— А ты не думаешь, что Ной подумает, что я сталкер?
Наступает неопределенная пауза.
— Сомневаюсь. Его мозг работает по-другому.
— Так ты говоришь, что всё-таки есть шанс, что он подумает, что я сталкер.
Базз тихо смеется.
— Небольшой шанс, но маловероятный.
— Как обнадеживающе.
— Эй, парень несчастен. Тебе не кажется, что это стоит риска?
— Несчастен? Почему ты не начал с этого?
— Не хочу бросать своего приятеля под автобус, говоря девушке, которая ему нравится, что он ведёт себя как девочка-подросток.
Если бы не была так расстроена, я бы хихикнула над этим.
— Как он себя ведёт?
— Как киска. Ни с кем не разговаривает. Стервозничает. Ну, знаешь, набрасывается на людей. Он несчастен, и послушай — не хочу делать это слишком личным, так как он едва знает тебя, но его часто предавали женщины, и не думаю, что ему нужно, чтобы и ты отшила его. Так что тебе придётся пожертвовать собой ради грёбаной команды, хорошо? Если у тебя есть какие-то чувства к Ною, ты придёшь на стадион завтра после тренировки и дашь ему знать, что он не одинок.
Моё сердце сжимается в груди.
— Миранда, ты справишься. Сделай это.
Я улыбаюсь.
— Ты меня подбадриваешь?
— Нуждаешься в подбадриваниях?
— Нет.
— Тогда нет, я не пытаюсь разжечь огонь у тебя под задницей. — Он колеблется. — Так ты сделаешь это?
Я вздыхаю, громкий выдох, достаточно громкий, чтобы заставить его снова рассмеяться.
— Да, я сделаю это.
— Круто. Я притворюсь удивлённым, когда увижу тебя на парковке.
На этот раз я действительно хихикаю над ним.
— Надеюсь, ты хороший актер.
— Самый лучший. Я симулировал так много оргазмов.
— Понятия не имею, как на это реагировать.
— Думаю, ты только что это сделала.
Какой идиот.
— Эй, Базз?
— Что?
— Я не ненавижу тебя.
— Эй, Миранда?
— Что?
— Я знаю это.
Тьфу, вот придурок.
16
НОЙ
Прошло полтора дня с тех пор, как я в последний раз видел Миранду или слышал что-либо о ней.
Ладно, хорошо. Я получил от неё весточку, просто не ответил. Я имею в виду… Меня только что унизили перед всей страной — зачем мне, поджав хвост, хотеть противостоять единственному человеку, чьё мнение мне небезразлично?
Миранда определённо ненавидит меня. Я убедил себя в этом, будучи слишком трусливым, чтобы ответить.
Как она могла не ненавидеть меня? Я игнорировал её сообщения из страха и смущения, управляемый тем мальчиком внутри меня, который не хочет, чтобы над ним смеялась девушка, которую он пригласил на танцы на выпускном вечере, девушка, которая сказала «да» только потому, что её друзья взяли её на «слабо».
Страх быть отвергнутым — мощный сдерживающий фактор, и он течёт по моим венам, как незамутнённая река, быстрее теперь, когда моё лицо мелькает во всех утренних новостях, слитое незнакомыми людьми за несколько сотен баксов, которые они получили. Ненавижу признаваться в своих слабостях, но они есть.
Никто ничего не говорит мне в раздевалке; каждый из моих товарищей по команде в какой-то момент попадал в заголовки газет по той или иной причине, обычно это объявление об огромном бонусе за подписание контракта или продление контракта. Очевидно, что время от времени мы получаем заявления об установлении отцовства. Скандалы с изменой. Публичные драки с супругами или папарацци. Несколько моих приятелей встречаются со знаменитостями — актрисами, другими спортсменами и прочими, и это тоже в новостях.
Но не могу припомнить ни одного случая, чтобы кого-то из них вываляли в грязи из-за внешности.
И да, я читал комментарии, взбесившись, когда дошёл до того, где Миранду тоже назвали уродиной. «Союз заключенный на небесах», — заявил один из троллей, и моя кровь вскипела. Кем, чёрт возьми, они себя возомнили, называя её уродиной? Миранда великолепна. Я счастливый ублюдок, раз она согласилась встретиться со мной, а потом с ней происходит это дерьмо?
Хуже всего то, что другие люди согласились с мудаком, который сделал первоначальный комментарий.
Вся эта ситуация убивает меня, и я знаю, что ей больно, потому что это читалось в её словах, буквально видел это, когда девушка умоляла меня перезвонить ей.
«Ты слабак, Хардинг. И не заслуживаешь такой девушки, как Миранда — умной, красивой и храброй». Я совершил идиотский поступок, которому нет оправдания, и теперь пути назад нет.
— Ты только что назвал меня слабаком? — спрашивает Уоллес рядом со мной, когда мы протискиваемся через гигантские вращающиеся двери, отделяющие туннель от парковки.
— Нет, я назвал себя слабаком.
Твёрдая рука сжимается на моём плече, и я с тревогой смотрю на неё. Отлично, теперь он меня утешает? Чёрт.
— Не расстраивайся так, братан, ты же знаешь, что папарацци — мудилы. Они хотят от вас реакции, но не получат её.
Всё верно. Любая моя реакция или заявление вызовет поток статей, и тогда они действительно будут лезть мне в задницу в поисках более масштабной истории.
