Флотский оркестр сыграл «Прощание славянки», расталкивая ледовые «блины», К-21 уходила в первое зимнее плавание. Относительно спокойная погода позволила впервые опробовать РДП на переходе в море. До этого Жуков пользовался им только в условиях фьордов. Большая нагрузка на вахтенного начальника: зенитный перископ один, поэтому в светлое время суток ему приходится постоянно, и одному, осматривать горизонт. Однако светлых часов почти не стало. Поэтому шли в основном на электроходу десятиузловым ходом, экономя топливо. Обогнув Лофотенские острова, Жуков вошел в Вест-фьорд и занялся разведкой. Необходимо было установить: где проходят здесь пути караванов немцев. Осмотрели остров Нурланн: там наблюдательный пост немцев. Движения судов практически нет. В качестве позиции для засады им был выбран шхерный район южнее острова Хинне. Войдя в Офот-фьорд, Жуков почувствовал себя неуютно. Весь фьорд просматривался с лесистых горушек, и определить, где находятся вражеские наблюдатели, было невозможно. Но ветровая волна была, ночь, поэтому удавалось спрятать перископ. Очень мешали течения. На борту находилась разведгруппа Северного флота, задачей которой были взрывы трех подстанций электрифицированной железной дороги Нарвик – Кируна. Группу следовало высадить в самой глубине Офот-фьорда, а затем дождаться ее. Поэтому Жуков оставил Нарвик справа и медленно двинулся к автомобильному мосту через залив. Глубины позволяли идти на десятиметровой глубине. В узкости, за мостом, стало мельче, чуть подвсплыли. У Квальвики высадили группу и легли на грунт. Забирать группу надо через сутки. Время тянулось очень медленно. Лишь в середине следующего дня прошел один катер, потом он вернулся. В 22.50 оторвались от грунта, вышли под перископ. Обнаружили сигнал группы и всплыли. Боцманская команда на резиновой лодке пошла к берегу, а расчеты изготовились к открытию огня. Шлюпка уже возвращалась, когда на шоссе появились огни каких-то автомашин. Артиллеристы взяли их на прицел, но, не доезжая Квалвики, машины свернули на верхнюю дорогу. Шлюпка ткнулась в борт в районе надстройки, одного человека в группе не было.
– Почему не все?
– А кто взрывать будет? – ответил главстаршина Леонов.
– А как его подбирать?
– А никак! – зло ответил бородатый разведчик. – Часовых механизмов было всего два. Дали какой-то адрес в Нарвике.
– К погружению!
Лодка аккуратно скользнула под воду, оставляя за кормой неизвестного героя. Это окончательно испортило настроение Владимиру, поэтому, на траверзе Нарвика, он вызвал Леонова в центральный. Главстаршина вошел, он понимал, что на ходу просто так в ЦП не зовут. Жуков скомандовал: «Влево десять, на курс 180!», послав лодку на вход в порт Нарвика.
– Главстаршина! Как зовут оставшегося?
– Айхо, старшина 2-й статьи Айхо Кирванен.
– По моей команде нажмешь вот эту кнопку. Торпедная атака! Носовые и кормовые аппараты – к выстрелу приготовить! 1-й, 2-й, 3-й, 4-й! Углубление один метр!
Леонов стоял возле ТАСа, положив палец на кнопку «Пуск». Жуков вошел в гавань. У южного причала борт о борт стояло несколько эсминцев и легкий крейсер типа «Нюрнберг». В 5-м и 6-м лежали усиленные торпеды с неконтактными взрывателями.
– 5-й, 6-й! Товсь! Леонов, давай!
– За Айхо! Прости, братишка!
– Пятый, вышла. Шестой, вышла!
– Лево на борт! Первый! Товсь!
