Затем, в самом конце стеллажа «ВРЕМЯ», я обнаружил потрепанный номер журнала «Нэшнл Джиогрэфик» за июнь 1970 года, обернутый в полиэтилен, с желтой наклейкой, подписанной «ВРЕМЯ И ДРЕВНИЕ ШУМЕРЫ, стр. 85». Я полистал его, пока не нашел статью профессора Генри Колдстоуна II «Магия зиккуратов Древней Шумерии». Речь в ней шла про зиккураты Вавилона – многотеррасные башни, построенные вокруг города Ур на реке Евфрат.
Но не эта тема привлекла мое внимание, а зернистая черно-белая фотография с подписью «Шумерский храм, разрушенный турецкими захватчиками в августе 1915 года, потому что местный бей счел его форму кощунственной».
Из-за плохого качества фотографии храм был едва различим. Но было что-то очень знакомое в его горбатом пирамидальном силуэте – в том, как его углы обманывали глаз, в его мрачных, противоестественных перспективах.
В тот момент я готов был поспорить, что смотрю на снимок крыши Фортифут-хауса.
Я пробежал глазами остаток статьи. Библиотека, очевидно, закрывалась, и какая-то малопривлекательная пышнотелая дама в очках и сером костюме смотрела на меня из-за своего стола так, словно я собирался украсть книгу.
Профессор Колдстоун выдвинул гипотезу, что некоторые из важных зиккуратов, построенных в древнем Ираке, могли изменять свою физическую форму, хотя и были сложены из каменных блоков. И что вавилоняне использовали их для путешествий между мирами.
Вавилоняне верили в существование огромного числа древних цивилизаций, доступ к которым открывался посредством определенных астрогеометрических конструкций, основанных на моделях главных созвездий. Наши математики, даже с помощью компьютеров, способных выстроить точные траектории перемещения по Вселенной, до сих пор не смогли воспроизвести эти конструкции, так как в них фигурируют факторы абсурдные и даже невозможные с точки зрения современной математики. Профессор Колдстоун заявлял, что «шумерская цивилизация полностью базировалась на знаниях, которые пришли из другого, более древнего мира, лежащего за пределами зиккуратов». Их клинопись не имела сходства ни с одним другим письмом на планете, хотя викторианские переводчики утверждали, что это всего лишь система упрощенных перевернутых пиктограмм. Шумерские боги и легенды ни религиозно, ни антропологически не были связаны с другими человеческими религиями или мифами. Еще за три с половиной тысячи лет до рождения Христова они, проявляя поразительную осведомленность, поведали о «месте, где дни не поддаются счету», – месте, которое их жрецы и писцы могли посещать достаточно легко, хотя порой и с риском для себя. Некоторых жрецов увиденное по ту сторону зиккуратов сводило с ума. Существовал особый клинописный знак для «Того, кто видел, что ждет по ту сторону». Не «лежит» по ту сторону. Не «живет» по ту сторону. А именно «ждет» по ту сторону. Хотя, чего именно ждет, профессор Колдстоун не сообщал.
О храме, разрушенном турками, было известно совсем немного, кроме слов того самого бея. «Это был центр раздора и беспокойства. По ночам мы видели огни и слышали голоса, кричащие на непонятном нам языке. Поскольку дальнейшее существование храма ставило под угрозу наш контроль над этой территорией, я приказал разрушить его с помощью динамита».
Я попросил женщину в сером костюме сделать мне фотокопию этой статьи.
– Как интересно, – сказала она, когда копир осветил тесную нишу, в которой пристроился рядом с раковиной, чайником и полудюжиной кофейных кружек. – Зиккураты.
– Вообще, довольно скучная тема, – произнес я, безуспешно пытаясь выдавить улыбку. Пылинки висели в полуденном свете. В углу библиотеки сидел, скрестив ноги, Дэнни и читал детскую версию «Дракулы».
– Почему вампиры пьют человеческую кровь? – спросил он, когда мы спускались по лестнице к выходу.
– Они не любят рыбные палочки – вот почему.
– Нет, серьезно, почему они пьют человеческую кровь?
– Это всего лишь сказка. Написанная для того, чтобы пугать.
– Что будет, если они выпьют кровь у человека, больного СПИДом?
Я остановился на углу улицы перед пронесшимся мимо автобусом и посмотрел на Дэнни.
– Сколько тебе лет?
– Семь.
– Давай не будем говорить об этом. Тебе не нужно думать о СПИДе. Пока, во всяком случае.
– А что, если меня укусит вампир, заразившийся от кого-то СПИДом?
– А что, если от твоих вопросов у меня сейчас взорвется голова?
Мы дошли до церкви Святого Михаила, невзрачного викторианского здания со стенами из песчаника. На прилегающем погосте высились кипарисы. Очевидно, когда-то церковь занимала более обширную территорию. Но значительная часть погоста была отдана под расширение главной дороги. И теперь два-три десятка надгробий ютились у дальней стены кладбища, во влажной тени высоких деревьев.
В церкви наши шаги отдавались гулким эхом, там было на удивление прохладно. Пожилая женщина расставляла цветы, а викарий, взобравшись на деревянную лестницу, менял номера гимнов. Я подошел к подножию лестницы и сказал:
– Доброе утро!
