Ладонь его скользнула по моей щеке, и вдруг он отдернул руку, потирая пальцами друг о друга, будто ощупывая что-то невидимое. Потряс головой.
– Я и это тело будем ждать вас в комнате пыток. – И тут же ответил на вопрос, который я не успела задать: – Я не причиню вреда этому телу, Анита, но мне оно нужно, чтобы здесь быть. Я покину этого хозяина, как только появится такой, которого ты предпочтешь, чтобы я занял.
Он повернулся, оглядел всю группу и остановил взгляд на Дамиане.
– Вот это я мог бы взять. Балтазару оно понравится.
Я покачала головой:
– Нет.
– Это тоже твой друг?
– Не друг, но все равно мой.
Странник наклонил голову, разглядывая меня.
– Он принадлежит тебе? Каким образом? Это твой любовник?
– Нет. – Я снова покачала головой.
– Брат? Кузен? Предок?
– Нет.
– Чем же он тогда... твой?
Я не знала, как это объяснить.
– Я не отдам тебе Дамиана, чтобы спасти Вилли. Ты сам сказал, что не причинишь ему вреда.
– А если бы причинил? Ты бы выменяла Дамиана на своего друга?
– Я не стану с тобой это обсуждать.
– Я лишь пытаюсь понять, насколько важен для тебя каждый из твоих друзей, Анита.
Я снова покачала головой. Мне не нравился оборот, который принимал этот разговор. Если я скажу что-нибудь не то. Странник может разрезать Вилли на куски. Я видела, что к этому вдет. Передо мной была западня, и любое мое слово вело меня в ее пасть.
– Ма petite очень ценит своих друзей, – вмешался Жан-Клод.
Странник поднял руку:
– Нет, она сама должна ответить на этот вопрос. Я хочу понять смысл ее верности, а не твоей. – Он смотрел на меня с расстояния в фут, неуютно близкого. – Насколько для тебя важны твои друзья, Анита? Отвечай.
Мне пришел в голову ответ, который мог не вести туда, куда хотел Странник.
– Настолько, что я ради них готова убивать.
У него расширились глаза, он даже рот открыл в веселом изумлении:
– Ты угрожаешь мне?
Я пожала плечами:
– Ты задал вопрос, я на него ответила.
Он закинул голову назад и захохотал:
– Знаешь, из тебя бы вышел мужчина что надо.
Я достаточно имела дело с разными мачо, чтобы понять искренность этого комплимента. Они не понимали скрытого в нем косвенного оскорбления. Ладно, раз не режут на куски никого из тех, кто мне дорог, оставим это без внимания.
– Спасибо.
Его лицо сразу же стало пустым, с него исчезло веселье, как неприятное воспоминание. Только глаза Вилли остались живыми, мерцая силой, от которой у меня мороз шел по коже, как от холодного ветра. Странник предложил мне руку, как раньше Жан-Клод.
Я обернулась на Жан-Клода, и он едва заметно кивнул. Я положила окровавленную руку на запястье Странника, и его пульс часто и сильно забился у меня под пальцами. В маленькой ранке будто забилось второе сердце в том же ритме. Сильнее полилась кровь из моего пореза, привлеченная его силой, потекла по руке до локтя, капая внутрь пальто и пропитывая темную ткань. На запястье Странника появились тонкие струйки крови. Моей крови.
У меня самой сердце забилось сильнее, усиливая страх, сильнее гоня кровь. Я понимала, что он может на месте заставить меня истечь кровью из маленькой ранки. Может вылить из меня всю кровь, всю силу, просто чтобы доказать, на что он способен.
Сердце стучало у меня в ушах. Я знала, что надо убрать руку, но не владела ей, будто моему мысленному приказу дойти до руки что-то мешало.
Жан-Клод протянул руку, но Странник произнес:
– Нет, Жан-Клод. Я признаю ее силой, с которой следует считаться, если она сама разорвет эту хватку.
Голос у меня был хриплый, запыхавшийся, будто после бега, но говорить я могла – не могла только шевельнуть рукой.
– Что я от этого получу?
Он рассмеялся, довольный собой:
– Чего ты хочешь?
Я стада думать, а тем временем пульс у меня в руке бился сильнее и сильнее. Кровь начала пропитывать рукав Странника – рукав Вилли. Я хотела, чтобы Вилли вернулся.
– Неприкосновенности для меня, моего народа и моих друзей.
Он закинул голову назад и зашелся в хохоте, и хохот этот прервался на полузвуке, будто плохо сделанный фильм.
– Разорви хватку, Анита, и я дам тебе то, чего ты просишь, но если ты не сможешь, что получу я?
Что это была ловушка – я знала, но понятия не имела, как из нее вылезти. Если кровь так и будет течь, я потеряю сознание и все будет кончено.
– Кровь, – ответила я.
Он улыбнулся:
– Я и сейчас ее имею.
– Я дам тебе пить из меня добровольно. Этого ты не имеешь.
– Соблазнительно, но недостаточно.
Перед глазами у меня плыли серые пятна. Лоб покрылся испариной, подступала смутная тошнота. Лишиться сознания от потери крови – процесс не быстрый, но Странник его ускорял. Я не могла придумать, что ему предложить; мне вообще трудно стало думать.
– Чего ты хочешь?
Жан-Клод тихо вздохнул, будто я сказала то, чего говорить не надо было.
– Правды.
Я медленно опустилась на колени, и только рука Странника, держащая за локоть, не дала мне упасть. Серые пятна застилали почти весь мир. Голова кружилась все сильнее с каждой минутой.
– Какой правды?
