— Что ты хочешь этим сказать?
— Кусанаги и весь его отдел, — лицо Юкавы вновь стало серьёзным, — вбили себе в голову, что стоящая перед ними проблема решается путём опровержения алиби. Поскольку главный подозреваемый настаивает на своём алиби, этот путь кажется совершенно естественным. К тому же такое впечатление, что алиби вот-вот рассыплется. Ведь это вполне человеческое желание — найти уязвимое место противника и в него ударить. В нашей научной практике мы действуем сходным образом. Однако и в мире науки нередко случается, что представляющееся уязвимым в действительности только уводит от цели. Полиция попалась в эту ловушку. Нет, правильнее будет сказать, полицию в неё заманили.
— Если у тебя вызывает сомнение ход расследования, не ко мне надо обращаться, а к господину Кусанаги.
— Разумеется. В конце концов придётся так и поступить. Но вначале мне хотелось поговорить с тобой. О причине этого я уже упомянул.
— Из-за того, что считаешь меня своим другом?
— Если угодно, потому, что мне грустно видеть, как ты губишь свой талант. Хочу, чтобы это проклятое дело скорее разрешилось и ты мог заняться тем, чем ты должен заниматься. Не хочу, чтобы ты впустую растрачивал свои мозги.
— Я и без твоего желания не теряю время зря, — отрезал Исигами, поднялся и пошёл быстрым шагом. Но не потому, что опаздывал на работу, — ему стало невыносимо оставаться в этом месте.
Юкава поспешил за ним.
— Неправильно думать, что разгадка этого преступления состоит в достоверности алиби, — сказал он. — Здесь совсем другая проблема. Разница намного больше, чем между геометрией и функциями.
— Просто любопытно: в чём же, по-твоему, тут проблема? — спросил Исигами, не замедляя шаг и глядя прямо перед собой.
— Одним словом трудно выразить, но если всё же попытаться, то я назвал бы это проблемой камуфляжа. Маскировки. Полицейские введены в обман искусным камуфляжем, устроенным преступниками. То, что им кажется зацепкой, таковой не является. Всё подстроено так, что в тот момент, когда следователям представляется, что они наконец-то ухватились за путеводную нить, они только сильнее запутываются в сетях, расставленных преступником.
— Как-то слишком сложно.
— Сложно. Но если слегка изменить угол зрения, задачка становится на удивление простой. Когда средний человек пытается устроить сложную маскировку, то именно эта сложность обычно играет с ним злую шутку. Он сам роет под собой яму. Талантливый человек такой ошибки не допустит. Он усложнит решение задачи, избрав очень простой способ, но такой, до которого средний человек никогда не додумается.
— Я всегда считал, что физики не любят отвлечённых рассуждений.
— Что ж, если хочешь, можем поговорить конкретно. Время есть?
— Ещё немного есть.
— Хватит, чтобы зайти в лавку бэнто?
Исигами, мельком взглянув на Юкаву, вновь устремил глаза вперёд.
— Я вовсе не каждый день покупаю там бэнто.
— Неужели? А я слышал, что чуть ли не каждый день.
— Так вот почему ты связал меня с этим преступлением!
— Можно и так сказать, а можно иначе. То, что ты каждый день покупаешь бэнто в одном магазине, ни о чём не говорит, но то, что ты каждый день ходишь туда, чтобы увидеть определённую женщину, уже наводит на размышления.
Исигами, остановившись, зло посмотрел в лицо Юкаве.
— Ты думаешь, раз ты мой старый друг, тебе позволено говорить всё, что вздумается?
Юкава не отвёл глаз. В его взгляде, выдерживающем исполненный неприязни взгляд Исигами, чувствовалась большая внутренняя сила.
— Ты правда обиделся? Я, конечно, понимаю, что у тебя на душе неспокойно, но…
— Какая чушь! — Исигами вновь зашагал.
Когда подошли к мосту Киёсу, он стал подниматься вверх по лестнице.
— На некотором отдалении от того места, где обнаружили труп, была сожжена одежда, которая, как полагают, принадлежала убитому, — вновь заговорил Юкава, поднимаясь вслед за ним. — В бочке нашли обгоревшие остатки. Полагают, что это сделал преступник. Когда я впервые услышал об этом, я сразу задумался: почему преступник не дождался, когда вся одежда сгорит? Кусанаги полагает, что он торопился покинуть место преступления, но в таком случае, как мне кажется, проще было унести одежду с собой и после, без помех, избавиться от неё. Или же преступник торопился сжечь её как можно быстрее? Как только об этом задумываешься, невольно возникают сомнения. Тогда я решил сам попробовать сжечь одежду.
Исигами вновь остановился:
— И ты сжёг?
— Да, в бочке. Джемпер, свитер, брюки, носки… Кажется, ещё нижнее белье. Купил у старьёвщика, но всё равно пришлось раскошелиться. В отличие от математиков, мы, физики, не можем успокоиться, пока не проведём эксперимент.
— И какой результат?
— Отлично горит, выделяя ядовитый газ, — сказал Юкава. — Сгорела вся без остатка. В один миг. И пяти минут хватило.
— И что из этого следует?
— Почему преступник не мог подождать эти пять минут?
— Действительно, загадка, — Исигами, поднявшись по лестнице, свернул влево и пошёл по улице Киёсу. В противоположном направлении от лавки «Бэнтэн».
