– Чисто, товарищ командир!
– Курс две сотни, ровно, ход экономический. Свободным от вахты отдыхать!
Затем Жуков повернулся к адмиралу и спросил о замечаниях.
– Командиру БП-7 клизму с патефонными иголками, благодарность его аварийной команде. Быстро сработали. Но отсек перед погружением не проверили. Чайку сообразите, Владимир Николаевич, продрог, знаете ли.
Отдав распоряжения, Жуков прошел в свою каюту. В тесном «гробике» было не развернуться, но он снял «канадку» и повесил ее в рундук. Штатное погружение прошло довольно гладко, но успокаиваться рано, необходимо отработать «Срочное», где командира и стармеха подстерегает множество проблем. Через четыре часа пошли на всплытие, перешли на режим «винт-зарядка», следуем в район полигона № 8 у Либавы. Там состоится пробная постановка учебных мин, возле которых прыгали две недели, подготавливая их к постановке. «Командир» рассказывал о множестве недостатков и отказов системы, поэтому Жуков гонял «бычка II–III» как сидорову козу, чтобы все было притерто, смазано, проверено. Вся система подверглась ревизии, сняты крышки, регулярно заклинивающиеся, на стоянке было произведено более тридцати испытаний. Жуков получил уже несколько взысканий за это, но продолжал отстаивать свою точку зрения. Завтра предстоит все это доказать. Сзади идет К-3, с аналогичной задачей. Галлер решил поставить окончательную точку в затянувшемся споре.
– Командира просят подняться на мостик! – прозвучало по «березке».
Одеваясь на ходу, Владимир выскочил наверх.
– Товарищ командир! Справа тридцать – огни, четыре цели строем «правый пеленг».
– Запросите позывные! – И тут же защелкал ратьер.
– Эсминец «Стерегущий» под флагом вице-адмирала Дрозда, товарищ командир! Приветствует и поздравляет с первым выходом.
– Отвечай: ПЛ К-21, под флагом адмирала Галлера, прибыла в район учений.
Затем он взял микрофон «березки» и попросил подняться Льва Михайловича на мостик. Эсминцы шли самым малым, командир пошел на сближение. Звякнул рубочный люк, чуть кряхтя, на мостике появился адмирал Галлер.
– Быстренько дошли, командир! И точно, – сказал адмирал, открывая люк и снимая рупор. Лодка легла на циркуляцию, огибая ордер. Владимир сбросил ход, уравняв его с ходом «Стерегущего». Дрозд и Галлер с полчаса перекрикивались через рупор, оговаривая детали утреннего испытания. Затем К-21 взяла ближе к берегу и встала на якорь в надводном положении в трех милях от маяка Сорвесаари. Около трех утра его еще раз разбудили: подошла К-3. Поговорив с Малафеевым и Заостровцевым, который находился на борту «тройки», спустился вниз и позавтракал в кают-компании. Предстояло поставить минную банку в Ирбенском проливе из практических мин и дождаться их всплытия. Лев Михайлович, добив «адмирала», отдал команду:
– Ну что ж, товарищи! Приступайте!
– Есть! – ответил Жуков, и в микрофон полетела команда:
– По местам стоять, с якоря сниматься!
– Патер! Якорь встал!
Звякнул телеграф на самый малый вперед, боцманская команда закрепила якорь-цепь, Владимир прибавил обороты и встал на курс 180°. Он решил немного усложнить ход учений, дав команду: «Срочное погружение». Взревел ревун короткими, двигатели остановлены, командир задраил рубочный люк, слышен свист воздуха из всех балластных цистерн. С дифферентом 5° лодка ныряет, но что такое? Лодка проваливается, растет дифферент на нос, у боцмана носовые полностью на всплытие, а дифферент растет.
– Пузырь в нос! – резко ударило по ушам.
– Уравнительную! Продуть ЦБП! – Стрелка глубиномера остановилась, лодка начала выравниваться.
– Осмотреться в отсеках! Доложить обстановку!
Остановились на 65 метрах, подвсплыли на заданную. Деда посадил высчитывать причины провала по глубине. Через полчаса он доложил, что предположительно не сработал клапан в седьмом отсеке. Показав ему кулак, командир доложил об этом Галлеру.
