В настоящую таблицу не вошли отправленные претензии государственных учреждений на сумму 600 000 руб. Как следует из отчета, Мазановское и Свободненское отделения дополнительно были готовы предоставить претензий на сумму примерно 150 000 руб. каждое. Между тем по Селемджинской и Шимановской волостям задачи Жертервента были признаны выполненными. В остальных волостях фронт работ оставался значительным. В целом по уезду насчитывалось 26 ячеек, объединявших 820 членов, причем в Тыгдинской и Зейской волостях ячеек Общества не было образовано. Социальный состав большинства ячеек – служащие учреждений и предприятий, транспортные рабочие. Это обстоятельство имело влияние на работу уездного комитета, поскольку в общественно-политические кампании, проводившиеся в уезде, активно вовлекались представители упомянутых социальных слоев, что значительно сокращало их возможности активно участвовать в работе ДОСОЖ.
Таблица 7. Отчет о деятельности Свободненского уездного комитета Жертервента от 2 апреля 1925 г.
В Южном Приморье всего было собрано 15 145 претензий, которые были отражены в книге регистрации претензий. В числе личных убытков было зафиксировано большое количество различных вариаций насильственных действий в отношении дальневосточников: расстрелян муж, убит сын, ранение, избиение, арест и избиение, потеря здоровья, арест и порка, пытки, потеря трудоспособности, изнасилование жены и избиение, семья подверглась телесным наказаниям, убит отец, убит муж, убиты брат и отец, расстрелян муж, расстрелян сын, принудительные работы, увечье, насилие, убийство дочери, контужен, насильно мобилизован, скрывался, угроза, насильство, убит отец и брат, избиение всей семьи. Несмотря на самое большое количество собранных претензий, процент забракованных претензий был высок и в Южном Приморье – свыше 6 000 претензий не были отправлены в Центральное правление.
После вывода японских войск с Сахалина в апреле 1925 г. в составе Общества был организован Сахалинский отдел, который не сумел развернуть широкую деятельность в силу небольшого времени, которое было отведено для его существования (всего 8 месяцев), отдаленности территории и трудностей с транспортной доступностью, а также тем обстоятельством, что материальные споры в немалой степени были разрешены в ходе переговоров между японской и советской делегациями в Пекине, а затем и в процессе передачи власти на севере Сахалина в руки советской администрации. Тем не менее, как показывает письмо заведующего Сюркумским телеграфным отделом К.В. Филиппова, копия которого была направлена в Центральное правление Общества содействия жертвам интервенции, представители японской администрации вводили дискриминационные меры против русского населения и способствовали экономическому вытеснению с острова русских наряду с откровенным насилием: «На второй год своего владычества на Сахалине вводить стали и налоги. Воз песку с берега моря 30 коп., кол для изгороди 3 коп., жердь 4 коп., тысяча прутьев тальника для тына 25 руб. В селении Рыковское открыли бойню скота. Надо заколоть поросенка, тащи на бойню и плати 1 руб. 88 коп. Надо убить бычка или телку, тащи 4 руб. да еще бойщику замазку. А не поведешь и у себя дома заколешь – набьют морду, да еще и посадят на неделю. Далее ввели налоги на покосы и засевную площадь – все это за русское с русского же драли. Не понравилась русским ихняя культура и порядок, на второй год началась тяга на материк к своим русским <…>. Сбывали все свое добро за бесценок и уезжали, потому что жить с интервентами-японцами было невозможно». К.В. Филиппов привел примеры репрессий японских интервентов против сторонников советской власти и видных общественных деятелей Сахалина, несогласных с утверждением японских порядков, описал примеры жестокой эксплуатации русских рабочих, неэквивалентного обмена со стороны японских торговцев. Тем не менее, несмотря на ценность воспоминаний очевидца, это свидетельство невозможно было выставить в качестве оформленной претензии.
В местные отделы Общества порой поступали воспоминания очевидцев, которые были свидетелями военных преступлений интервентов и белых либо же присутствовали при обнаружении захоронений жертв интервентского и белого террора. Например, житель Благовещенска А.Ф. Шаптала передал в Амурский губернский отдел Общества следующее заявление: «В 1920 году я присутствовал, когда раскапывали замученных более ста товарищей японцами и белыми бандитами. Этот раскоп показывал кошмарный вид, что многие товарищи были зарыты живыми в землю. Это доказывало то, что наружных ран не было, только одни товарищи, связанные веревками. Также во время японского выступления 5 апреля 1920 года в Хабаровске был на левом берегу реки Амура и все время было видно огни – это доказует, что японцы уничтожали народное достояние. Затем беженцы, бежавшие из г. Хабаровска, рассказывали, как расправляются японцы с рабочими. После ухода их из Хабаровска мне пришлось быть в г. Хабаровске и видеть, что они сделали со складом военного снаряжения – все ценное было вывезено, часть было уничтожено огнем, оставили только кучи золы, снаряды были разбросаны по всем обрывам и окопам»[776]. Это заявление осталось без последствий, поскольку не соответствовало форме подачи претензий.