— Бэнто покупать не будешь? — предсказуемо спросил Юкава.
— Какой ты зануда! Сказал же: я не каждый день покупаю! — Исигами нахмурился.
— Как хочешь, если не боишься проголодаться, — Юкава пошёл рядом с ним. — Кроме того, рядом с трупом нашли велосипед. В ходе расследования выяснилось, что его украли на станции Синодзаки. На велосипеде были отпечатки пальцев, принадлежащие, как полагают, убитому.
— И что из этого?
— Какой, однако, растяпа преступник! Не поленился размозжить лицо трупа, а стереть отпечатки с велосипеда забыл. Но если предположить, что он оставил отпечатки намеренно, — другой разговор. Для чего же, по-твоему, он это сделал?
— Понятия не имею.
— Может быть, для того, чтобы связать убитого с велосипедом? Преступнику было невыгодно, если полиция решит, что велосипед не имеет отношения к убийству.
— Почему?
— Он хотел, чтобы полицейские ухватились за мысль, что убитый приехал на дамбу на велосипеде от станции Синодзаки. Более того, обычный велосипед для этого не годился.
— Разве велосипед, который нашли, был каким-то особенным?
— Вполне обычный. За одним исключением: он был совершенно новый.
Исигами почувствовал, как у него побежали мурашки по коже. Он с трудом сдержал порывистое дыхание. Его привёл в чувство чей-то голос:
— Доброе утро!
Мимо проехала на велосипеде школьница. Она слегка кивнула головой в сторону Исигами.
— Доброе утро! — крикнул он вдогонку.
— Потрясающе! — сказал Юкава. — Я думал, в наше время ученики уже не здороваются с учителями на улице.
— Ты прав, почти никогда. Так что там насчёт того, что велосипед был новым? В этом есть какой-то смысл?
— Полиция решила, что, мол, если уж воровать, то новый, но причина не так проста: преступнику было важно, как долго велосипед простоял у станции метро.
— Почему?
— Потому что для преступника велосипед, простоявший у станции несколько дней, был совершенно бесполезен. Более того, он хотел, чтобы владелец объявился. Для этого необходим новый велосипед. Мало кто решается оставить надолго только что купленный велосипед, а если его украли, высока вероятность, что владелец обратится в полицию. Впрочем, я не утверждаю, что всё это было обязательным условием, чтобы замаскировать преступление. Видимо, преступник рассуждал так: если сработает — хорошо, повышается процент успеха.
Исигами продолжал идти, глядя прямо перед собой и никак не комментируя предположения Юкавы. Вскоре они подошли к гимназии. Показались фигуры учеников.
— Интересный разговор, с удовольствием послушал бы ещё, — Исигами остановился и повернулся к Юкаве. — Но сейчас на этом закончим, не хочу, чтоб слышали ученики.
— Хорошо, договорились. Да я, собственно, уже сообщил тебе всё, что хотел.
— Спасибо за интересную беседу, — сказал Исигами. — Ты недавно предложил мне проблему. Что сложнее: придумать трудноразрешимую задачу или всё-таки, поразмышляв, решить её? Помнишь?
— Помню. На мой взгляд, придумать задачу сложнее. Тот, кто решил задачу, всегда должен испытывать уважение к тому, кто её придумал.
— Согласен. А как насчёт проблемы Р ≠ NP? Что проще: самому, поразмыслив, найти ответ или проверить, правилен ли ответ, данный кем-то другим?
На лице Юкавы мелькнуло неудовольствие. Он, видимо, не понимал, к чему клонит Исигами.
— Ты дал свой ответ, — Исигами ткнул пальцем в сторону Юкавы. — Теперь очередь выслушать ответ, предложенный другим.
— Исигами…
— Ну всё, мне пора, — Исигами повернулся спиной к Юкаве и пошёл к гимназии, крепко сжимая в руке портфель.
«Вряд ли он сказал всё, что знает, — думал он. — Проклятый физик видит меня насквозь».
Даже поедая абрикосовый десерт, Мисато угрюмо хранила молчание. «Всё-таки не надо было брать её с собой!» — сокрушалась Ясуко.
— Ты наелась, Мисато? — спросил Кудо. Этим вечером он готов был в лепёшку расшибиться.
Мисато, поднимая ложку ко рту и не поглядев в его сторону, кивнула.
Они сидели в китайском ресторане в Гиндзе. Кудо попросил, чтобы Ясуко обязательно привела дочь, и та с трудом её уломала. Обещания, что она сможет поесть всяких вкусностей, не оказали на неё никакого эффекта. Она согласилась, только когда Ясуко заявила, что нужно вести себя естественно, иначе полиция что-то заподозрит.
Но теперь Ясуко уже раскаивалась, беспокоясь, что только испортила Кудо настроение. Во время еды тот всё время пытался разговорить Мисато, но она в ответ лишь мямлила что-то нечленораздельное.
Доев десерт, Мисато повернулась к матери:
— Я в туалет.
Как только она ушла, Ясуко сказала, прижимая руки к груди:
— Простите, господин Кудо.
— Простить? За что? — он изобразил удивление. Наверняка притворялся.
— Моя дочь такая необщительная. А в компании со взрослыми совсем теряется.