— Не. С автобуса видели.
— И по проселку — в муравейник, — подытожил молодой (он был в чине сержанта).
— Куда? — не понял Павел.
— Ну, туда — в садоводства. Теперь хрен его возьмешь. Там… это… сам черт ногу сломит.
Павел сделал несколько шагов, мрачно озираясь, и злобно сказал — непонятно кому:
— Да что ты говоришь?!
— Вертушка! Наша! — вдруг начал показывать пальцем гаишник, — обрадовался, точно как ребенок яркой игрушке.
Вертолет и вправду с ревом выскочил из-за леса — завис, выискивая, куда сесть. Желто-синий, с надписью «ГИБДД».
Марина с удовольствием понаблюдала бы за посадкой, если б не мобильник. До чего ж не вовремя…
— До чего ж ты не вовремя! — прокричала она в трубку вместо «здрасьте». — Подожди, я отойду!
Звонил Илья. Она отбежала в сторону, и только там спросила:
— Ну, чего?
— Нет, если тебе не интересно, я могу и в другой раз позвонить, — обиделся коллега. — Или вообще не звонить.
— Да ладно тебе, тонкокожий.
— Извинения приняты. Я тут встречался с одним «другом»… ну, ты понимаешь…
— Понимаю.
— Из убойного отдела Главка. Это насчет моего цикла, ну, про исчезновение иномарок с водителями. И он вдруг мне выдает… ты только не падай. Крепко держишься?
— Любишь ты кота за яйца дергать.
— Твой маньяк — родной брат Алексея Львовского! — ликующе сказал Илья. — Мурлыкать будешь, киса?
— Стоп, стоп, стоп, — Марина не поверила своим ушам. — Какой маньяк?
— Тот, который у тебя из-под носа сбежал. Учитель из гимназии. Кстати, продаю заголовок — «Кровавый учитель среди нас»!
— Ты и про побег знаешь?
— Ну, про это все знают. А инфа насчет брата — железная! Двенадцать лет назад твой вампир тоже был Львовским, а потом сменил фамилию. У меня есть копия его заявления в паспортный отдел Фрунзенского района, копия акта проверки по линии МВД, копия решения о смене фамилии. А еще есть выписка из Фрунзенского ЗАГСА, где его мать получала свидетельство о рождении…
— Зачем ему было менять фамилию?
— Ну, этого я не знаю, милая. Поймаешь его — спросишь. И потом, какие могут быть «зачем»? Он же псих. Они же оба — психи. Два брата — два психа! Один — мертвец, второй — сбежавший маньяк! Это супер, первая полоса! Слушай, ты мне будешь крупно должна.
— Рассчитаемся, — сказала Марина. — Если ты ваньку не валяешь.
— Мне что, документы голубиной почтой выслать? — желчно осведомился Илья.
— Илюша, я тебя люблю. Дождись меня сегодня, хорошо?
Секунду Марина стояла, осознавая новость.
Это была не просто новость, это было недостающее звено цепи. Маньяк — брат Алексея Львовского… Становилась понятной схожесть бреда… а также упоминание Львовским якобы несуществующего брата… а также уровень сил, брошенных против скромной дачи в Орехово… полковник Лебедев, «Альфа»… они наверняка успели выяснить, с кем Алексей состоит в родстве — и перепугались… потому, кстати, и застрелили его с такой легкостью, использовав журналистку как отвлекающий маневр…
Вертолет уже сел: посадочной площадкой стала проселочная дорога (чтоб не мешать движению на шоссе). Когда Марина вернулась, Павел раздавал последние указания:
— Мы сейчас прокатимся, а ты — гляди в оба. Если он вдруг вернется и начнет чудить…
— Бью на поражение, — отреагировал мент-сержант.
— Я те ударю! По ногам стреляй, издали. Фотки запомнил?
— Такую рожу забудешь…
— И за тачкой моей присмотри. Договорились?
— Ну, — безразлично сказал мент.
— Всё, — сказал Павел и пошел к вертушке. Прапорщик «дед» последовал за ним.
Марина пристроилась рядом.
— Слушайте, вы так легко говорите про стрельбу на поражение, про стрельбу по ногам… А ведь он вроде — больной человек.
— А ты здоровых много встречала? — спросил майор.
Сверху садоводства были похожи на лоскутное одеяло из вылинявших старых тряпочек. Гигантская поляна, на которую в беспорядке набросали десятки таких одеял, — прямо на травку, под солнышко и дождь. Роль травки выполняли длинные полосы леса, разделяющие садоводства, — метров по тридцать-пятьдесят в ширину.
Но, если приглядеться, очарование пропадало раз и навсегда.
Дома, больше похожие на собачьи будки, сколоченные из чего попало. Хозяйственные постройки под стать: сарайчики, туалеты, времянки. Парники, составленные из оконных рам и пышно именуемые теплицами. Заваливающиеся заборы, корявые чахлые яблоньки, черноплодая рябина вместо изгородей. Кусты смородины и крыжовника, ведущие яростную борьбу за выживание, вытесняющие друг друга с участков; и среди всего этого — грядки метра на полтора.… Все участки — по шесть «соток»[13]. Теснота и скученность. Тюремная решетка…
В давние времена, до большевиков и их великой революции, считалось неприличным покупать под дачу участок менее десяти-четырнадцати «соток». В пору социалистической заботы о простых тружениках, наоборот, иметь дачный участок более шестисот квадратных метров запрещалось. Вот такие гримасы Равенства и Братства, которые успешно победили Свободу.
