Ронта слушала, лукаво улыбаясь, склонив набок голову. В эту минуту ребёнок готов был стать женщиной, и поздний синий цветок осени готов был, наконец, развернуть свои лепестки и обнажить середину.
– Ронту возьму, – громко выкрикивал Яррий. – Не дам никому! Ронта моя!.. – Выходи, – крикнул он изо всей мочи, и в ближнем лесу отдалось эхо, как будто духи, услужливые и коварные, спешили передать его вызов дальше и привлечь соперника.
И, словно в ответ на этот вызов, из лесу выскочил человек и побежал по тропинке, направляясь к ним. Он был странный и страшный. У него была смуглая кожа, чёрная грива и косматая грудь, почти такая же, как у Гррамов. На нём не было ни пояса, ни дорожного мешка, и в руках у него не было никакого оружия. Но ногти на его пальцах были длинные, твёрдые, как будто кремнёвые.
Не доходя до брачной площадки, он остановился и горящими глазами посмотрел сперва на Ронту, потом на Яррия. Яррий узнал «Полевого Бродягу». В племени Анаков, а также у Селонов и у Тосков бывали такие неуживчивые люди, которые, достигнув зрелых лет, бросали товарищей и уходили в поле, чтобы жить в одиночестве. Они скоро дичали, теряли копьё и палицу и жили, охотясь на кроликов и ланей руками и зубами, как медведи. Анаки называли их Бродягами и относились к ним без гнева. Они иногда попадались анакским охотникам в лесах, но никого не трогали. И Анаки их не трогали. Было поверье, что если кто ранит Бродягу, тот до окончания года получит такую же рану от мстящего духа. Ибо духи, как и люди, имели таких же Бродяг, и эти заступались за своих людских товарищей. Таких же свирепых самцов-бродяг имели все крупные звери – кабаны и олени, волки и мамонты.
Из Анакского племени последний Бродяга ушёл много лет тому назад, когда Яррий был ещё ребёнком. Яррий не помнил его лица и не мог бы сказать, он это или не он. Они отдалились на много дней пути от Анакских охотничьих полей, но Бродяги блуждали повсюду, не считаясь с границами племён. Этот Бродяга был не молод, но очень крепок. В его волосах не было мёртвых шерстинок зимнего цвета. Кожа на его плечах и руках была смуглая и твёрдая, как рог.
Бродяга отвернулся от Яррия и снова посмотрел на Ронту.
– Ж-жа, – вырвалось из его груди с резким вздохом, как будто из полного меха с Хумом, как только его откроют. Все члены его тела пришли в возбуждение. Не теряя времени, он обежал брачное огниво с наружной стороны и бросился на Ронту.
– Ай, – крикнула Ронта в ужасе и отскочила в сторону. Яррий с копьём в руках бросился на защиту и заслонил дорогу пришельцу. Ронта отбежала ещё и встала у дерева, готовая каждую минуту сорваться прочь и мчаться, как испуганная лань.
Брачный обряд неожиданно дополнился. Здесь были два соперника, которые должны были вести борьбу за обладание женщиной.
Бродяга тоже понял это. Он остановился перед Яррием в двух шагах от наконечника его копья, посмотрел ему в лицо, потом заскрежетал зубами и ударил себя кулаком в грудь.
Тогда Яррий вспомнил, что брачные бои Анаков ведутся без копий и палиц. Недолго думая, он отбросил в сторону оружие и встал в такую же позу, как дикий Бродяга. И также заскрежетал зубами и ударил себя кулаком в грудь. Руки у него были безволосые, но такие же крепкие, как у нападавшего. Зубы и челюсти были слабее, чем у звероподобного Бродяги. В его голове, как молния, сверкнула мысль: надо бороться так же, как Илл Бородатый боролся с медведем. Ибо за два года перед тем Илл Красный Бык покрыл себе спину куском конской шкуры и вышел на поиски медведя с ножом в руках. Он охватил медведя своими могучими руками и подпёр ему подбородок своей квадратной головой. Потом нащупал нужное место, ткнул медведя ножом под левую лопатку и угодил прямо в сердце.
Притопывая и приплясывая, боком, решительно и вместе с тем осторожно, они стали сближаться. Соперники походили на турухтанов, когда те собираются в пляске брачного боя вонзить друг другу в тело свои острые шпоры. И вдруг они бросились друг на друга и схватились и сплелись вместе. Яррий нагнул голову вперёд, зарыл её под густую бороду Бродяги и крепко подпёр его толстую челюсть. Потом обхватил его спину руками и сжал, что было мочи. Бродяга пошатнулся от напора. Руки его легли на спину Яррия, но она не была покрыта крепкой кожей коня. И десять когтей впились в его незащищённое тело и разодрали его влево и вправо, как когти тигра разрывают спину оленя.
Он крикнул от боли не своим голосом. Ронта ответила жалобным криком. Сила его как будто удесятерилась от этого крика. Он просунул правую ногу между узловатых ног Бродяги, рванул его в сторону и ударил его о землю, и сам тоже упал, увлекаемый собственным натиском.
Падая, Бродяга ударился с размаха спиной и головой о крепкий обрубок древесного пня, короткий и рогатый, который остался от брачного огнива и валялся тут же. Руки Бродяги разжались, и глаза закатились. Он захрипел и стал бить ногами о землю, как заколотый олень. Потом изо рта его хлынула струя крови и залила Яррию грудь и лицо.