– Продолжайте исполнение задачи, капитан-лейтенант.
Много работы у штурманенка Коли Моисеенко. Сейчас многое зависит от его точной работы. Свою прокладку ведет и сам командир, и адмирал Галлер. Но Галлер просто что-то пишет в блокноте. Спустя два часа штурман сообщил, что через две минуты выйдем в точку последнего поворота. Жуков подал команду «К минной постановке!» и включил секундомер.
– Курс сто шесть пять, самый малый вперед!
– Есть сто шесть пять! На румбе!
– БЧ-3, товсь! Пошел! – Взвыли электромоторы, послышалось лязганье цепи транспортера.
– Первая вышла.
– Товсь! Вторая! – Всё повторилось.
Выставив половину, дали циркуляцию влево и легли на обратный курс. После этого выставили оставшиеся десять мин. По приборам все в полном порядке. Жуков облегченно вздохнул и доложил адмиралу об исполнении упражнения. Галлер покивал головой. Подвсплыли на двадцать метров, затем под перископ. Жуков осмотрелся и дал команду всплывать.
Выскочивший на мостик штурманенок хватает пеленги на ориентиры и определяется по двум углам.
– Командир! Невязка полтора кабельтова!
«Попали!» – удовлетворенно подумал Жуков и доложил Галлеру. «Дед» отправился в корму обследовать балластный отсек. Изнутри трюмные проверяли работу не сработавшего клапана. Клапан продолжал заедать и срабатывать через раз. Галлер выговаривал что-то строителю Евгению Павловичу Корсаку, который тоже присутствовал на первом выходе лодки. Тот недоуменно разводил руками, говоря, что на ходовых этого не случалось. Владимир подключился к разговору:
– Евгений Павлович! Лодка впервые погружается по «Срочному»! Если вы помните, во время ходовых шла война, и мы дальше Лужской губы не ходили, а там глубины не позволяли провести «Срочное». А летом, из-за устранения заводом выявленных дефектов, мы в море не ходили. Так что исправляйте, выясняйте причину: почему клапан срабатывает не всегда.
– Требуется идти на завод!
– Нет, после учений встанем в Либаве, там, на «Тосмаре», и исправляйте. Составьте РДО на завод, вызывайте людей.
Немного поворчав, для порядка, Корсак написал текст и передал его Жукову.
Шесть часов ждали всплытия «своих» мин и результатов постановки К-3. Счет 18:2 в пользу К-21: у Малафеева 12 мин остались в корпусе, хотя приборы показали, что мины выставлены, шесть из восьми не всплыли, не отделились от якоря. Две мины из постановки К-21 тоже не всплыли. Галлер связался с Либавой и приказал поднять все практические мины для проверки причин отказа. Наладить выпуск надежных замков промышленность не могла. Жуков специально ездил в «Чумной форт» и отбраковал две трети мин именно по замкам. И все равно две мины не сработали. Уже в Молотовске стали известны результаты проверки мин: дефект хромирования пальцев замка и коррозия.
Четверо суток меняли клапан в Либаве, затем еще раз вышли в море и от души «поныряли» по «Срочному». Все прошло чисто, если не считать постоянно висевшего в небе немецкого разведчика BV-138. До начала войны оставалось 45 суток.
По возвращению в Кронштадт получили приказ: идти в разводку. Поэтому прошли Морским каналом и встали у причала родного завода № 196, чуть ниже моста лейтенанта Шмидта. На борт прибыл лоцман: пожилой командир Ладожской флотилии. Он шмыгал носом и много курил. В 01.25 лодка отвалила от причала и вышла на середину Невы, удерживаясь на месте двигателями. Разошлись пролеты моста, зажегся зеленый свет семафора. Урча двигателями, К-21 тронулась вверх по реке. Боцман Алексеев на руле. В 05.30 прошли Кривое колено и ошвартовались у причала в Понтонном. Чуть выше лодки стояли несколько понтонов. Через два дня лодку «одели» в понтоны, и два речных буксира, огласив отход гудками, потащили ее вверх по реке. На борту – две трети экипажа, остальные поехали поездом в Молотовск. Жуков поссорился с женой, которая ни в какую не соглашалась уезжать из Ленинграда, хотя какая разница, где преподавать музыку? «Командир» говорил Жукову о «блокаде», но убедить Виолетту Жуков не смог. Погода стояла хорошая, буксиры часто вставали на бункеровку, в этот момент экипаж увлеченно ловил рыбу, купался и загорал. 10 июня вошли в Повенец. Прошли Валозеро, потом долго стояли у восьмого шлюза. Известие о начале войны застало их в Выгозере на подходах к десятому шлюзу.
