Она смотрела сообщения по мультесети, когда Шива подошел к ней и по-братски обнял за плечи.
– Эх, сестренка, ну и заживем мы скоро! – с улыбкой сказал он и тут же удалился.
Но Тана еще с минуту боролась с раздражением, осознавая, что даже прикосновения Шивы ей невыносимы. Она впервые испытала сожаление, что ее брат мужчина. С этим придется смириться, но она почувствовала сильную неприязнь ко всему мужскому полу. Причем на верфи это чувство постоянно росло.
Размышляя об этом, она без особого интереса поглядывала на монитор, как вдруг спиной ощутила чье-то пугающее присутствие. Резко обернувшись, она успела разглядеть мужской силуэт, когда струя из пенобоя парализовала ее.
В себя Тана приходила медленно. Она чувствовала сильный холод, а тело ее затекло от неподвижности. Ей хотелось позвать отца, но сознание померкло, и она снова погрузилась в темноту. Когда же, наконец, она полностью обрела способность слышать и чувствовать, то пришла в шок, увидев себя пристегнутой наручниками к кушетке в каком-то техническом боксе. Она была совершенно голой, только сверху лежала тонкая простыня, слегка прикрывая тело. Испуг от пережитого был таким сильным, что Тана чуть не закричала. Самые страшные воспоминания о жизни на фабрике всплыли в ее памяти.
– Наша красавица уже пришла в себя? – услышала она мужской голос, от которого по телу прошла дрожь.
Над ней склонился Гудок. Чуть скосив глаза, Тана заметила двух вооруженных охранников у дверей. Управляющий откинул с нее простыню и причмокнул губами.
– Ну и Робиц, старый хрыч! Такой лакомый кусочек хотел от меня спрятать!
Тана заплакала от беспомощности, когда он провел рукой вокруг ее груди и по животу, опускаясь все ниже и ниже. Он сжал ей бедра и склонился к самому лицу девушки.
– Ты очень хорошенькая, Тана! Не плачь, и все у нас будет хорошо! Я скоро привезу сюда врача, он вычистит тебя, освободит от ненужного нам ублюдка, и мы с тобой поженимся. Я даже согласен простить твоего отца и не наказывать его за то, что он хотел мне помешать!
Гудок жадно рассматривал девушку, иногда касаясь ее тела. Тане эти прикосновения казались укусами змеи. Она рыдала от страха и обиды, а Гудок распалялся все больше, глядя на нее жадными глазами.
– Неужели ты не хочешь быть моей женой? – удивился он, схватив ее за подбородок и поворачивая к себе мокрое от слез лицо.
– Нет! Я не хочу быть ничьей женой! – заплакала Тана. – У меня будет ребенок. Отпустите меня, пожалуйста! Не убивайте его, прошу вас!
Гудок криво усмехнулся и больно сжал ей руку.
– Я уже принял решение. Ты будешь моей женой, а этот ублюдок нам не нужен! Веди себя со мной хорошо, Тана, и мы неплохо заживем!
– Нет! – воскликнула девушка. – Это мой ребенок, и он мне нужен! Я не собираюсь жить с вами! Я вас ненавижу!
Гудок на мгновение замолчал, ошарашенный услышанным. Еще ни разу ни одна женщина не говорила ему таких слов. Да еще и в присутствии охраны. Он с размаху отвесил Тане звонкую пощечину.
– Не хочешь по-хорошему, не надо! Все равно все будет так, как я решил!
Он оставил Тану одну на кушетке в центре бокса и оправился за врачом. Гудок уже сейчас хотел развлечься с девушкой, но мысль о том, что внутри нее сидит чужой плод, вызывала у него отвращение и злость. Он связался с доктором и приказал ему приехать как можно скорее.
В это время командор не находил себе места. Похищение дочери настолько его ошарашило, что он несколько минут не мог прийти в себя. Мать пришлось отпаивать каплями, Шива же, наоборот, рвался спасать сестру. Робицу пришлось взять себя в руки, чтобы хоть немного успокоить обоих.
У командора не было ни малейших сомнений в том, кто приложил руку к похищению дочери. Мысленно он поклялся убить Гудка, если с головы дочери упадет хоть один волос. Робицу пришлось использовать все свои связи в криминальном мире, вопрос о цене даже не стоял. На верфи нашлись люди, которые хотели расквитаться с Гудком, были и те, кто уважал командора и разделял его горе, но большинство работало просто за деньги. Командор объединил все силы. Через пару часов ему уже сообщили, что управляющий вывез Тану в технический бокс и сейчас удерживает там, готовя к операции. Робицу предлагали помощь, но он отказался. Это было его личным делом, и втягивать третьих лиц он не собирался.
– Отец, я с тобой! – заявил Шива, когда увидел, что командор достает из сейфа плазмомет и разрядник.
– Нет! – отрезал Робиц. – Если я не справлюсь один, то и ты ничем не поможешь. А тут, по крайней мере, ты принесешь пользу, оставшись с матерью.
Не говоря больше ни слова, он покинул дом и отправился в указанное информатором место. Бокс располагался в технической зоне четвертой верфи. Командор был зол и полон решимости, пробираясь по коридорам, кровь бурлила у него в жилах, и он не желал думать о тех последствиях, которые могли повлечь его действия. Сжимая рукоять плазмомета, он был готов испепелить любого, кто встанет у него на пути, пусть им окажется даже представитель власти. В те полчаса, пока он продирался через леса и трубы технических сооружений верфи, в нем окончательно и бесповоротно умер законопослушный человек.