— Да… здесь, конечно… найдёшь кого-нибудь… — произнес Павел, перекрикивая шум двигателя.
— Вот то-то я и говорю — десять на восемь километров этих участков! Они сами не знают, сколько их здесь! — проорал в ответ старый прапор и мучительно закашлялся.
Вертолет КА-26, принявший на борт команду охотников, судя по облупившейся краске, повидал в жизни немало. Был он столь дряхл, что, казалось, должен был развалиться сразу после старта. (Марина даже колебалась пару секунд: влезать, не влезать.) Однако ж не развалился. Летел себе по расходящейся спирали — с крейсерской скоростью в 130 км/ч. Оставалось непонятным, какая сила держит его в воздухе; не иначе, аппарат был заговорен ведомственными колдунами.
В сменном служебном модуле, пристегнутом к постоянному, стояли трое. Плюс пилот сидел в кабине.
Трясло так, что зубы стучали. А гул был такой, что себя не слышно…
— Да здесь нелегко что-то найти, — опять закричал Павел, глядя в иллюминатор. — Действительно, муравейник.
— Муравейник — это холмик, горка, — возразила Марина, напрягая голос. — А тут все плоское. На микросхему похоже.
— Да какая разница…
Садоводств было не просто много, их было бесконечно много. Они сменяли одно другое, и не было им конца. Их структура и вправду напоминала решетку: между прямыми линиями-улочками группировались участки — в два ряда. Участки ничем не разделялись; границы, естественно, существовали, но сверху они лишь угадывались. «Регулярная планировка», — с гордостью сказал бы дипломированный архитектор. «Спичечные коробки», — сказал бы нормальный человек.
И не было видно людей. Из-за этого зрелище принимало поистине фантастический вид. Фильм-катастрофа, пост-ядерное будущее…
Людей в этих местах на самом деле не было, во всяком случае, легально. Как объяснил милиционер, вся эта территория — от Рождествено почти до самой Сиверской, — была выкуплена транспортным консорциумом «Росавтократ». Здесь намечалось строительство автомобильного терминала. Так что бывшие владельцы дач либо уже плюнули на свои прежние владения, либо, если и наезжали, то ненадолго и с опаской. Электричество, во всяком случае, было отключено еще в прошлом году.
Впрочем, Марина и без объяснений владела темой. Лакомое было местечко, учитывая направление перевозок (запад-восток), близость к основной трассе и развитую инфраструктуру. Автомобильных боссов легко понять. Покупать и осваивать необжитые земли было куда менее выгодно — еще и по той причине, что пришлось бы вырубать леса, а получить на это разрешение, мягко говоря, проблематично. Вблизи города, конечно, можно найти подходящие пустыри, но, во-первых, стоили они гораздо дороже, и во-вторых, владельцы будущего терминала рассчитывали перегружать горючие и иные опасные материалы, что невозможно внутри тридцатикилометровой санитарной зоны. Так и получилось, что магнатам приглянулся этот заповедник убожества. С нищими садоводами оказалось не трудно договориться о покупке-продаже их участков, а кто принципиально не хотел договариваться… с теми все равно договорились.
Не пройдет и пары лет, обещали дорожные боссы, как здесь — словно по волшебству — возникнут разгрузочные и складские площадки, ангары для товара, площадки по текущему ремонту, офисные помещения, станции техобслуживания, бензоколонки и даже гостиницы для водителей… Целый город — на костях гнилого захолустья. Сказка…
— Гиблое место,— подал голос прапорщик. — Собаки бродячие — все больше дичают, звереют… Стоит все это — вроде как, мертвое… и сидят там всякие, которым некуда больше… А чего им? Любой дом взломал — и тихарись. Есть, конечно, ещё сторожа… Пенсионеры… Обходят раз в три дня каждый свой километр, да только — проку с них… Вот и получается, что вторую весну с два десятка «подснежников» собираем. Ни одного опознать не удалось… Бомжи…
Павел наклонился к нему.
— А есть какая-нибудь карта? Вообще, как это все устроено?
— Ну, у нас только самая общая — главные улицы, магазины. Там у них кооперативы какие-то раньше были, правления…
— М-да… Войска, что ли, вызывать? Тоже ведь — такая возня…
Пейзаж под ногами резко поменялся. В многоцветные прямоугольники врезался жуткий черный зигзаг — и дальше пошла сплошная чернота. Вертолет влетел в зону пожара, случившегося здесь позапрошлым летом. Торчали угольные ребра домов, как скелеты вымерших животных; из усыпанной пеплом земли смотрели в небо мертвые палки, бывшие когда-то деревьями. Сгорели и многие садоводства, и леса — почти треть от всей территории. Пожар начался ближе к Кузнецово, но до Рождествено, слава Богу, не дошел, — остановили… Наличие выгоревшей земли сильно облегчило дело скупщикам: погорельцы получили страховую стоимость участков и тем были счастливы. Всегда так: кому-то — беда, а кому-то — мать родная… Причину возгорания тогда установить не удалось. Может, поджог, может — нет. Темное было дело, «Комсомолка» в свое время много об этом писала…