Жуков напоминал лису в курятнике. Он крутился вокруг перископа, давал залпы то носовыми, то кормовыми аппаратами, не забыв всадить торпеду в сторожевик на рейде, расстреляв 10 торпед, развернулся на выход и несколько раз нажал на вмонтированный фотоаппарат перископа, фиксируя тот хаос, который он учудил в порту. Выходили из фьорда трое суток. На них было сброшено больше двух сотен бомб, чувствуя, что Вест-фьорд не выпустят, Жуков ушел в пролив Раммсуун, буквально проскребся под мостом по дну, используя прилив, прошел в Тьелзунд и оторвался от преследования. В штабе флота его «уже похоронили», он пропустил 8 сеансов связи. Оторвавшись от Анденеса на 150 миль, Владимир Николаевич вышел на связь и доложил об атаке Нарвика. В Полярном знали, что в Нарвике был сильный бой, немцы сваливали этот хаос на англичан, говорили, что потоплено много судов нейтральных стран. Понятно! Шведскую руду возят шведские рудовозы! Но в Германию! Что, защищая нейтральных купцов, героически погибли крейсер «Кельн» и четыре эсминца типа «Z».
Жукову дали команду возвращаться. Переход был очень тяжелый: постоянный шторм, сорвано несколько листов обшивки легкого корпуса. Появились трещины в сварке, за лодкой потянулся шлейф топлива. Затем пришлось долго уходить от преследования «волчьей стаи», которая уцепилась за него. Выручил РПД, но топливо из протекающей цистерны пришлось откачать за борт. Наконец, привычный уже «Кильдин» встретил лодку у Сетьнаволока и повел в порт. Последний поворот.
– Сколько залпов давать, командир?
– Черт его знает, давай десять, по числу торпед!
– Баковое! Беглым! Холостым, десять! Огонь!
Десять раз ударила «стомиллиметровка»! Боцманская команда отдает честь встречающим. Правая машина отрабатывает назад, гася инерцию и подталкивая корму к пирсу. Пришлось немного поработать на шпринге, разгоняя ледок между пирсом и корпусом. Всё! Последний раз звякнул телеграф, Жуков спустился вниз и прошел к трапу, отдал честь флагу, подошел к начальству.
– Товарищ контр-адмирал! Гвардейская крейсерская лодка К-21 прибыла на базу после похода. Разведгруппа высажена и подобрана. Атакованы суда и корабли в порту Нарвик. Расход восемь т-53-38 и две т-53-38у. Предположительно, потоплено у причалов свыше 10 судов и кораблей противника. На отходе подвергся бомбовой атаке, на лодку сброшено более 200 глубинных бомб. Отход вынуждены были совершать через мелководный пролив Раамсуун. Потеряны несколько листов обшивки, течет третья балластно-топливная цистерна. Лодке требуется доковый ремонт. Потери: один человек в разведгруппе, ранен один – гидроакустик Панов: повреждены барабанные перепонки. Командир лодки гвардии капитан третьего ранга Жуков.
Пожимая руки начальству, Жуков глазами искал Варвару в рядах встречающих, но не находил ее. Правда, в одном месте скопились женщины и оказывали кому-то помощь: кому-то стало плохо. Недоуменно пожав плечами, Владимир продолжил здороваться с представителями штаба флота и фронта. Наконец, он увидел бледную растрепанную Варвару, которая застегивала и поправляла пальто. Владимир спросил разрешения у Головко и пошел к ней.
– Жуков! Змей ты ядовитый! Мало того, что обрюхатил, так еще и неделями на связь не выходишь!
– Как это?
– Да вот, в обморок упала. Девчонки говорят, что верная примета: сын будет! С тебя поход в загс, Жуков!
– Завтра же!
– Никаких завтра, товарищ Жуков! Сегодня! Дай я тебя поцелую! Живой ведь!