– Кто на самом деле убил Колебателя Земли? Скажи, и ты свободна.
Тяжело сглотнув слюну, я прошептала:
– Пошел ты!..
И сползла на землю, все еще держась за него, все еще истекая кровью. Он наклонился надо мной, но затуманенными глазами я видела только Вилли. Его угловатое лицо. Его вульгарные костюмы и еще худшие галстуки. Вилли, который любил Ханну так нежно, что у меня ком вставал в горле. Я протянула руку, коснулась этого лица, немеющими пальцами провела по черным блестящим волосам, взяла его за подбородок и шепнула:
– Вилли, иди ко мне.
Он задрожал, будто от удара током, и я прозрела. Тело все еще было онемевшее и не мое, но зрение прояснилось. Глядя в мерцающие глаза, я думала о Вилли. И в них, глубоко, сверкала мне искорка, рождался ответный крик.
– Вилли, иди ко мне.
Мой голос стал тверже.
– Что ты делаешь? – спросил Странник.
Я не ответила. Вилли был среди тех вампиров, которых я вызвала из гроба вместе с Дамианом. И может быть – всего лишь может быть, – он принадлежал мне не только как друг.
– Кровью вызываю я тебя, Вилли Мак-Кой. Встань и приди.
Третий пульс в моей руке стал медленнее. Теперь Странник пытался уйти, вырваться из хватки, созданной им самим, но это лезвие оказалось обоюдоострым. Оно режет в обе стороны, и я хотела прорезать глубже и сильнее.
– Приди, Вилли! Восстань на голос мой, на руку мою, на кровь мою. Восстань и отвечай. Приди, Вилли Мак-Кой!
Вилли стал заполнять эти глаза, как заполняет вода чашку. Я почувствовала, как Странника выбрасывает какая-то сила. Я его вытолкнула, вышвырнула и захлопнула у себя в голове дверь, о которой раньше не подозревала. И в теле Вилли тоже. Я заставила Странника убраться, и он полетел, визжа, в темноту.
Вилли таращился на меня, и это был он, но такого выражения в его глазах я не видела.
– Что ты прикажешь мне Мастер?
Я свалилась на пол и заплакала. «Я не твой Мастер», – хотела я ему сказать, но слова умерли в горле, поглощенные бархатной тьмой, застлавшей мне зрение и весь мир.
20
Я спала, положив голову на папины колени, и папа гладил мои волосы. Я завозилась, устраиваясь поудобнее, прижимаясь щекой к обнаженному бедру. Обнаженному бедру? Внезапно я проснулась, резко села, еще даже ничего не видя. Джейсон сидел у стены, это у него на коленях я проснулась. Он выдал мне сильно разбавленную версию своей обычной наглой улыбки, но глаза у него были усталые и холодные. Он не собирался сегодня меня подначивать. Да, если Джейсон перестает дразниться, значит, положение серьезно.
Жан-Клод и Падма спорили по-французски, стоя по обе стороны деревянного стола. На столе лицом вниз лежал мужчина, и серебряные ленты, привинченные к столу, удерживали его щиколотки, запястья и шею. Он был гол, но не только одежды на нем не было. Вся задняя часть тела была сплошной кровавой кашей. Нашелся владелец висящей на двери кожи. Красивое лицо Рафаэля обмякло. Он был без сознания. Дай Бог, он уже давно его потерял.
Рафаэль, Царь Крыс, был главой второй по величине и силе стаи оборотней города. Ничьей игрушкой он не был. Какого черта он оказался здесь в таком виде?
– Что здесь делает Рафаэль? – спросила я у Джейсона.
Он ответил безжизненным усталым голосом:
– Мастер Зверей хочет владеть крысолюдами. У Рафаэля не хватило сил не прийти на его зов, но хватило сил не привести с собой других крыс. Он принес в жертву только себя. – Джейсон снова откинулся головой к стене, закрыв глаза. – Они не смогли его сломать. И Сильвию тоже.
– Сильвию? – Я оглядела комнату. Двадцать футов на двадцать, не особо большая. Сильвия была прикована к противоположной стене. Она обвисла в цепях, всем весом на запястьях, без сознания. Почти вся она была закрыта столом, где лежал Рафаэль. Вроде бы ничего с ней плохого не сделали.
– Почему она здесь?
– Мастер Зверей призвал к себе и волков. Ричарда в городе не было, и потому пришла Сильвия. Она защитила нас, как Рафаэль защитил свой народ.
– А о чем спорят сейчас Жан-Клод и Зверский Мальчик?
– Странник дал нам свободу, но они не хотят включать в договор Рафаэля. Мастер Зверей говорит, что Царь Крыс – не наш народ и не наши друзья.
– Он мой друг.
Джейсон улыбнулся, не открывая глаз:
– Я знал, что ты так скажешь.
Я встала, оттолкнувшись от стены. Немного меня шатало, но не сильно. Французская речь вампиров звучала горячо и яростно. Я подошла к ним.
Жан-Клод обернулся.
– Ты очнулась, mа petite. – Он говорил с сильным акцентом. Так часто бывало с ним после долгого разговора по-французски.
Падма поднял руку:
– Нет, не влияй на ее мнение!
– Как скажешь, – поклонился Жан-Клод.
Я хотела потрогать Рафаэля. Видно было, как поднимается и опускается у него спина, но я не могла поверить, что он жив, пока не дотронусь. Руки мои повисли над ним в нерешительности – не было места, не ободранного и не причиняющего боль. Наконец я коснулась его волос и отняла руку. Не хотела я приводить его в сознание. Сейчас обморок был лучше любого другого состояния.