Она провела рукой по голиафоподобному члену Блэйка, обхватив его яйца, медленно поглаживая ствол; один палец дразнил его уретру, ее ногти дразнили гребень головки члена.
Его тело превратилось в предателя, откликнувшегося на ее прикосновение. Она была Члено-Hиндзей девятой степени.
Ксиа наклонился ближе. Блэйк почувствовал ее дыхание, потом язык.
- Мы можем сделать это по-простому или... - oна подняла предмет, похожий на металлического дикобраза. - Это копия любимой анальной пробки маркиза де Сада. Заранее извиняюсь. У меня кончилась смазка.
Она коснулась одного из зубцов.
- Признаюсь, основываясь на прошлом опыте, это большой стимулятор боли.
Ксиа улыбнулась, совсем не успокаивая.
Вернувшись в "BMW", Ксиа забрала теперь уже чистого "дикобраза". Она должна была отдать должное Блэйку - он продержался намного дольше, чем она ожидала. Впечатляюще. Хотя стыдно за эту задницу. Ей нравились красивые задницы.
Она погладила книгу рядом с собой.
Забавно, - подумала она, - это место не выглядит таким жутким при дневном свете.
"Эбеновая Сутра" ответила на прикосновение Ксии, страницы распухли, жаждая большего. Всегда большего.
Суши знала, что этот день наступит. Просто не ожидала, что это будет так скоро или такого исхода. Ей было обещано. Блэйк объяснил, что ей понадобится все больше и больше энергии. Как зависимость, - сказал он. - Tы создаешь сопротивление.
Внутри она кричала и ругалась. Это было несправедливо! Она этого не заслужила. Не то место. Не то время. Неправильное божество. Это все, что было, и теперь... теперь она собиралась умереть. Не просто умереть, а умереть самым неописуемо отвратительным образом.
Жидкая жижа.
Лужа.
Не для нее.
Эта судьба будет не для нее.
Не будет.
Она слишком многим пожертвовала ради этой жизни.
Слишком много женщин. Слишком большая цена. Слишком много парней с избыточным весом и их щупающими руками. Нет. Она наотрез отказалась. Она, черт возьми, заслуживала лучшего. Поверьте в это, ублюдки.
И все же, если она хочет выжить, ей снова придется питаться. Немедленно.
Женщина исчезла. Сука забрала книгу с собой. Нахуй ее и эту долбанную книгу. У Суши уже много лет не было читательского абонемента. Чертов "Нетфликс", да?
Все еще придется. Очень жаль. Невысокий ублюдок, каким бы он ни был, Блэйк был добр к ней. И отлично трахался. Действительно. Толстая кобра. Но все равно, придется.
Суши потянулась к нему с голодным блеском в глазах.
- Открой ротик...
Перевод: Джей Арс
Олив Уиттиер"Одни только слухи о земле мертвых"
Мавзолей был битком набит красными мокрыми ртами. Один из них жевал давно высохшую локтевую кость, с которой несколько месяцев назад сняли все рваные куски. Другой сонно нежился в прохладных тенях, отбрасываемых мраморной крышей и безмятежными статуями. Двое мужчин, два красных и мокрых рта, высунулись из дверного проема, чтобы поиграть в кости на солнце. Их маленькие костяные кубики стучали по выцветшим буквам на старом каменном входе. Один мужчина широко зевнул от радости, позволяя теплому солнечному свету проникнуть ему в горло. Это хорошо для него. Другой, постарше, хмурился, потрескавшиеся губы опустились к земле.
Но когда Вивен, соблазнительница Вивен, отперла скрипучий засов на деревянных воротах, они оба вытянули длинные красные языки и голодно облизали губы. Когда сверхъестественная Вивен стояла под ветвями их одинокого тамариска, все долговязые человеческие палки выползли из склепа. Их глаза слезились от внезапного света, отражающегося от золотого песка, простирающегося до горизонта. Словно рахитичная стая ворон, они сходились к ее телу с вытянутыми руками. Они гладили ее кожу, и это звучало так, как будто два листка бумаги трутся друг о друга, а затем их уносит ветром.
Порыв ветра дул ей в лицо, и он резал, как матовое стекло. Она мечтала о глазах птицы или ящерицы, о дополнительных веках, которые закрывали бы ее зрачки. Она желала слепоты и щелкающего языка, чтобы попробовать воздух на вкус и провести ее через бескрайнее песчаное море в поисках пищи. Все ее желания были сосредоточены вокруг инструментов, которые быстрее вернут ее в тихий мавзолей и ее голодный гарем.
Через ее жилистую спину была перекинута огромная сумка. Мешок частей тела, кусков и комков, рассыпавшихся волос, окрашенных в новый красный и древний коричневый цвета. Она бросила его в центр группы мужчин и показала, что задняя часть ее серой рубашки без рукавов стала прозрачной от пота. Она кровоточила в форме бабочки или запутанной женской анатомии. Кто-то протянул руку и прикоснулся к мокрой ткани, затем приложил палец ко рту.