Под хохот собравшихся на причале они зашлись в длительном счастливом поцелуе. На причале скандировали: «Горько!» Прямо с причала все прошли в поссовет. В качестве свидетелей расписались Головко и Вера Николаева, жена комиссара флота, соседка Варвары. Свадьбу отмечали в клубе флота, на столах красовались двенадцать поросят. Именно столько потопленных судов и кораблей обнаружила в Нарвике воздушная разведка англичан. Три судна были потоплены минами, выставленными Жуковым на выходе из порта, мелочь, меньше 1000 тонн, решили не засчитывать. Варвара, вытащившая из шкафа настоящее свадебное платье, выглядела идеально.
– Вот и пригодилось! – поддела она свидетельницу. – А ты говорила: «Зачем ты его хранишь? Все равно в него не влезешь!» Ничего! И влезла! И пригодилось!
– Завидую тебе, Варька! И мужа нашла, и ребеночек будет! А ведь сколько лет не было!
– Не каркай! Выносить бы! И чтобы Володька всегда возвращался! – обе заплакали, но ненадолго. Варвару опять подняли, скандируя «Горько! Горько!».
Свадьба и чествование экипажа лодки длились долго. Глубоко за полночь Жуковы попали домой. Утром Владимир побежал в штаб, а Варвара на плавмастерскую. Война выходных не предоставляет. Через пять часов, после разбора похода, лодка ушла в Мурманск на СРЗ в док. Плавдок в Полярном был занят. Десять дней докования, короткие ходовые, проверка установленного, наконец, «асдика», потом замена зенитных установок на счетверенные башенные установки 46-К, производства 8-го завода. Округлые и с более компактным расположением стволов, они экономили много места и почти две тонны веса. Завод делал их для линкоров «Советский Союз», серия которых была заложена в конце тридцатых. Браману откровенно не нравились угловатые и широкие «бофорсы», к тому же много гильз высыпалось за борт, а их требовалось сдавать. Плюс они «съедали» два узла полной подводной скорости. Поэтому Владимир Юльевич списался с 8-м заводом, установку 46-К доработали и облегчили за счет бронирования и заметного сужения базы. Общая скорострельность несколько упала: боковые магазины МКVII было удобнее обслуживать. Здесь же два орудия имели подачу сверху обоймами по шесть патронов, а два нижних – боковую, магазинами на 12 патронов. Смена магазина полуавтоматическая. В люльке могло находиться два магазина. Изрядно помучившись, артиллеристы научились ими нормально пользоваться, однако не раз вспоминали удобные «бофорсы», где не приходилось так толкаться, и подавать снаряды можно было по одному. Что матросы и делали: набирали кучу снарядов, охватив их правой рукой, а левой выдергивали их из охапки и клали в подаватель. Здесь так не побалуешься! Магазины должны быть заранее снаряжены, затем надо нагнуться (при качке!!!) и забросить магазин в приемник, и ждать, когда пушка чуть выдвинет работающий магазин, когда он опустеет. Его надо выдернуть, вложить в карман на башне, вытащить другой и дослать его в приемник Расчеты увеличились на трех человек. Но подводная скорость возросла на полтора узла. Вообще, Владимир Юльевич был вдумчивым и талантливым инженером. Он доработал крышки люков минного отсека, и они перестали подклинивать, наддувал минно-балластный отсек, когда там были мины, что заметно повысило надежность хранения мин. Если на остальных лодках частенько минные постановки срывались, то у К-21 не было ни одной не выставленной мины. «Бычок II–III» и «дед» довели работу механизмов до совершенства. Старлей Терехов не зря носит два «Боевых Красных Знамени». Свое заведование содержит в полном порядке: приучен командиром к тому, что в первую очередь именно его заведование подвергается самым частым и тщательным проверкам. Именно ему достаются самые горячие «плюшки», но он и его личный состав – самые орденоносные во всей бригаде. Но и они же – завсегдатаи гарнизонной гауптвахты. Если где-то с кем-то подрался в Полярном, можно с закрытыми глазами вызывать Витю Терехова и включать «электрорубанок» и «бензопилу». Его ответы можно не слушать: «Все исправит, всех накажет!», но воз так и останется на том же самом месте.