Также в ходе деятельности Дальневосточного комитета Всесоюзного общества содействия жертвам интервенции рассматривалась возможность использовать при подсчете убытков материалы, собранные учрежденной в 1921–1922 гг. в Чите комиссией правительства ДВР по учету убытков, причиненных интервенцией государству. Однако сведения по убыткам, причиненным частным лицам по Никольск-Уссурийскому, Спасскому, Хабаровскому уездам и Сучанскому району Приморской губернии и по части территории Бурят-Монгольской АССР на общую сумму 6 272 793 руб. 22 коп., не удалось использовать в работе, поскольку критерии выявления и учета убытков, а также параметры документирования информации сильно отличались от требований ОСЖИ[777]. Уточнение же этих материалов не представлялось возможным в полном объеме из-за изменения состава населения региона – проверка этих сведений и перевод их в новую форму заняли бы большое количество времени и рабочих сил.
Сбор претензий в дислоцировавшихся на Дальнем Востоке подразделениях Рабоче-Крестьянской Красной армии сопровождался целым рядом особенностей. Уполномоченные Общества, как правило, занимали командные посты в воинских формированиях, что позволяло им в централизованном порядке организовывать сбор претензий. Например, во 2-й Дальневосточной отдельной кавалерийской бригаде уполномоченным являлся военкомбриг К.Е. Трегубенков (1890–1963) – видный участник Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке, участник Волочаевского сражения. В результате проделанной работы все подразделения бригады, за исключением 2-го кавалерийского полка, сумели собрать претензии красноармейцев и командиров (см. табл. 8).
Таблица 8. Результаты сбора претензий во 2-й Дальневосточной отдельной кавалерийской бригаде
В 105-м Сахалинском стрелковом полку 36-й Забайкальской стрелковой дивизии оформили претензии 110 человек на сумму 29 385 руб. Кроме того, в составе ущерба по разным причинам не было оценено 15 лошадей, 905 пудов хлеба, 160 пудов овса, 14 саней, 1 повозка, 15 комплектов сбруи, 1 борона, 2 шубы, 3 пары пим, 1 бык, 2 воза сена. У подавших претензии было убито интервентами и белогвардейцами 14 близких родственников. Сбор претензий был осуществлен во 2-й Приамурской стрелковой дивизии, в 4-м Волочаевском и 2-м Красногусарском Новозаволжском полках[778].
Трудность сбора претензий состояла в том, что некоторые военнослужащие не являлись дальневосточниками и не имели в числе сослуживцев свидетелей нанесенного им ущерба, а также каких-либо документов, фиксировавших ущерб и его масштабы. Такая же проблема стояла и перед дальневосточниками, проходившими службу вдали от родных мест. Например, претензии служивших в Амурской военной флотилии на мониторе «Троцкий» краснофлотцев Сливко и Гундобина были возвращены обратно в часть, поскольку к ним не были приложены показания свидетелей, а сами заявления не были засвидетельствованы командиром части с приложением печати. К моменту возвращения документов краснофлотец Сливко был демобилизован, и документы были высланы на адрес его места жительства. Отсутствие специального порядка составлений претензий для военнослужащих затягивало процедуру сбора заявлений и создавало серьезные преграды для деятельности Общества в Красной армии.
К концу 1925 г. по Дальнему Востоку было собрано и направлено в Москву свыше 20 000 оформленных по всем требованиям претензий. Распределились эти претензии по отдельным губерниям следующим образом:
• по Забайкальской губернии – 2000;
• по Амурской губернии – 5303;
• по Хабаровскому уезду – 2128;
• по Николаевскому уезду – 586;
• по Приморской губернии (без Хабаровского и Николаевского уездов) – 9019;
• по Сахалину – 154;
• по Камчатской губернии – 185;
• по Красной армии – 679.
Итого – 20 054.
Однако сведения эти не совсем точны, поскольку все поступавшие в Губотделы претензии направлялись последними непосредственно в Москву с последующим уведомлением областного комитета. Так как уведомления эти нередко запаздывали за медленностью почтовых сообщений, то действительное количество собранных претензий фактически было больше указанного количества. Вместе с тем количество собранных свидетельств по отдельным губерниям значительно превышало число отправленных в Москву, поскольку допущенные на местах ошибки в оформлении, содержании и соблюдении процедуры составления претензий исключали их возможность учета в общем количестве претензий по критериям, определенным Центральным правлением ОСЖ. Если же учесть, что к началу 1926 г. далеко не все местности Дальнего Востока были охвачены деятельностью ОСЖИ, а возможности сбора претензий даже в хорошо «освоенных» Обществом уездах и волостях были отнюдь не исчерпаны, можно сделать вывод о том, что самая масштабная попытка оценить нанесенный Дальнему Востоку ущерб от интервенции и Гражданской войны не была сколь-нибудь полной. Тем не менее были собраны и документально подтверждены десятки тысяч фактов причинения дальневосточникам имущественного ущерба, зафиксированы тысячи случаев расправ над жителями региона со стороны интервентов и белогвардейцев. Это делает материалы дальневосточных отделов ОСЖИ ценными источниками по истории Гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке России, особенно в свете изучения интервентского и белого террора.