Это, должно быть, был Сириус. Из всех мужей Вивен он всегда был самым привязанным. Он предпочитал сидеть в ее тени, пока другие ели, упуская из виду драгоценные органы, которые они разрывали первыми. Печень, самая вкусная из всех частей. Легкие, в которых хранятся последние слова мертвых. Но Вивен наслаждалась его бледной и хрупкой одержимостью. Они перемалывали кости и выплевывали костный мозг. Иногда ночами, когда она не охотилась и не трахалась, когда она, наконец, находила время поспать в своей набитой соломой могиле, она притягивала его к себе и погружалась в сон; ее горячее дыхание отражалось от его кожи обратно к ней.
Кафер прокрался к сумке и вытащил из нее отрубленную руку. Первобытный, суровый, мрачный и угловатый; он был первым мужем Вивен и первым претендовал на все барахло в сумке. Они с Вивен случайно оказались в объятиях друг друга всего через несколько месяцев после того, как она впервые начала бродить по пустыне, одинокая, как призрак. Ее изгнали из города, когда ей было двадцать лет, много жизней назад. Голод поразил ее молодое "я", и она потворствовала ему, зная, что за этим последует изгнание. Он уже много лет прожил в одиночестве, питаясь тем, что оставляли после себя стервятники. Иногда убивал змей, чтобы дать им сгнить на солнце, прежде чем съесть их. Он был как лишнее ребро, которое никогда не вставлялось, куда бы он ни шел. Постепенно они вдвоем собрали других отверженных. Отвратительные мужчины стекались к ней, улавливая ее сочный запах за много миль. Лист черной смородины, корица и кедровый спирт. Мирра и все другие вкусные приправы. Но Кафер всегда будет занимать особое положение в качестве ее первого.
Все остальные были по-своему особенные. Птоломей - оборванный и молодой, длинноногий и всегда голодный. Бездонная яма для трупов. Александр - стар, но элегантен, он постоянно и грациозно проигрывает в кости. Он говорит, что ему был дан самый маленький дар пророчества в обмен на жизнь, полную невезения. Единственное, что их всех объединяло, - это их голодная гибель в пустыне.
Так много молодых людей однажды просыпались в городах со странным голодом, пылающим в их кишках. Bсех их называли упырями и загоняли в пустыню. Так много молодых мужчин и так мало молодых женщин. И только женщины, кажется, обладают тем компасом, встроенным между их ушами, который побуждает их двигаться вперед и вперед. Доброжелательная Вивен - их сокровище, их возлюбленная и их кормилица. Из пятерых только она может слышать бесцветный шепот мертвых, погружающихся в загробную жизнь.
Когда Кафер закончил есть, остальные собрались вокруг трупа. Другие женщины с ликованием сталкивали своих мужчин друг с другом, позволяя выжить только одному или двум сильнейшим. Вивен, проницательная Вивен, предпочиталa собирать как можно больше. Она посмотрела, как ее слюнявые мужья едят, и облизала свои губы. Они сдирали полупрозрачную кожу и впивались в мышцы и вены. Это конкретное тело не было забальзамировано в соответствии с обычными традициями, редкое удовольствие. Каждый орган все еще был внутри, целый, нетронутый ни опилками, ни спиртом. Сердце, желудок, почки; одна за другой все эти сладости попадали в рты.
Это был долгий сухой сезон пустых желудков, полых чаш и паровых облаков. Их сейчас едва хватало, и не было воды, чтобы смыть всё. Когда Вивен пришло время есть, остался только мозг - единственная жертва, которую она всегда требовала, чтобы они ей приносили. Вкус был такой, как она помнила, когда пробовала сливки на маленькой козьей ферме рядом с огромной рекой.
Кафер подошел к ней бочком и вытер серую липкую массу o пряди спутанных волос, падающих ей на лицо. Ее ребра торчали из тонкой белой сорочки, и он погладил каждое по отдельности. Кажется, она должна была скрипеть при ходьбе, должна была звучать, как ржавые ворота, но она всегда двигалась бесшумно. Кафер, с другой стороны, делал большие гулкие шаги, как крик выпи в ночи, и оставлял глубокие отпечатки ботинок, где бы он ни шел.
Он пах органами и железом, кровью и всеми остальными красными частями смерти. Она уткнулась носом ему в плечо и вдохнула. Медленно она опустила лицо вдоль его туловища. Кончик ее носа касался всех неровных линий его мышц, грудной и прямой мышц. Затем вниз, через бездонную полость его живота к линии, где встречаются его бедро, пах и туловище. Она вдохнула запах этого треугольника, потного белья и запекшейся крови.
Он cхватил ее за волосы, его руки были липкими от внутренностей. Он сжaл их толстыми горстями, пока она снималa с него штаны. Она жаждала кровавой бойни и плоти, это было всей ее жизнью, даже когда она в одиночку шла по пустыне. В жизни всегда было слишком много ртов и слишком мало тел. В данный момент это было небольшое утешение.
Утешение было в изнуряющем члене Кафера, ударяющегося о заднюю стенку ее пыльного, покрытого волдырями горла. Вход-выход, вход-выход... Ее верхняя губа треснула и начала кровоточить. Вход-выход, красная струйка. Она чувствовала вкус горькой жизни в своей собственной крови, едкой и дымной, но все равно это заставляло ее сосать жаднее и быстрее.
Гром, - Вивен задумалась. - Гром и туча, полная дождя.