Падма схватил меня за руки ниже плеч и поднял в воздух:
– Я имею право тебя убить, если ты вмешаешься в дуэль.
Я его поцеловала легким касанием губ.
Он настолько ошалел, что застыл на секунду, потом ответил на поцелуй, сомкнув руки у меня за спиной, так и не поставив на пол. Подняв лицо, он сказал мне:
– Даже если ты дашь мне здесь и сейчас, его это уже не спасет.
Снова смех полился из моих губ, и я почувствовала, как глаза заполняются темнотой. Холодная и белая часть моей души, та, где не было ничего, кроме безмолвия и шороха помех, та часть души, которой я убивала, открылась во мне, и Райна ее заполнила. Я снова ощутила сердце Натэниела у себя в ладонях, вспомнила миг, когда поняла, что могу убить его, что хочу убить его и убить хочу больше, чем исцелить. Это ведь настолько легче.
Сцепив руки на шее Падмы, я поцеловала его в губы. Я ткнула в него силой, как мечом. Тело его закаменело, он разжал руки, но я держала. Сердце у него было скользким и тяжелым, оно билось в силе, как рыба в сети. Я разбила эту силу, и Падма рухнул на колени, завопив прямо в мой целующий рот. Хлынула теплая, соленая волна крови.
Чьи-то руки вцепились в меня, стараясь оторвать от Падмы. Я вцепилась в него, обхватив ногами за пояс, руками за шею.
– Назад, или я раздавлю ему сердце! Все назад.
Томас упал на колени рядом со мной, по его подбородку текла кровь.
– Ты убьешь и меня с Гидеоном.
Убивать их я не хотела. Сила поползла в сторону, похороненная сожалением.
– Нет, – вслух сказала я.
И стала питать силу гневом, возмущением. Мунин раздался и заполнил меня. Я слегка стиснула сердце Падмы – почти ласково.
Прижавшись лицом к его щеке, я шепнула:
– Почему ты не сопротивляешься. Мастер Зверей? Где же твоя огромная жгущая сила?
Только учащенное дыхание было мне ответом. Я сдавила чуть сильнее. Он ахнул.
– Можем умереть вместе, – сказал он голосом, влажным от собственной крови.
Я потерлась об него щекой, и кровь с его губ размазалась у меня по лицу. Я всегда знала, что ликантропов кровь заводит, но никогда не понимала насколько. И дело даже не в ощущении крови, а в ее запахе. Горячий, металлический, сладкий – а под всем этим легкий аромат страха. Очень он боялся. Я это ощущала, чуяла.
Чуть приподнявшись, я заглянула ему в лицо. Это была кровавая маска. Где-то в глубине души я ужаснулась. А другая часть моей души хотела вылизать эту маску, как кошка вылизывает блюдце сливок. Но я только сдавила сердце чуть сильнее и стала глядеть, как быстрее побежала изо рта кровь.
Сила Падмы перехлестнула через меня теплой волной.
– Я еще успею убить тебя перед смертью, лупа.
Я держала его и чувствовала, как нарастает сила, еще ослабленная, но на заявленную работу ее хватило бы.
– А ты до сих пор верующий индуист? – спросила я.
В глазах его мелькнуло замешательство.
– И сколько плохой кармы накопил ты за этот оборот колеса? – Я быстро слизнула кровь вокруг его рта, и мне пришлось прижаться к нему лбом и закрыть глаза, чтобы не сделать того, чего хотел мунин. Что сделала бы Райна на моем месте. – И каково же будет достаточное наказание за злые твои дела в следующем воплощении, Падма? Сколько жизней понадобится, чтобы уравновесить на весах эту одну?
Я отодвинулась заглянуть ему в лицо. На этот раз я собой владела достаточно, чтобы его не вылизывать. Гладя в его глаза, я поняла, что права. Он боялся смерти и того, что будет после нее.
– Что ты готов сделать, чтобы спасти себя, Падма? Кого ты готов отдать?
Последние слова я шепнула.
– Что угодно, – шепнул он в ответ.
– Кого угодно? – переспросила я.
Он смотрел, не отвечая.
Жан-Клод попытался сесть, полулежа на руках у Ричарда.
– Между нами дуэль, и один из нас должен погибнуть. Настаивать на окончании дуэли разрешается правилами.
– Ты так рвешься умереть? – спросил Странник. – Смерть одного – это смерть всех.
Он стоял над нами и чуть в стороне, будто дистанцировался от нас – слишком кровавых, слишком примитивных, слишком смертных.
– На этот вопрос пусть отвечает Падма, не я, – сказал Жан-Клод.
– Какова твоя цена? – спросил Падма.
– Никаких наказаний за смерть Оливера. Он убит на дуэли, и делу конец.
Жан-Клод снова закашлялся кровью.
– Согласен, – сказал Падма.
– Согласен, – повторил Странник.
– Я вообще не собиралась их убивать за смерть Колебателя Земли, – сказала Иветта. – Согласна.
Жан-Клод протянул мне руку:
– Иди ко мне, mа petite. Нам больше ничего не грозит.
Я покачала головой и поцеловала Падму в лоб – нежно, целомудренно.
– Я обещала Сильвии, что все, кто ее насиловал, умрут.
Тело Падмы дернулось – наконец хоть какая-то реакция.
– Женщину ты получишь, но не моего сына.
– Ты с этим согласен, Странник? Ты, которого Лив теперь зовет Мастером? Ты так легко ее отдаешь?
– Ты убьешь его, если я откажусь?
– Я дала слово Сильвии, – сказала я. И я знала, что это для них что-то значит.
