через несколько шагов оглядываюсь: чистильщик со своим ящиком перебирается поближе к Тверской, на самый угол. А я быстрым шагом продолжаю свой путь вниз по Тверской, к Манежной площади, где уже разворачивается строительство гостиницы «Москва», а неподалеку готовится стройплощадка для возведения здания Совета Труда и Обороны СССР. Но вот будет ли построенное здание носить такое именование?..
Апрельский Пленум ЦК ВКП(б) не обманул моих тревожных ожиданий. Председатель Совнаркома все-таки выставил лозунг «пятилетку – в четыре года!».
– Несомненные успехи социалистического строительства, – говорил он, – выражаются в том, что реальные темпы промышленного роста за первые два года пятилетки превышают годовые задания, предусмотренные контрольными цифрами пятилетнего плана. Думаю, по-нашему, по-большевистски будет не останавливаться на достигнутом, а поставить перед собой цель – выполнить пятилетку за четыре года!
– Разумеется, – продолжал Иосиф Виссарионович, – для этого надо будет как следует поднапрячь наши силы. Потребуется обеспечить безусловное выполнение заданий по снижению себестоимости продукции и росту производительности труда. Нужно покончить с косностью и перестраховкой, шире открыть дорогу идущим снизу, из рядов нашего рабочего класса, предложениям, направленным на сокращение сроков строительства и увеличение выпуска продукции.
Немалое внимание в своем выступлении Сталин отвел и проблемам сельского хозяйства, выдвинув довольно решительные предложения:
– Нашему движению вперед мешает также не слишком надежное положение на хлебном фронте. Кулацкий саботаж хлебозаготовок, стремление кулака обратить рынок хлеба против Советской власти, заставляют нас по-новому взглянуть на нашу аграрную политику. Что мы можем противопоставить союзу кулака и частного торговца хлебом? – Иосиф Виссарионович подкрепил поставленный вопрос плавным жестом руки.
– У Советского государства есть только один путь, позволяющий поставить снабжение хлебом на твердую основу. Этот путь – расширение производства зерна крестьянскими коллективами и организация новых крупных зерновых совхозов. Мы должны, проще говоря, всемерно коллективизировать деревню, и тем самым сломать кулацкий саботаж. Нас уже не могут удовлетворить контрольные цифры пятилетнего плана, предполагавшие объединить в колхозах 19% пахотных земель, а общую долю производства товарного зерна колхозами и совхозами довести до 40% к концу пятилетки. Нет, товарищи, – Сталин по-прежнему говорил спокойным, глуховатым голосом, но, тем не менее, слова его ложились в притихшую аудиторию достаточно весомо, – нам надо поставить перед собой цель коллективизировать не менее половины крестьянских хозяйств, а долю общественного сектора в производстве товарного хлеба поднять до двух третей! – тут председатель СНК СССР сделал паузу и оглядел членов ЦК, оценивая их реакцию на сказанное.
– Разумеется, такой курс натолкнется на ожесточенное сопротивление кулачества, у которого мы выбиваем почву из-под ног. Неизбежно известное обострение классовой борьбы в деревне, к которому мы должны быть готовы, заранее приняв меры к тому, чтобы обуздать кулацкие вылазки – в том числе и экономическими мерами. Следует неукоснительно проводить политику повышенного обложения наиболее зажиточной части деревни. Наши советские и партийные органы на местах обязаны неукоснительно преследовать тех кулаков и их пособников, кто будет уличен в преднамеренном создании крупных хлебных запасов с целью спекуляции. Мы не пойдем на поводу у тех ретивых товарищей, кто регулярно подсовывает нам идейки послать к черту нэп, ввести раскулачивание и тому подобное. Нам эти левацкие загибы не нужны. Но и идти на поклон кулаку мы не собираемся! – жесткий тон последней фразы Сталин сопроводил резким взмахом руки.
Вполне предсказуемо настрой сталинской речи вызвал немедленную реакцию «правых». Председатель СТО Алексей Иванович Рыков заявил без экивоков:
– Я не вижу никаких оснований для разговоров о превращении пятилетки в четырехлетку. Мы и так идем с огромным перенапряжением по части капитальных вложений, и для того, чтобы обеспечить крупнейшие стройки, вынуждены серьезно растягивать сроки строительства на других участках. Более того, наметилось серьезное недофинансирование капитальных работ в группе «Б» промышленности. Это ведет, во-первых, к недопустимому замораживанию капитальных вложений, и, во-вторых, оголяет наш потребительский рынок, усугубляя и без того чувствительный товарный голод. Нам же предлагают двигаться еще дальше по тому же пути. Нет, такому авантюризму на фронте социалистического строительства Пленум должен дать дружный отпор!