Ростом Бурый Дженкин был не выше четырех футов, возможно на пару дюймов меньше. Узкая и заостренная к носу, как у грызуна, голова больше напоминала причудливо удлиненный человеческий череп, изображенный на картине Гольбейна «Послы», чем крысиный. Глаза у него были белыми, как грибы, – даже зрачки. Причудливой формы костистый нос скорее походил на человеческий, между широкими ноздрями виднелась растянутая блестящая слизистая мембрана. Рот был закрыт, но я заметил, что губы у него серовато-черного цвета, а из-под верхней губы выглядывали кончики двух острых зубов.
Обмотанную грязными бинтами шею закрывал такой же грязный, некогда белый воротник. Бесформенное туловище было облачено в длинное пальто или куртку из потертого коричневого бархата. Грудь испачкана бесчисленными пятнами от пролитой еды. Из сверхдлинных рукавов выглядывали две похожие на человеческие руки с длинными пальцами. Только черные ногти загибались, как крысиные когти. Под подолом пальто, стелившимся по ковру, виднелись две длинные тощие ноги, обмотанные, как и шея, грязными бинтами.
Схватив девочку когтями за передник, Бурый Дженкин приподнял ее в вытянутой руке, так что ее ноги висели в воздухе. Девочка словно окаменела от ужаса. Ее кулачки были крепко сжаты, плечи поникли, лицо побледнело. Изначально аккуратно заплетенные, медно-коричневые волосы растрепались, одна из косичек наполовину закрыла девочке лицо, придавая ей безумный и отчаянный вид.
На долю секунды мы все замерли, как при фотовспышке, удивленно уставившись друг на друга. Кезия Мэйсон с шипением отступила назад. Молодой мистер Биллингс закричал:
– Кезия! Кто это? Что за игру ты затеяла со мной? – Он бросился через всю комнату и схватил черную трость с серебряным наконечником, прислоненную к стулу. Но в этот момент Деннис Пикеринг поднял вверх руки и воскликнул:
– Именем Господа!
– Священник! – зашипела Кезия Мэйсон, словно учуяв его духовный сан.
– Именем Господа, отпустите эту девочку! – проревел Пикеринг.
Он шагнул вперед, держа руки поднятыми, словно выжигая всю серу вокруг. Молодой мистер Биллингс в недоумении опустил трость, и даже Кезия Мэйсон, казалось, была захвачена врасплох.
– Тот, кто коснется хотя бы одного волоска на голове ребенка, будет держать ответ передо мной, молвил Господь! – прокричал Деннис. Вены у него на шее вздулись, изо рта вылетала слюна.
Я уже почти убедил себя, что мы одолеем их одним авторитетом, когда Кезия Мэйсон шагнула вперед, подобрав прозрачные юбки платья, бросила на Денниса Пикеринга наглый, язвительный взгляд и присела в реверансе.
– Держать ответ перед Господом, да, дружок? – с вызовом воскликнула она. – На твоем месте я бы вспомнила, что мой Старый Друг Царапало не любит отдыхать в Пекхэме. На твоем месте я вернулась бы в лавку Святого Духа!
Несмотря на ее поздневикторианский жаргон, не нужно было быть специалистом по языку, чтобы понять ее. Она предупреждала: дьявол не любит, когда его лишают обеда.
– Я приказываю тебе! – воскликнул Пикеринг дрожащим голосом. – Во имя Отца, Сына и Святого Духа!
Я попытался обогнуть его сзади и выхватить девочку из лап Бурого Дженкина. Но тот уже потащил ее за спинку дивана, ее каблуки при этом отскакивали от пола. Это была какая-то кошмарная игра в стулья с музыкой[36]. Девочка уже не кричала, но была все еще скована страхом и иногда издавала всхлипы и писки. Казалось, она совершенно не осознавала, что мы с викарием пытаемся спасти ее, и словно не замечала нас.
Молодой мистер Биллингс поднял свою трость, будто собирался ударить Денниса Пикеринга по голове, но Кезия воскликнула:
– Нет! – и, вытянув вперед правую руку, оттащила его назад. Потом крепко зажала себе глаза левой рукой и принялась распевать пронзительным голосом: – Ты увидишь то, что я увижу! Все, что узрею я, узреешь и ты! Мои виденья станут твоими видениями! И да прольется кровь!
С пронзительным криком, от которого волосы встали дыбом, она указала правым указательным пальцем на Пикеринга:
– Садапан, Куинкан, Дапанак, Кан! Панакуан, Накуакан, Куаканак, Кан!
Деннис тоже закричал, но это не был крик победителя. На мгновение он весь напрягся, явно озадаченный. Его глаза расширились. А затем внезапно выскочили из глазниц и пролетели, брызгая кровью, через всю комнату. Один глаз упал в золу камина. Другой медленно сполз по ножке кресла, как улитка, оставляя за собой тонкий кровавый след.
Меня охватила такая паника, что я вообще не понимал, что делать. Но тут Бурый Дженкин издал высокое хриплое хихиканье и пропел:
– Eyes, Pies! Yeux, peur! Augen, Angst![37]
Черт, Дэвид, мы серьезно влипли, – успел подумать я. И протянул руку, чтобы схватить Денниса Пикеринга и вытащить его за дверь. Но Кезия Мэйсон разжала пальцы, которыми прикрывала глаза, и зашипела на меня:
– Нет, дружок, не надо его трогать. Не сейчас.
