Для ведения религиозных бесед заведующему лагерем предписывалось приглашать городского священника. Также по инструкции все военнопленные должны были быть разделены на группы по знанию ими ремесел для дальнейшей трудовой деятельности. Здоровые военнопленные назначались на все необходимые в лагере работы.
В инструкции большое внимание уделялось санитарным условиям содержания военнопленных. Все только что прибывшие в лагерь должны были размещаться в специальном бараке, по возможности в день прибытия мыться в бане, их одежда дезинфицировалась, также проводился медицинский осмотр. Больных следовало помещать в лазареты. Для наблюдения за санитарным состоянием лагеря создавалась военно-санитарная комиссия с обязательным участием одного из врачей лазарета. В обязанности комиссии входило каждые две недели проводить осмотр санитарного состояния лагеря, обращая самое строгое внимание на качество пищи и воды, на кухню, одежду военнопленных, баню, прачечную, отхожие места и проч.[895]
Несмотря на строгие инструкции по распределению военнопленных на группы и дальнейшей отправке их на работы, из многочисленных рапортов представителя начальника всех военнопленных Донской области поручика Соседова в командование можно сделать вывод о том, что все вышеперечисленные предписания на местах соблюдались крайне редко, а зачастую не соблюдались вовсе: «Разбирают пленных, кто куда хочет, и не обращают никакого внимания на инструкции и на слова»[896]. По требованиям разных частей пленные красноармейцы раздавались на различные работы еще до их отправления в концентрационный лагерь. Комиссии по распределению военнопленных не назначались, и всех разбирали на работы в прифронтовой полосе[897]. Такой порядок вещей не устраивал ни командование войскового круга Всевеликого войска Донского, ни простых местных жителей, рассчитывавших на бесплатную посланную от командования рабочую силу. Один из войсковых старшин в своей телеграмме председателю войскового круга жаловался на то, что частные лица «богатые и с положением получают военнопленных вне всяких очередей», а подконтрольной ему станице, населенной потерявшими кормильцев женщинами, стариками и детьми, не достается для работы ни одного военнопленного[898].
Реалии военного времени и финансовое положение войскового круга вносили свои коррективы в существующие инструкции и, как следствие, их выполнение было сведено к минимуму. В первую очередь это касалось санитарных вопросов, так как с каждым днем усиливалась эпидемия тифа и дизентерии. По свидетельству отдела пропаганды в городе Азове из 10 тыс. находившихся в лагере военнопленных 1 тыс. была больна. Смертность достигала 100 человек в сутки. Лагерь был переполнен, в каждом бараке находилось свыше 500 человек, часть военнопленных была вынуждена ночевать на улице, что способствовало развитию эпидемии. Переполненность лагеря создавала проблемы с обеспечением всех военнопленных пищей. Дневной паек составлял полфунта хлеба и треть солдатского котелка похлебки. Пленные были вынуждены продавать остатки своей одежды страже за гроши. Писари, пользуясь стремлением пленных отправиться на работы или в город за хлебом, брали взятки за запись вне очереди. Такие условия вынуждали большое количество заключенных записываться в Добровольческую армию. Они с нетерпением ждали отправки на фронт. Из-за голода и эпидемии заключенные были крайне истощены и ослаблены. Пленные говорили: «Лучше бы нас застрелили на месте, чем заставлять переживать такие ужасы»[899].
На тяжелейшее положение военнопленных также указывают отдельные красноречивые случаи с захоронением заключенных, приведенные все в том же свидетельстве отдела пропаганды. Одного из умерших стащили в могилу и похоронили, но так как трупы зарывали неглубоко, «покойник», отогревшись под землей, выкарабкался и пришел в свой барак. Другой «покойник», впавший в обморочное состояние, очнулся по пути к кладбищу на носилках[900].
Официальные данные о положении военнопленных, находившихся в Азовском концлагере, подтверждаются и воспоминаниями бывших заключенных. Одни из них были оставлены Г.Н. Черкесом, который был переведен в Азовский лагерь из Новочеркасской тюрьмы. В своих мемуарах он писал: «Все пленные были полуодетые, босые, в тряпках лежали на голой земле в бараках, которые не отапливались. Каждый пленный получал 400 гр. хлеба, борщ раз в сутки с гнилой капустой без картофеля, иногда, в редких случаях, выдавали суп рыбный с тухлой рыбой, вот это был паек пленного»[901].