Нет. Лучше держать язык за зубами, несмотря на то, что Фил хотел сделать заявление о том, что Миранда — моя старая подруга, и мы просто ужинали, чтобы наверстать упущенное.
Распространять ещё больше лжи? Я так не думаю.
— Мне было бы наплевать на то, что они печатают дерьмо обо мне. Я к этому привык, — вру я. — Но всё это дерьмо о Миранде? Какое они имеют право называть её уродиной?
Уоллес с угрюмым видом качает головой из стороны в сторону.
— Не знаю, чувак. Это полный трэш. Мы оба знаем, что она маленькая красотка. — Он делает паузу, и я чувствую на себе его косой взгляд. — Я пытался трахнуть её, но она не была заинтересована.
— Ну, спасибо, что заговорил об этом.
— Что! Я пытаюсь донести до тебя мысль — она не интересовалась мной, а я явно прекрасный образец. — Базз Уоллес думает, что он реальная версия Гастона из «Красавицы и чудовища», и я никогда с ним не спорил. — Никто не может устоять передо мной, кроме неё. Меня уже много лет так не отшивали.
— Хорошо, я понял.
— Нет, ты не понимаешь. — Наши сумки перекинуты через плечи, и он пожимает своими. — Она встречалась с тобой. Не со мной, а с тобой.
Да… но почему?
По-видимому, теперь он ещё и мысли читает.
— Потому что красота только на поверхности, и когда она смотрит на тебя, то видит то, что ей нравится. Бла-бла-бла, меня привлекает твоя личность. — Уоллес останавливается перед воротами, ведущими на парковку, кладёт обе руки мне на плечи и смотрит в глаза. — Чувак, послушай меня. Ты ей нравишься. Влечение не длится долго, если нет химии, которая его подкрепляет. Ты почувствовал с ней химию?
Я натянуто киваю.
— Ты беспокоился о том, что все могут подумать, когда был с ней, или ты просто наслаждался моментом?
— Господи, ты ходил в школу психиатров на выходных и получил степень по психологии? Что это, сеанс психотерапии?
Да, я понимаю, как глупо звучит этот вопрос, исходящий из моих уст.
Уоллес тоже, и он закатывает глаза.
— Просто ответь на вопрос, придурок. Ты почувствовал связь?
Я раздражённо сбрасываю его руки со своих плеч.
— Да, очевидно… Боже. — Я звучу как девочка-подросток, раздражённая своей матерью. Или Наполеон Динамит (прим. пер. Фильм «Наполеон Динамит» (Napoleon Dynamite, США, 2004)), кормящий свою ламу Тину.
— Так почему ты так себя ведёшь?
Он не вылезает из моей задницы по этому поводу.
— Почему тебя это волнует? — Я прохожу мимо него к выходу, коротко улыбаясь охраннику Стэну.
— Потому что я твой лучший друг.
Вот он опять за своё с этим его «лучшим другом»! Говорю вам, всё, что он когда-либо делал, это совершал набеги на мой холодильник, появлялся неожиданно и…
Дерьмо. Это звучит так, как поступил бы лучший друг. Кроме того, он, кажется, прикрывает мою спину, учитывая, что не перестаёт подначивать меня по поводу моих отношений — или их отсутствия.
— Чего ты от меня хочешь? — Я бросаю колкость через плечо Уоллесу, когда Стэн снимает замок с металлических ворот, выходящих на парковку.
— Я хочу, чтобы ты был счастлив, братан.
Счастлив.
Я думал, что был счастлив — тогда, когда жизнь была чертовски простой, и никто от меня ничего не хотел. Был счастлив, когда играл в бейсбол, потому что мне это нравилось, а не потому, что это оплачивало счета за большой, тупой, пустой особняк, который я был вынужден купить. Был счастлив, когда мог чаще видеться со своими родителями. И был счастлив, когда мои друзья из дома могли позволить себе прийти посидеть на трибунах и посмотреть, как я играю в нашем родном городе, когда им не нужно было садиться в чёртов самолёт, чтобы увидеть меня.
А еще был счастлив после нашего свидания, когда думал, что нравлюсь Миранде.
Нравился.
«Почему в прошедшем времени, Хардинг?» Я почти слышу, как Базз задает мне этот вопрос, хотя сейчас он в нескольких метрах позади меня, сильно отставая.
Собираюсь развернуться, чтобы надрать ему задницу, когда моё внимание привлекает вспышка розового цвета.
Миранда?
На стоянке?
Я прищуриваюсь, фокусируюсь на розовой точке передо мной, лице и волосах, и она прислоняется к белой машине, нервно заламывая руки.
Внезапно Уоллес оказывается рядом со мной.
— Что..? Это что..? — Базз прикрывает глаза от солнца свободной ладонью, хотя на нём бейсболка и, вероятно, он прекрасно её видит. — О боже, посмотри. Это… кто? Это она? — Строчки из этого чёртова детского фильма. — Это Миранда? Что она здесь делает?
Вот сукин сын.
Я бросаю на Уоллеса сердитый взгляд.
— Пожалуйста, не говори мне, что ты имеешь к этому какое-то отношение.
— Понятия не имею, о чём ты говоришь. — Он встряхивает своими невидимыми длинными волосами. Парень, безусловно, худший гребаный лжец, которого я когда-либо видел. Хорошо, что он каждый год претендует на премию ESPY (