Я сделал еще один осторожный шаг к преподобному, который так и стоял с поднятыми руками. Но теперь он был нем. Слеп, нем и шокирован столь внезапно одолевшей его силой. Он все знал про ад. Рассказывал про ад и его историю. Рассуждал, существует ли он на самом деле. А теперь ад сам явился к нему и вырвал ему глаза.
На этот раз Кезия Мэйсон растянула губы, оскалив зубы, и скрипучим голосом предупредила:
– Еще один шаг, мистер Доброхот, и мы вырвем тебе гляделки тоже.
Я попятился назад, сглотнув пересохшим от страха ртом. Когда я попытался броситься к двери, Кезия Мэйсон завизжала:
– Даже не думай! Закройся, дуб! – и резко взмахнула в воздухе рукой.
Дверь с оглушительным стуком захлопнулась передо мной. Я схватился за ручку и попытался повернуть ее, но Кезия Мэйсон закричала:
– Вздумал красть мои вилки?
И бронзовая ручка превратилась в бронзовую руку, которая принялась злобно выкручивать мне пальцы, так что пришлось с силой выдергивать их.
Я повернулся к Кезии, задыхаясь и массируя себе руку.
– Я знаю, кто вы, – предупредил я.
– Что ж, я польщена, дружок, – сказала она, кивая головой и улыбаясь плотоядной улыбкой.
Боковым зрением я заметил, что глазное яблоко Пикеринга, наконец, сползло на ковер, но не смог заставить себя взглянуть на него.
– Никто из вас не сможет выбраться отсюда, – произнес я высоким, не очень уверенным голосом. – Наверху нас ждут люди, и если мы не вернемся через пару минут…
– Не стоит угрожать нам, мой друг, – сказал молодой мистер Биллингс. Я впервые услышал его голос так близко. Он произнес эти слова печально и устало, как будто тоже когда-то боролся и угрожал, но давным-давно сдался.
– Моих коллег никто не в силах остановить или арестовать. Как только вы примете этот факт, вы поймете, что так с ними гораздо проще ладить.
– Хорошо сказано, – произнесла Кезия Мэйсон, кокетливо подмигивая мне.
Девочка снова захныкала, то и дело вскрикивая.
– Что вы собираетесь с ней делать? – спросил я.
– Думаете, вас это как-то касается? – парировал Биллингс.
– Я живу здесь. Я должен приглядывать за этим домом.
– Но это… это дитя… оно не имеет к вам никакого отношения.
Деннис Пикеринг внезапно застонал:
– Боже, помоги мне!.. О, боже! Боже, помоги мне!
И упал на колени. Кезия посмотрел на него без всякого интереса и снова обернулась ко мне:
– Здесь только одни отбросы, разве ты не знал, дружок? Твоя башка не должна об этом болеть.
– Что вы собираетесь с ней делать? – повторил я, заметив, как дрожит мой голос.
– Она идет на пикник, – ответила Мэйсон. – Вот и все. Не о чем так беспокоиться. Пикник, это правда.
– Мистер Биллингс? – спросил я.
Биллингс опустил взгляд, избегая смотреть мне в глаза.
– Да, совершенно верно. Она идет… на пикник. – Он произнес слово «пикник» так, словно рот у него был набит мокрым песком. Он не пытался скрыть неловкость из-за того, что приходится принимать участие в этом фарсе.
Я разгневанно указал на Бурого Дженкина.
– С этим? Она идет на пикник с этим?
Внезапно Бурый Дженкин затряс своим заостренным носом и издал ужасный пронзительный визг. Он вцепился когтями в спинку дивана, разорвав ткань, так что из нее вылетела хлопковая набивка. Я уже подумал, что он собирается бросить девочку и кинуться на меня.
– С этим? – в ярости восклицал он. – Was denkst Du, Dummkopf? Bastard-bastard parle comme ca![38]
Я испуганно отпрянул. Биллингс тоже отступил назад, не опуская трость. Но визг Бурого Дженкина, казалось, вырвал девочку из оцепенения. Ее глаза расширились и уставились на меня с внезапным осознанием.
Она закричала и протянула ко мне руки. Бурый Дженкин, вне себя от гнева, грубо встряхнул ее и заверещал:
– Silenzio! Double whore! Tais-toi![39]Иначе кишки тебе вырву!
Не могу сказать, что думал в тот момент о подвиге. Я даже не задавал себе вопрос: «Какого черта?». Я просто оттолкнул плечом Кезию Мэйсон, вскочил на сиденье дивана и ударил Бурого Дженкина ногой в область ключицы.
Тот выронил девочку и заверещал еще ужаснее. Его белые глаза, не мигая, уставились на меня, ноздри еще больше расширились, губы оттянулись назад. Я спрыгнул с дивана и обошел вокруг него, тяжело дыша. Я понятия не имел, что делать дальше, а вот Бурый Дженкин имел довольно четкое представление, что он хочет сделать со мной. Он обнажил свои зазубренные, бесцветные зубы, явно достаточно острые, чтобы прокусить кожу и кость. Я метался из стороны в сторону, стараясь держаться за разделявшим нас диваном, но это было непросто. Бурый Дженкин каким-то образом так быстро перемещался от одного конца дивана к другому, что у меня возникло ощущение, будто я галлюцинирую, страдаю от расстройства биоритма.