Жертва безумия — страница 17 из 42

— Боже, — изумился Лукас.

На лице Ханта мелькнула улыбка.

— Если мы возьмем восемь миллионов и продержимся еще пять лет, сумма возрастет до тридцати миллионов, обещаю.

— Хорошо, хорошо, мы поговорим, — сказал Лукас, направляясь к двери. — Дайте мне неделю. Тридцать миллионов! Господи!

— Передайте привет Уивер.

Лукас внезапно обернулся.

— Дело Манет продлится не более двух недель, так что договаривайтесь о встрече с банком. И продумайте вопрос, о котором мы говорили, — я имею в виду партнерство.

Хант кивнул.

— Я собирался упомянуть об этом.

— Время пришло. Если дело пойдет, вы получите свою долю. Похоже, оно идет.


— Ну, что с Манет? — спросила Уивер, когда он вошел.

— Он выкинул нечто эксцентричное. — Лукас рассказал ей о баке с куклой. — В половине седьмого придет Элл. Я обещал ей бифштекс.

— Отлично, — сказала Уивер, — я приготовлю салат.

Отправившись разжигать камин, Лукас подумал: вдруг она скажет: нет, пока нет?.. Это все изменит? Не решит ли она, что ей нужно уехать?

Уивер небрежно спросила его:

— Думаешь, вы с Элл поженились бы, если бы…

— Если бы она не стала монахиней? — засмеялся Лукас. — Нет, мы вместе выросли, были слишком близки, слишком молоды. Ухаживать за ней было бы неприлично. Слишком похоже на инцест.

— Она тоже так считает?

Лукас пожал плечами.

— Не знаю. Я никогда не знаю, что думают женщины.

— Однако ты этого не исключаешь.

— Уивер?

— Что?

— Заткнись, пожалуйста.


Сестра Мэри Джозеф — Элл Кругер — носила черную рясу.

В детстве Элл была красивой. Лукас до сих пор помнил одиннадцатилетнюю светловолосую девочку, хорошенькую и веселую. Позже угри так обезобразили ее, что она ушла из мирской жизни и появилась спустя десять лет как сестра Джозеф. Она сказала Лукасу, что ее решение не было связано с лицом, просто она услышала голос. Он усомнился в этом.

Элл приехала в черном «шевроле». Уивер налила ей пива.

— Как дела? — спросила Элл.

— Похоже, есть одна жертва; двое живы, — сказал Лукас. — Но парень совсем спятил и может прикончить их в ближайшее время.

— Я знаю Энди Манет. Она не слишком умна, но умеет… растрогать людей.

Элл отхлебнула пиво.

— Она находит подход к людям, и они начинают говорить.

— Она может выжить?

Элл кивнула.

— Пожалуй, она продержится дольше, чем другая женщина. Энди попытается манипулировать им. Если он проходил курс психотерапии, трудно предсказать его реакцию. Он почувствует, что им управляют, но некоторые привыкают к психотерапии, как к наркотику. Она способна оттянуть развязку.

— Как Шахразада, — сказала Уивер.

— Да, — согласилась Элл.

— Мне нужно, чтобы он говорил, — сказал Лукас. — Он звонит по телефону, и мы пытаемся выследить его.

— Думаешь, он лечился у нее?

— Мы не знаем. Пытаемся выяснить, но пока мало что нашли.

— Если это так, вы должны исходить из его проблем. Не обвинять его в том, что он болен.

— Я так и поступил сегодня днем, — мрачно сказал Лукас. — Но он разозлился.

— Спроси его, как он заботится о них, — предложила Элл. — Проверь, нельзя ли пробудить в нем чувство ответственности. Возможно, он избегает ее. Узнай, что нужно сделать для того, чтобы он освободил их. Предложи ему не отвечать сразу, а подумать. Чего он хочет?

— У нас есть и другая проблема. Мы просматриваем записи Манет. Она лечила подонков, совращавших детей, и никого об этом не уведомила.

Элл положила вилку.

— О нет! Ты не возбудишь дела.

— Но это назревает, — заметил Лукас.

— Это самый варварский закон, принятый нашим штатом, — воскликнула Элл. — Мы знаем, что люди больны, но отнимаем у них шанс получить помощь, и они будут продолжать…

— Если мы не посадим их за решетку…

— А как быть с теми, о которых вы никогда не узнаете? С теми, кто хочет лечиться, но не может этого сделать, потому что стоит им открыть рот, как полицейские набросятся на них?

— Мне известна твоя точка зрения, — сказал Лукас, желая избежать спора.

— О чем вы говорите? — спросила Уивер.

— Если человек в этом штате совращает ребенка, но при этом понимает, что болен, обращается к врачу, тот должен сообщить о нем. В этом случае медицинские записи попадают в руки властей и используются как свидетельства против пациента. Как только штат предпринимает какие-то действия, пациент нанимает адвоката, который советует ему прервать лечение и молчать. Если вина остается недоказанной, а это происходит часто, поскольку человек признает себя психически больным, что снижает достоверность записей, а врачи весьма неохотно дают показания, — он выходит на свободу. Но тогда он уже сознает, что не может продолжить лечение, поскольку оно чревато тюрьмой.

— Это несправедливо, — сказала Уивер.

— Нечто вроде «Уловки-22», — согласился Лукас.

— Просто варварство! — воскликнула Уивер.

— Варварство — насиловать детей! — оборвал ее Лукас.

— Если человек надеется получить помощь, чего вы хотите? Бросить его в темницу?

— Я не желаю это обсуждать.


