Жертва разума — страница 11 из 60

В одном углу лежал двуспальный матрас, весь в каких-то пятнах – на нем спали девочки. Глядя на часы, Энди определила, что Джон Мэйл ушел три часа назад. Когда дверь за ним с грохотом захлопнулась, все трое в страхе скорчились на матрасе, с широко раскрытыми глазами дожидаясь его возвращения.

Но он не вернулся. Измученные страхом девочки в конце концов уснули, свернувшись клубочком, точно котята в коробке. Грейс стонала во сне, временами всхлипывая; Женевьева же спала крепко, с открытым ртом, даже похрапывала время от времени.

Энди сидела на холодном полу, прислонившись спиной к шершавой стене, в сотый раз обдумывая ситуацию, в которой они оказались, и искала возможность – хоть какую-нибудь – из нее выбраться.

На потолке она разглядела простую лампочку на шестьдесят ватт и цепочку, служившую выключателем. Но пока у нее не хватило смелости за нее дернуть. Один из углов занимал биотуалет, от которого едва различимо пахло моющим средством. Он предназначался для маленьких катеров и походов и был сделан из пластика. Энди никак не удавалось придумать способ использовать его в качестве оружия или еще как-нибудь, кроме как по его прямому назначению. Рядом с дверью Мэйл поставил портативный холодильник, наполовину заполненный тающим льдом и банками с клубничным лимонадом. А около Энди, на низком пластмассовом столе, стояли монитор и игровая консоль, подключенные к удлинителю с четырьмя гнездами, который, в свою очередь, уходил к розетке, расположенной возле лампочки.

И всё.

Оружие? Может быть, одну из канистр можно использовать как дубинку? Или веревкой задушить Мэйла?

Нет. Ерунда. Он слишком большой и злобный.

Возможно, удастся каким-то образом подвести ток к двери? Взять шнур от компьютера, снять оплетку, соединить его с дверной ручкой… Но Энди ничего не знала про электричество… а если Мэйл получит слабый удар, он выключит питание, и что потом?..

Вот этого она никак не могла понять – чего он хочет и что собирается сделать? Не вызывало сомнений, что он все тщательно спланировал.

Помещение, в котором Мэйл держал их, когда-то было овощехранилищем в каком-то фермерском доме – глубокая яма, намного ниже линии замерзания земли, со стенами из гранита и бетона. Мэйл сломал часть внутренней перегородки и установил бетонный блок со стальной огнеупорной дверью. Новая проводка представляла собой провод, протянутый откуда-то снаружи.

Несмотря на то что стены были старыми, кроме той части, которую перестроил Мэйл, они оказались очень прочными: Энди потратила некоторое время, пиная их ногами, каждый камень, и проверяя пальцами все соединения. В конце концов у нее заболели руки, но слабые места ей найти не удалось.

Наверху, между балками размером два на десять[23], был дощатый потолок. Они могли до него дотянуться, встав на туалет, но когда по нему постучали, они услышали пугающе глухой звук. Энди боялась, что даже если им и удастся оторвать одну из досок, они обнаружат у себя над головами обычную землю.

Справиться со стальной дверью с простым засовом снаружи тоже не представлялось возможным. И никакого терпения не хватит, чтобы открыть замок при помощи шпильки, если бы она умела это делать, – а она не умела.

Энди снова задумалась, отчаянно пытаясь найти выход. Химикат в биотуалете? Если он достаточно сильный, возможно, удастся плеснуть его Мэйлу в глаза, а потом промчаться вверх по лестнице.

Он их убьет…


Энди закрыла глаза и мысленно воспроизвела их поездку из Городов.

Они болтались в задней части фургона, точно игральные кости в чашке, – в пустом фургоне, не больше стального ящика, в котором она не нашла ни ручек, ни вообще ничего. Мэйл, очевидно, установил стальную перегородку и убрал все ручки, когда готовился к похищению.

Когда они отъехали от школы, он некоторое время метался по улицам, поглядывая в зеркало заднего вида, затем фургон покатил по автостраде I-35, на юг – так решила Энди. Через несколько минут они свернули на незнакомое Энди двухполосное шоссе, мимо щитов, рекламирующих виски, и дальше, в пригороды, раскрашенные в пастельные тона, к югу от Городов. Девочки кричали и колотили ногами по стенам фургона, потом начали по очереди плакать.

Во рту у Энди все еще шла кровь, там, где зубы поранили губу. От запаха крови вперемешку с выхлопом ее тошнило; с трудом встав на колени, пока Мэйл мчался по улицам, она сумела отползти в угол, и там ее вырвало. От вони Женевьеву тоже начало тошнить, а Грейс принялась громко рыдать, содрогаясь всем телом. Энди все это видела, но не могла сосредоточиться на чем-то одном, потом наконец обняла девочек, прижала к себе и не стала мешать им плакать.

Мэйл не обращал на них ни малейшего внимания.

Через некоторое время все трое встали на колени около окон и принялись смотреть на проносящиеся мимо пригороды, потом по обеим сторонам дороги появились поля желтой кукурузы, бобов и люцерны, далеко за пределами Городов.