Еще одни воспоминания об Азовском лагере были оставлены бывшим военнопленным В.С. Соколовым. Он писал о том, что ели только то, что удавалось получить от родственников или от местных жителей. Пленные стремились попасть на работы в город, чтобы добыть там воду и хлеб. На такие работы существовала очередь. Местные жители жалели заключенных: «Проезжали по всей Молокановке, и всегда жители давали еду. Поэтому каждый, кому попадала упряжка на привоз воды, считал себя счастливым»[902].
После взятия Ростова Красной армией в начале января 1920 г. лагерь был брошен на произвол судьбы.
По косвенным данным из различных источников можно сделать вывод, что в Азовском лагере погибло несколько тысяч человек. Умерших пленных хоронили в братских могилах. Уже в наши дни в ходе археологических раскопок были найдены как минимум две братские могилы, относившиеся к Азовскому лагерю. Одна из них была обнаружена в ходе раскопок в 2012 г. на улице Инзенской, 9[903]. Еще одна весной 2018 г. в Коллонтаевском переулке, 141[904]. В массовом захоронении, обнаруженном на улице Инзенской, были найдены останки не менее 172 человек, в Коллонтаевском переулке – не менее 200 человек. В ходе антропологических исследований, проведенных на основании человеческих останков, найденных на ул. Инзенской, на костях не было обнаружено следов насильственной смерти, однако конкретные причины не диагностировались. При этом в ходе данного антропологического исследования более чем у половины останков были выявлены различные признаки стрессовых воздействий на организм. Из этих данных делается вывод о том, что захороненные в этой братской могиле люди были невысокого социального статуса и испытывали влияние многочисленных негативных факторов как в детские годы, так и на протяжении всей жизни[905].
Примеры двух лагерей показывают, что пленные содержались в тяжелых условиях – в переполненных бараках без света и отопления, с нехваткой воды и продовольствия. Все это способствовало распространению различных, в том числе эпидемических заболеваний. В Новороссийском лагере, где санитарная обстановка не была критической, число погибших пленных было относительно невысоким, но в Азовском лагере, отличавшемся жуткой антисанитарией, умерших было очень много. Различные данные подтверждают, что погибшие пленные умерли ненасильственной смертью, в большинстве случаев от болезней и голода. Для выжившего военнопленного такой опыт также не мог пройти бесследно – подобные условия, несомненно, наносили его здоровью серьезный ущерб. Все эти свидетельства дополнительно подтверждают и ярко иллюстрируют собранные ОСЖИ показания пострадавших от действий Белой армии граждан.
Говоря об отношении местных жителей как к пленным, так и к белым администрациям, стоит отметить, что оно было разнообразным. Кто-то сочувствовал тяжелобольным и голодным военнопленным и всячески старался облегчить их страдания, делился едой и одеждой. Очевидцы отмечали, что, видя подобную жестокость в действиях белых, мирные жители начинали проникаться определенной симпатией к Красной армии[906]. Другие же активно сотрудничали с лагерными администрациями и охотно забирали пленных в свои хозяйства и предприятия для работы. Возможно, факт определенного соучастия в преступлениях белых являлся одной из причин недостаточного отражения в свидетельствах ОСЖИ темы плена и содержания в концлагерях. Помимо этого, истории военнопленных могли не попасть в претензии ОСЖИ еще и потому, что подавляющее большинство погибших в лагерях пленных невозможно идентифицировать. Кто-то из них мог считаться пропавшим без вести и отразиться в личных потерях своих близких именно в таком статусе. Так или иначе, история белых концлагерей на Юге России является еще одной страницей белого террора, часть свидетельств о котором нашла отражение в массиве данных, собранных Обществом содействия жертвам интервенции.
Заключение
В первой половине 1920-х гг. советское государство нуждалось в эффективных дипломатических инструментах, которые бы способствовали его выходу из международной изоляции и решению спорных вопросов с другими государствами. Одним из таких был вопрос о долгах советского правительства перед иностранными кредиторами, лишившимися своего имущества после революции. Созданное в 1923 г. Общество содействия жертвам интервенции являлось инструментом для решения этого сложного вопроса. Его основной, сформулированной государством целью было составление общего счета материальных убытков и личных потерь советских граждан, пострадавших от действий иностранных войск и Белой армии во время Гражданской войны и интервенции. Этот счет планировалось предоставить в ответ на счета иностранных государств, в первую очередь Англии и Франции, граждане которых понесли серьезные убытки вследствие большевистской революции. Таким образом, собранные Всероссийским обществом содействия жертвам интервенции материалы должны были стать дополнительным аргументом во время сложных дипломатических переговоров СССР с другими государствами.