Позже, когда они остались вдвоем, Уивер проговорила:

— Варварство…

— Я не хотел спорить об этом при Элл, — сказал Лукас. — Но, по-моему, психотерапия не помогает тем, кто насилует детей. Психоаналитики переоценивают свои возможности. Подонков надо сажать в тюрьму.

— И ты еще считаешь себя либералом!

— Свободомыслящим человеком, а не либералом.

Глава 10

Джон Мэйл смотрел новости и торжествовал. Он сидел один перед широкоэкранным телевизором и компьютерами. Подключившись к сети «Интернет», он просматривал двадцать четыре группы сообщений, касавшихся секса и компьютеров. Он одновременно использовал две телефонные линии и три компьютера.

Мэйл испытывал легкую сонливость и утомление. Энди Манет оказалась отличной добычей: он понял это, впервые увидев ее десять лет назад. Энди оправдала его надежды: у нее было красивое тело и она сопротивлялась. Он обожал борьбу, ему нравилось подавлять сопротивление. Каждый раз, овладев ею, Мэйл испытывал восторг победы.

Сейчас он занимал центральное место в новостях. Его искали все. Да, они могут найти его через несколько недель или месяцев, и ему придется как-то решить эту проблему.

Отогнав от себя навязчивую мысль, он вернулся к другой, излюбленной: Дейвенпорт. Дейвенпорт затаился. О нем не сказали ничего. Ни слова.

Мэйл пробежался по группам новостей в «Интернет», сортируя сообщения по темам. Он следил за телеэкраном, испытывая искушение запустить в сеть информацию о Манет и том, что он с ней делает. Возможно, он осуществит это, если доберется до машины, стоящей в университете.

А если запустить сейчас короткое сообщение, просто намек? Нет! Всегда можно проследить путь — в сети «Интернет» есть номер его телефона.

Однако в компьютерной сети он значится как Тэб Пост и Пит Рейт — эти имена и фамилии Мэйл ввел с клавиатуры. На складе его знают как Ларри Ф. Роузеса. Микроавтобус зарегистрирован на эту же фамилию. Настоящий Ларри Ф. Роузес жил где-то на юге, в Луизиане. Он продал микроавтобус вместе с документами за наличные, чтобы не делить деньги с бывшей женой. Компания, выдавшая ссуду на строительство дома, имела дело с Мартином Ладу. Джон присвоил документы Марти — водительское удостоверение с переклеенной фотографией, карточку социального страхования, даже паспорт. Он платил за Марти налоги.

Он нигде не был Джоном Мэйлом. Джон Мэйл умер…

Мэйл отодвинул от себя поднос, на котором лежал завернутый в алюминиевую фольгу пирог с цыпленком. Кока-кола и пирог с цыпленком — кажется, это он любил больше всего. Он подумал о Грейс. Встал, прошел на кухню, взял новую банку с кока-колой и снова подумал о Грейс.

Вероятно, она будет хороша. Ее тело только начинает формироваться. Она окажет отчаянное сопротивление. Он опустился на диван и закрыл глаза. Однако Грейс не вызывала у него такого желания, как ее мать. Это удивляло Мэйла. Повалив Энди Манет на матрас, он едва не потерял сознание от радости. Возможно, он займется Грейс. Как-нибудь. В качестве эксперимента. Она спятит от страха, увидев его инструмент…

Он допил кока-колу, когда зазвонил телефон.

— Алло?

— Да, мистер Ладу.

Мэйл выпрямился. Этот голос он всегда слушал внимательно.

— Вашу лодку ищут. Полиция знает, что вы наблюдали за женщиной с озера.

В трубке раздался щелчок. Мэйл уставился на телефон. Черт возьми! Хотел бы он знать, кто это. Разговор с глазу на глаз был бы интереснее.

Лодка. Мэйл нахмурился. Арендуя лодку, он показал водительское удостоверение Ладу. Дом оформлен на эту фамилию. Старик с лодочной станции записал фамилию на бланке. Мэйл не помнил, куда дел выданный ему второй экземпляр. Он не придал этому значения. Черт возьми! Дейвенпорт поймает его, когда он, Мэйл, упустит какую-то мелочь.

Мэйл встал и, взяв куртку и фонарь, вышел из дома. Было прохладно — вместе с солнцем исчезли и облака. Прокатиться? Нет. Хорошая ночь для прогулки. Может, в конце пути он снова потешит себя сексом, хотя его член уже начал опухать.

Освещая фонарем кочки и рытвины, Мэйл вышел по подъездной дороге на посыпанную гравием улицу, по привычке проверил почтовый ящик. Пусто. Почтальон всегда приходил до десяти часов. Мэйл уже забрал свежую корреспонденцию, когда проснулся. Он закрыл почтовый ящик и зашагал по гравию.

На севере огни Городов создавали слабое оранжевое свечение над придорожными деревьями. Но когда Мэйл свернул на юг, к хижине, где он держал женщину, его окутали кромешная темнота и запах зерновых.

Мэйл жил на территории бывшей фермы. Сосед приобрел ее, когда ферма уже не окупалась. Он отрезал сто пятьдесят акров от исходного надела и продал оставшиеся десять акров с домом и несколькими разваливающимися дворовыми постройками. Новый владелец, алкоголик, работавший на бойне, позволил дому развалиться и в конце концов покончил с собой. Следующий хозяин построил маленький дом возле дороги, а в глубине участка — конюшню с двумя стойлами. Когда его дети выросли, он переехал во Флориду. Его преемник превратил конюшню в гараж. Зимой ему стало одиноко в сельской местности, и он вернулся в город. Тогда-то хозяином стал Мэйл.