Жуков построил экипаж, объявил о событии. После него выступил старший политрук Лысов. С этого момента экипаж перешел на круглосуточное несение вахты у зенитных орудий, плюс четыре сигнальщика постоянно находились на мостике. Немецкие самолеты не замедлили появиться у Беломорканала. Лодка самостоятельно передвигаться не могла: мешали понтоны, отсутствовал твердый балласт и аккумуляторные батареи. Поэтому на стоянках лодку тщательно маскировали, чтобы не попасть под бомбежку. 23 июня немцы бомбили Повенец и повредили ворота шлюза. Но четыре лодки типа «К» уже прошли 1-й шлюз. Наконец, Сорока! Притопили понтоны, приняли балласт и своим ходом в Молотовск. Там очередь в док из трех лодок! Но, переговорив с начальством, Жуков перегнал лодку на «Красную Кузницу» и там встал в док. И до войны на флоте действовал порядок: давай-давай, в эти дни малейшая задержка расценивалась как чуть ли не дезертирство. Авралом грузили аккумуляторы и твердый балласт. Памятуя о рассказе «командира», Владимир Николаевич лично проверил расчеты Синякова и убедился, что учтена соленость воды в Баренцевом море. 21 июля Жуков сдал задачи по «Курсу подготовки подводных лодок» штабу Беломорской флотилии, первым из четырех пришедших лодок, и получил приказ на переход в Полярный. Причем в одиночку и днем. Перешли в Молотовск, встали под погрузку боеприпасов, продовольствия и топлива. 25 июля отдали концы, рявкнули ревуном и пошли к Горлу. На траверзе Холодной сыграли «срочное». Лодка «тяжеловата». «Дед» тут же предложил ее облегчить!
– Нет, Иван Семенович, оставь как есть: перейдем в Баренцево море, будет в самый раз. К всплытию!
Запустились дизеля, и лодка экономическим ходом двинулась на северо-запад. Не обошлось без «приключений»! Коснулись дна на одном из поворотов на Двинском фарватере, и на траверзе Териберки лодку атаковал Ме-110. Лодка огрызнулась двенадцатью стволами. Немец попался упертый, промахнувшись в первый раз, он решил повторить атаку. Но несколько снарядов «бофорса» воткнулись в крыло, у него остановился один из двигателей, и истребитель, дымя, отвалил в сторону берега. У Сетьнаволока лодку встречало два тральщика и сторожевик. В этот момент опять появились самолеты. Их было много: девятка Ю-87 и шесть Ме-110. Владимир скомандовал: «Срочное погружение». Первые взрывы бомб застали лодку на сорокаметровой глубине. Отвернув в море, идти к берегу, когда не знаешь фарватер и последние минные постановки, было бы самоубийством, и, выждав некоторое время, он получил по звукопроводке сигнал «К всплытию». Всплыл, осмотрелся, обнаружил один тральщик и горящий сторожевик. Получили приказ следовать за «тральцом». На сторожевике погасили пожар, и он двинулся вслед за лодкой. Тральщик вел лодку зигзагами, ориентируясь по малозаметным ориентирам на берегу. «Интересно! А если туман?» – подумал Жуков. Прошли траверз левого борта Большого Оленьего, выполнили еще несколько поворотов, затем тральщик поднял сигнал «Счастливого плавания» и отвалил в сторону. Жуков лег на курс 180, следуя на мыс Южный Боновый, у входа подал звуковой сигнал и ответил на запрос поста. Буксир развел сеть, лодка проскользнула в гавань Полярного. У второго причала ее встречали командир 1-й бригады кап-два Гаджиев и командующий флотом контр-адмирал Головко. Прижав корму на шпринге и дав отбой машине, Жуков неторопливым шагом спустился по трапу на причал и направился к командованию.