Через минуту Яррий поднялся с места. Он тоже был ошеломлён падением, но теперь он был победителем. Голова его кружилась от напряжения борьбы. Он дико посмотрел кругом и увидел Ронту. Она стояла под деревом и дрожала, как в лихорадке. Белая она была, чистая, как будто пугливая снеговица, русалка зимнего леса, которая прячется в дуплах и вылетает в вихре снежном, при первом звонком ударе кремнёвого топора о мёрзлое дерево.
Глаза его, горящие бешенством борьбы, зажглись другим инстинктом и налились кровью, как у поверженного Бродяги.
Он сделал шаг вперёд и стал медленно приближаться к Ронте. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, как смотрят на призрак. Он был страшен. Брачные краски его тела наполовину стёрлись и смешались с алыми знаками свежих ран. Его растрёпанный султан был красен от крови противника. Он был переполнен звериным брачным желанием.
– Ж-жа! – вырвался у него такой же звук, как у недавнего соперника. Он подходил, не торопясь. Ронта не убегала, но она протянула вперёд тонкие отстраняющие руки.
Он обхватил её плечи и прижал её к себе. Они стали бороться точно так же, как недавно боролись он и Бродяга. И так же он просунул предательскую ногу и повалил Ронту навзничь и упал на неё, но она взвизгнула, как раненая белка, и изо всей силы укусила его в грудь своими острыми зубами.
Миг, и она выскользнула и вскочила на ноги. Яррий тоже поднялся и бросился к ней. Она не стала убегать. Она смело обернулась к нему. Глаза её горели, большие, ненавидящие.
– Прочь, – сказала она ему, – гадина!..
Чёрное проклятие Иссы владело ею. Она смотрела на Яррия, и он казался ей похожим на Красного Илла, а вместе с тем на убитого врага. Яррий молчал.
– Бродяга, изгнанник! – крикнула Ронта вне себя от возбуждения. – Я уйду, я вернусь к племени.
– Иди! – сказал Яррий бешено. – Они зарежут тебя.
Это были его первые слова после борьбы с Бродягой. Но он не сделал новой попытки броситься на девушку.
– Пусть режут, – сказала Ронта, – я поцелую нож, который ударит меня в сердце. К племени, к племени!..
Она повернулась и пустилась бежать вдоль берега Даданы.
Яррий сделал шаг вперёд, как бы собираясь пуститься вдогонку. Но она повернула лицо и бросила уже на бегу:
– Прочь, дикая тварь!..
И эти слова ударили его в лицо, как древко копья. Он, тем не менее, ничего не сказал, только пожал плечами, подобрал копьё и спустился к реке. Раны его болели. Он машинально обмыл их холодной водой, но лица не обмыл. Потом сел тут же на большой камень, опустил голову и стал смотреть в воду. Вода сперва мутилась, потом стала чище и светлее. Он увидел под собою в воде человеческое лицо. Оно было страшное, с дикими глазами, в кровавых пятнах. Он не узнал этого лица, и так же, как Ронте, ему показалось, что это лицо недавно убитого Бродяги. И как недавно, перед поединком, он смотрел на Бродягу, так теперь Бродяга смотрел на него.
– Чего ты смотришь? – спросил он наконец, не будучи в силах выдержать этот горящий взгляд.
Лицо Бродяги в воде тоже зашевелило губами, и ему послышалось из воды тихое: «Встань!»
Он послушно встал, но продолжал смотреть вниз, в воду.
Бродяга тоже встал.
– Ну? – спросил Яррий равнодушным тоном. Он ожидал услышать новое приказание. Но ему было всё равно, что делать сейчас.
– Иди, – сказал Бродяга.
– Куда?
– Иди, иди, – настаивал призрак и кивал головой.
Рябь побежала по воде, и призрак исчез, потом опять появился. Но в это короткое мгновение он успел измениться. Лицо у него стало другое и покрылось лоснящейся шерстью коричневого цвета. Над головой стояли ветвистые рога. Это была теперь голова оленя. Яррий узнал его. Это был тот самый олень, с которым он сражался на весенней охоте за белую тёлку.
– Иди, – сказал олень, потрясая рогами. Вода запенилась. Это была кровавая пена. Тело оленя тоже как будто покрылось кровавою плёнкой. И Яррий узнал его снова. Как и тогда на реке, это был Ободранный Олень. Он был весь красный. Только сверкали белки сердитых глаз, большие, дикие.
– Иди, – сказал олень.
– Куда? – спросил Яррий с каменным равнодушием.
– Верни её, – сказал олень.
– Кого? – спросил Яррий прежним тоном.
– Белую тёлку, – сказал олень.
– Зачем?
– Они зарежут её, – сказал олень. – В замену, в замену!..
Он неожиданно рванулся и прыгнул вверх всеми четырьмя ногами, как будто хотел выпрыгнуть из воды наружу. Яррий вспомнил этот отчаянный прыжок. Он кивнул оленю головой. Ему казалось, что этот олень такой же воин и Анак, как он сам. И лицо его было похоже на лицо Яррия.
– Я пойду, – сказал Яррий.
Он встал с места, поднялся наверх, методически собрал свои вещи и приготовился в путь. Потом бросил беглый взгляд на брачное огниво. Оно стояло нетронутое и молча просило брачного огня.
Он взял головню из костра и поднёс к соломенному солнцу. Оно закурилось и вспыхнуло. Горсть сухого пепла упала вниз на голову огнива. Яррий сурово посмотрел на этот серый пепел, в котором ещё пробегали последние золотые искры. Потом нагнулся, дунул и раздул пепел по ветру.