Он сдвинул очки на нос и посмотрел на меня. Не старый – лет сорок пять-пятьдесят на вид, но уже лысеющий и рябой, он отличался суетливой манерой поведения и преувеличенной жестикуляцией, свойственной человеку пенсионного возраста. На нем был зеленый твидовый пиджак и зеленые вельветовые брюки.
– Секундочку, – сказал он, вставляя на место последнюю нумерованную карточку: «Гимн 345, „Бог мой, на Которого я уповаю“».
Викарий спустился с лестницы.
– Вы пришли насчет канализации? – спросил он меня.
– Нет, на самом деле, не за этим. Я хотел бы взглянуть на приходские записи.
– Приходские записи? Это будет непросто. Кроме тех, что сделаны за этот и за прошлый год, все остальные находятся у меня дома. Все зависит от того, какой год вам нужен.
– Не знаю точно. Примерно 1875-й.
– Могу я спросить, что именно вы ищете, мистер…
– Уильямс, Дэвид Уильямс. Да… Я ищу запись о бракосочетании.
– Понятно. Кого-то из ваших предков?
– Не совсем. Но из людей, мне знакомых.
– Они из местных, верно? – спросил викарий. Он повернулся к женщине, расставлявшей цветы, и крикнул: – Не загораживайте мне гладиолусами всю кафедру, я хочу видеть свою паству!
– Да, из местных, – ответил я. – Они жили в Бончерче.
– А вы уверены, что они сочетались браком именно здесь? Они могли пожениться в Шанклине, например.
– Да, возможно, но я решил начать поиски отсюда.
Викарий посмотрел на свои часы.
– Я сейчас иду домой. Можете пойти со мной, если хотите.
Мы вышли из церкви, пересекли дорогу и направились по узкой улочке к большому дому в поздневикторианском стиле, окруженному лавровой изгородью и сломанным деревянным забором. Выложенная булыжником подъездная дорожка поросла сорняками, а коричневая краска на дверях и оконных рамах вздулась пузырями.
– Простите, здание немного обветшало, – сказал викарий, открывая входную дверь. – Денег на такую роскошь, как покраска, не хватает.
Он провел нас в коридор с плиточным полом и деревянными стенными панелями. В доме сильно пахло мясом и капустой.
– Школьные обеды, – сморщив нос, сказал Дэнни.
Я шикнул на него, но викарий рассмеялся.
– Совершенно верно, – подтвердил он. – Раньше мне всегда нравились школьные обеды.
В дверях кухни появилась женщина в платье с цветочным рисунком, с аквариумом в руках. Ее лицо было бесстрастным, как маска.
– Миссис Пикеринг, – пояснил викарий. Женщина едва заметно улыбнулась.
– Если хотите, можете воспользоваться библиотекой, – викарий двинулся дальше по коридору. – Записи все там. Боюсь только, не по порядку. Вы сказали, 1875 год, верно?
– Примерно 1875-й. Я не совсем уверен.
– Вам известны фамилии сочетавшихся?
– Да… Биллингс, это фамилия жениха. А Мэйсон – фамилия невесты.
Викарий остановился, уперев руку в дверь библиотеки.
– Биллингс, говорите, и Мэйсон? Из Бончерча?
– Верно, из Фортифут-хауса.
– О… – насторожился он. – Это меняет дело. Вы ведь не собираетесь писать об этом, надеюсь?
– Нет, нет. Я декоратор, а не писатель. Сейчас я живу в Фортифут-хаусе. Навожу там марафет, чтобы владельцы могли его продать.
– Что, простите? Марафет?
– Ну, знаете, крашу рамы, чиню водосток и так далее.
– А, – кивнул викарий. – Пожалуйста, простите. Я вас неправильно понял. Дело в том, что время от времени мне приходится отвечать на разные малоприятные вопросы о Фортифут-хаусе… Знаете, всяким репортерам из желтой прессы или людям, пишущим книги о черной магии, оккультных тайнах и тому подобном. Всегда стараюсь отговорить их.
– Не знал, что Фортифут-хаус настолько знаменит, – сказал я.
– Наверное, тут больше подошло бы определение «печально известен», – отозвался викарий. Он открыл дверь в библиотеку и пригласил нас внутрь.
В душном и жарком помещении царил страшный беспорядок. Все стеллажи были забиты книгами в кожаных переплетах, фотоальбомами и пожелтевшими приходскими газетами. На потертом ковре громоздились огромные груды книг и журналов. На подоконнике, свернувшись калачиком, спал черепаховый кот. Рот у него был приоткрыт в коматозном оскале. Рядом стояла пустая бутылка из-под шампанского и африканская статуэтка, вырезанная из черного дерева.
– Говорите, вы живете там? – спросил викарий.
– Да. Мистер и миссис Таррант хотят, чтобы я закончил ремонт как можно быстрее.
– Ах да. Понимаю. Этот дом, кажется, приносит своим владельцам одни неприятности.
– А вы не знаете, почему?
Викарий снял очки и потер брови тыльной стороной ладони.
– Я немного изучал прошлое этого дома, поскольку всегда интересовался местной историей и суевериями. Но о нем ходило множество противоречивых слухов, и большинство из них совершенно дикие… Сложно понять, чему верить, а чему нет.
– А вы слышали о молодом мистере Биллингсе и о женщине, на которой он женился? Она носила фамилию Мэйсон. А еще о Буром Дженкине?