Внезапно его окликнули:
– Эй, ты кто? А ну, стоять!
Робиц, не оборачиваясь, выстрелил на звук. Плазма с громким шипением шарахнула в полутьму, озарив окружающее пространство, а короткий вскрик возвестил о точности попадания. Командор поморщился и продолжил путь. В помещении запахло перегретым металлом и горелой плотью.
«Я выжгу всю эту верфь, как крысятник, – думал он, чувствуя, насколько сильно разгоняется сердце. – Даже если придется убить тут всех, меня это уже не остановит».
По мере продвижения он распалял себя все больше и больше, ощущая такой прилив адреналина, какого не испытывал даже в последнем, роковом бою. У него тряслись руки, а волосы на затылке топорщились, как у готового к драке волка.
Чем больше он приближался к боксу, тем чаще попадались посты охраны. Командор расстрелял всю обойму и установил новую – его уже не интересовали конкретные попадания, он попросту выжигал все вокруг, пробираясь сквозь пламя и клубы серого пара. Ближе к боксу плазму применять уже было нельзя, слишком шумно, пришлось достать разрядник и бить точно на поражение.
Уже возле самого бокса командор ввязался в затяжную перестрелку. Охранники атаковали его первыми, скорее всего были предупреждены. Пришлось перекатом уйти за стальную сваю, которая отражала выстрелы из разрядников, и отстреливаться. Но превосходящий по числу противник непрерывным огнем попросту не давал Робицу высунуться. Хорошо еще, что у охранников не было плазмометов, иначе бы и свая не выдержала. Лежа за ней, командор судорожно размышлял, как выйти из создавшегося положения. Он заметил, что несколько человек начали заходить с флангов, чтобы взять его на прицел. Это была большая опасность, поэтому действовать надо было решительно и быстро.
Прикинув расстановку сил, Робиц хотел было рискнуть, высунуться и ударить по охранникам из плазмомета, однако в данный момент любой риск был неоправданным. Но тут его осенило. Вместо того, чтобы целиться в сторону охранников, командор направил ствол себе за спину и нажал на спусковую пластину. Плазма с шипением шарахнула в пол и прожгла дыру диаметром не меньше метра. Не раздумывая ни секунды, Робиц бросился к пробоине и спрыгнул вниз.
Удар о нижнюю палубу оказался сильнее, чем ожидалось – Робиц сильно подвернул ногу. Но не время было об этом думать. Прихрамывая и подняв лицо кверху, он прикинул, где должно быть стальное перекрытие, над которым располагался технический бокс. Стрелять вверх было страшно, но необходимо – больше всего командор боялся, что плазма попадет в то самое место, где удерживают его дочь. У него дрожал палец, настолько пугала его мысль о том, что он собственными руками может убить Тану. Но с другой стороны, если не делать ничего, то ее ждет нечто пострашнее смерти, ведь брак с Гудком мало чем отличался бы для нее от рабства.
Собравшись с силами, Робиц поднял ствол и выстрелил, стараясь попасть ближе ко входу в бокс. Вероятность того, что Тану держат у самых дверей, была слишком мала, к тому же к тому месту подходила свая с удобными скобами, по которым можно было влезть наверх. Удар плазмы прожег в потолке внушительную дыру. Наверняка Гудок и его люди меньше всего ожидали такой штурмовой атаки снизу, поэтому должны были хоть на какое-то время впасть в легкий шок. Впрочем особо рассчитывать на это не стоило, поэтому командор ловко запрыгнул сразу на третью скобу, быстро влез наверх и, ухватившись за еще не остывший край пробоины, втянул тело в бокс.
Рядом с ним валялось изувеченное тело одного из охранников – видимо, тот стоял у дверей, в том самом месте, где образовалась пробоина. Второй, оглушенный и ослепленный вспышкой, пытался понять, что происходит. Робиц не дал ему этой возможности, попав зарядом плазмы в грудь. Тело охранника разнесло на несколько кровавых кусков. Моментально обернувшись, командор увидел Гудка, но выстрелить в него не смог, потому что между ним и противником, пристегнутая к кушетке, лежала Тана. Она глядела на отца во все глаза, а по щекам ее текли крупные слезы.
– Опусти оружие, – сквозь зубы прошипел Гудок, положив руку на живот Таны.
Командор перевел взгляд с его лица на руку и стиснул зубы от бессилия и злости. Он все еще держал наставленный на Гудка плазмомет, но понимал, что не сможет выстрелить, потому что тогда погибнет его дочь.
– Опусти оружие, иначе я убью ее! – приказал Гудок, направляя ствол на девушку.
Робиц медленно разжал руку и уронил плазмомет на пол.
– Оттолкни его от себя! Быстрее!
Командор зло пнул плазмомет. Гудок облизал пересохшие от волнения губы и засмеялся:
– Вот теперь можно и поговорить.
– Давай поговорим, Гудок, – миролюбиво ответил Робиц. – Только отпусти дочь.
– Ты что, командор, совсем из ума выжил? Чтобы я отпустил такую красавицу? Я, может, о ней всю жизнь мечтал, а ты говоришь: отпусти!