Мэйл включил радиоприемник, но без особой цели: «Аэросмит», «Тоуд зе уэт спрокет»[24], Гайдн, Джордж Стрейт[25], три, четыре, пять ток-шоу.

Послушайте, большинство преступников – слабые люди; значимыми их делает тот факт, что мы даем им в руки оружие. Заберите его, и они отправятся назад, в канавы, откуда они выбрались…

Пять минут они ехали по сельской дороге, подпрыгивая на длинных неровных кусках смолы в потрескавшемся асфальте; затем фургон покатил по гравию, оставляя за собой поднимавшиеся в воздух спирали пыли. Красные сараи и белые домики проносились мимо окон, потом возник и исчез запыленный черный почтовый ящик, забитый разноцветными ежедневными газетами.

Грейс с трудом поднялась на ноги, вцепилась в сетчатую перегородку, отделявшую их от Мэйла, и закричала:

– Выпусти меня отсюда, долбаный ублюдок, выпусти меня, выпусти…

Женевьева сильно испугалась, когда ее сестра начала кричать, и завизжала, издавая пронзительные звуки, похожие на вой сирены, а в следующее мгновение у нее закатились глаза. Она упала на спину. Энди решила, что у дочери сделался припадок, и поползла к ней, но глаза Женевьевы сфокусировались, и она снова завыла. Энди прижала руки к ушам, в то время как Грейс продолжала вопить:

– Выпусти меня отсюда…

Мэйл закрыл рукой ближайшее к ней ухо и, не оборачиваясь, закричал: «Заткнись, заткнись, заткнись!» – так, что его слюна забрызгала ветровое стекло.

Энди схватила дочь и заставила ее сесть, покачала головой, потом приблизила лицо к лицу Грейс и сказала:

– Не зли его.

Затем она прижала к себе Женевьеву и не отпускала, пока та не замолчала.

И тут наступил момент, мимолетный, когда Энди подумала, что события могут принять другой оборот; намек на новые возможности пронесся в ее затуманенном мозгу. Они свернули с дороги, усыпанной гравием, и покатили по земле.

Амброзии и гибискусы с черными глазками росли прямо посреди переулка и по обеим его сторонам; дальше, справа, они разглядели древние яблони с серой корой и растопыренными, точно пальцы пугала, ветвями.

В конце переулка стоял старый деревенский дом: умирающий, почти съеденный гнилью, обшитый досками, с облезающей краской и съехавшим набок крыльцом. За ним, на дальнем конце холма, из ямы торчал фундамент сарая. Он давно развалился, остался только нижний уровень с полусгнившим полом, накрытым голубой полиэтиленовой пленкой, завязанной в углах желтой полипропиленовой веревкой. Открытая дверь вела в темное нутро сарая, похожее на вход в пещеру. Вокруг него еще несколько покосившихся строений постепенно погружались в землю.

Когда они остановились, в сознании Энди пронеслась мысль, что их трое, а он один. Она могла бы попытаться его удержать и дать девочкам возможность убежать. Сразу за участком начиналось кукурузное поле. Грейс умная девочка и быстро соображает; оказавшись на поле, так густо заросшем, что оно напоминало лес, она сможет убежать…

Джон Мэйл остановил фургон, и они все перекатились к другой стенке, а Грейс встала на колени и выглянула в грязное окно. Мэйл повернулся на своем сиденье и сказал Энди:

– Если попытаешься сбежать, сначала я пристрелю твою младшую дочь, потом – вторую, а следом – тебя. – У него был неожиданно высокий голос, почти детский.

И надежда на спасение умерла.


Генетика сделала Джона Мэйла психопатом, а родители – социопатом.

Он был безумным убийцей и плевать хотел на то, как его называют.

Впервые Энди встретилась с ним во время стажировки в Университете Миннесоты. Она только начала работать психиатром, и ее интересовали необычные пациенты, сидевшие в тюрьмах округа Хэннепин. Она сразу заметила жесткий, быстрый ум Мэйла. Благодаря ему и своему крепкому телосложению он верховодил другими бандитами района. Ему некоторое время удавалось не попадать в руки полиции, но прошедший подготовку психиатр оказался ему не по зубам.

Энди разобрала его по косточкам.

Отец Мэйла не был женат на его матери, более того, он никогда с ними не жил; в последний раз о нем слышали, когда он служил в Военно-воздушных силах в Панаме. Джон ни разу в жизни его не видел.

Когда Мэйл был совсем еще ребенком, мать оставляла его на несколько часов, иногда на целый день и ночь, в детской кроватке, в голой комнате. Она вышла замуж, когда ему исполнилось три года; он еще не умел разговаривать. Отчиму не было дела до нее, и еще меньше его интересовал Джон, который постоянно его раздражал. Напившись, он порол мальчика кожаным ремнем; затем перешел на розги и, наконец, на палку от швабры и металлические прутья.

В детстве Мэйл получал невероятное удовольствие, когда мучил животных, сдирал шкуру с кошек и поджигал собак. Затем он стал нападать на других детей, мальчиков и девочек, став главным задирой среди сверстников. В четвертом классе преследования девочек начали носить сексуальный характер. Он стаскивал с них трусики и засовывал внутрь пальцы. Он еще не понимал, чего хочет, но уже был близок к этому.