– Тогда Лив твоя, и делай с ней то, что сочтешь нужным.
– Мастер! – крикнула она.
– Молчи, – ответил Странник.
– Понимаешь, Лив, они всего лишь монстры. – Я глядела в окровавленное лицо Падмы и видела – страх заполняет его глаза, как вода заполняет стакан. Я смотрела, как он глядит мне в лицо и видит пустоту. Нет. Я впервые хотела убить – не ради мести, безопасности, не ради данного слова, а просто потому, что могла убить. Потому что где-то в темной глубине было невероятное удовольствие раздавить его сердце и пролить его темную кровь. Рада была бы я списать это желание на мунин Райны, но не знала точно. Может, у меня всегда это было, а может, это кто-то из мальчиков. Я не знала, да это и не важно. Я хотела, чтобы Падма это видел, и страх заполнял его лицо, проливался из глаз, потому что он понял.
– Мне нужен Фернандо, – тихо сказала я.
– Он мой сын!
– Кто-то должен ответить за его преступления, Падма. Я бы предпочла его самого, но если ты не отдашь мне его, я возьму тебя.
– Нет! – произнесла Иветта. – Мы были более чем щедры. Мы позволили вам убить члена совета и уйти от наказания. Мы отдали вам вашего предателя, нашу новую игрушку. Мы вам больше ничего не должны.
Смотрела я на Падму, но обращалась к Страннику.
– Если бы вы только оскорбили вампиров города, то дело было бы кончено, и вы ничего бы нам не остались должны. Но мы – ликои, а не вампиры. Вы призвали к себе нашу Гери, и она пришла. Вы попытались сломать ее, и когда она не поддалась, вы ее стали мучить. И мучили, хотя знали, что это не даст вам ликои. Вы обесчестили ее только по той причине, что могли это сделать. Обесчестили, потому что не ожидали наказания. Мастер Зверей счел нашу стаю недостойной внимания. Пешками в большой игре.
Я отпустила его сердце, потому что иначе мунин убил бы его. Но я ткнула его силой вглубь, так быстро и сильно, что он вскрикнул. Эхом откликнулись Томас и Гидеон. Падма упал на спину, я оказалась на нем верхом. Я приподнялась, опираясь ладонями на его грудь, сжимая его бока ногами.
– Мы – Тронос Рокке, народ Скалы Трона, и мы не пешки ни для кого.
Фернандо упал на колени возле круга:
– Отец!
– Его жизнь или твоя, Падма. Его жизнь или твоя.
Он закрыл глаза и прошептал:
– Его.
– Отец, не отдавай меня ей! Не отдавай им!
– Твое слово чести, что он наш, дабы наказать его, как мы сочтем подобающим, в том числе и смертью.
– Мое слово.
Дамиан, Джейсон и Рафаэль как-то вдруг окружили Фернандо. Он протянул руку к отцу:
– Я же твой сын!
Падма не смотрел. Даже когда я сползла с него, он остался лежать на боку, спиной к Фернандо.
Тыльной стороной ладони я отерла кровь с подбородка. Мунин уходил, истекал из меня. Вкус крови был у меня внутри. Я свалилась набок, и меня вырвало. При обратном проходе вкус крови не улучшается.
Жан-Клод протянул мне руку, и я подошла к нему. От прикосновения его холодной руки мне стало легче. Не намного, но полегчало. Рука Ричарда ласково тронула мое лицо. Я дала втянуть себя в круг их рук. Кажется, от моего прикосновения у Жан-Клода прибавилось сил. Он сел чуть прямее.
Оглянувшись, я увидела, что Гидеон и Томас заняты примерно тем же с Падмой. Кровь текла у них у всех, но лишь в глазах Падмы еще горел страх. Я подтолкнула его к краю пропасти. Нас обоих. Меня воспитывали в католичестве, и не знаю, могут ли все в мире «Аве Мария» искупить то, что случилось со мной за последнее время.
52
Фернандо попытался вырваться, но его скрутили, связали серебряной цепью и заткнули рот – чтобы перестая умолять. Он никак не мог поверить, что отец его предал.
Лив не стала отбиваться, приняв свою судьбу практически безропотно. Кажется, ее больше всего удивило то, что я не убила их обоих на месте. Но у меня были другие планы. Они оскорбили стаю, пусть стая их судит. Этакое будет общественное мероприятие. Может, мы пригласим еще крысолюдов и устроим межвидовое веселье.
Когда их увели, зал наполнился такой тишиной, что ушам стало больно. Нарушила молчание Иветта. Она мило улыбалась, освеженная кровью Джейсона и нашей совместной силой.
– Жан-Клод все еще должен ответить за свои изменнические действия, – сказала она.
– О чем ты бормочешь? – невежливо спросил Странник.
– Мой Мастер, Морт д'Амур, обвинил его в попытке организовать новый совет в этой стране. Совет, который присвоит нашу власть и сделает из нас потешных кукол.
Странник отмахнулся:
– Жан-Клод много в чем виновен, но этой вины на нем нет.
Иветта очаровательно улыбнулась, и этой улыбки было достаточно.
– А что ты скажешь, Падма? Если он предатель, мы его казним, и это послужит уроком всем, кто осмелится посягнуть на власть совета.
Падма все еще лежал на полу, придерживаемый двумя своими служителями, и чувствовал себя не слишком хорошо. Он посмотрел на нашу маленькую группу – мы тоже лежали на полу. Нам шестерым сегодня не танцевать. Выражение лица Падмы было красноречивее любых слов. Я его унизила, испугала до потери лица и заставила отдать своего единственного сына на верную смерть. Он изобразил улыбку – далеко не очаровательную.