Это наше восприятие времени. Наши часы. А иногда это настоящая пытка.
Я считаю секунды с тех пор, как Блейкли сбежала от меня.
Считаю минуты с тех пор, как был внутри нее, с тех пор как в последний раз пробовал на вкус ее губы, чувствовал ее в своих объятиях.
Дни тянутся, и я считаю.
Я уничтожил все часы. Разбил вдребезги свои карманные. Поджег хижину моей сестры и превратил в обугленные останки. Я уничтожил данные и свой проект, и все это для того, чтобы освободиться.
По сути, я пытался остановить время.
И какое жестокое откровение — обнаружить, что мой мозг — главный хранитель времени.
Пока я дышу, мои клетки не позволят мне забыть ее. Она закодирована в моей памяти. Ее сладкий запах кокоса, ее греховный вкус. Электрический ток от ее прикосновения. Теперь она часть моей ДНК.
Я провожу рукой по лицу, в отчаянии произнося пылкие проклятия, пытаясь перенаправить свои мысли. Подобно клеткам, кодирующим мои воспоминания, я был занят перепрограммированием новой жизни — той, в которой я больше не брат и не ученый-биомедик. Я свободный от всех болезненных уз, привязывающих меня к прошлому.
И, как в любой программе, программист всегда оставляет открытым черный ход. Еще один способ войти. Однако в моем случае я оставил выход. В ночь пожара я подождал, пока Блейкли покинет хижину, прежде чем сбежать через лазейку. Я правда хотел сдохнуть из-за своего неудачного эксперимента, но по мере того, как пламя поднималось все выше, опаляя мою плоть, боль приносила мгновение ясности.
Я видел глаза цвета морской волны и ее раздирающие эмоции, когда просил Блейкли убить меня. Она колебалась. Это была всего лишь искра, малейший проблеск, но все же. И это осознание изменило все.
Я подсчитываю и теоретизирую, обматывая руку бинтом, когда мой ноутбук выдает сообщение о новом электронном письме. Заканчиваю обрабатывать ожог, затем смотрю в экран. Мой пульс учащается.
Уведомление получено из моих оповещений, которые я установил для определенных слов, фраз и имен.
Эриксон Теодор Дейвернс появляется выделенным жирным шрифтом.
Я нажимаю на электронное письмо.
Официальные представители ищут информацию об убийстве Эриксона Дейвернса. Его тело было обнаружено за мусорным контейнером возле жилого дома. В отчете говорится, что Эриксону нанесли тринадцать жестоких ножевых ранений. Его окровавленное тело было найдено без документов, денег или обуви. Подозревают ограбление в качестве мотива, но просят всех, у кого есть информация, сообщить об этом.
Я откидываюсь на спинку стула и сплетаю пальцы. Морщусь от боли в руке, но этого недостаточно, чтобы удержать меня от обсуждения теорий, возможностей.
Власти запрашивают свидетелей… значит, убийца скрылся. Вопрос, надолго ли. Я имею в виду, это же город. Эриксон вполне мог стать жертвой ограбления. Он также водился с очень сомнительными типами. Может быть, кто-то из них прикончил его.
Только мои инстинкты кричат не об этом.
Эриксон Дейвернс был на вершине списка мести одной очень преданной делу правосудия девчонки.
Дрожь пробегает по моему телу, когда я представляю ее разъяренной и дикой, с глазами, яркими, как море, предвестницей справедливости, когда она атакует. Она — самое прекрасное видение, полное страсти.
Что могло заставить человека с поверхностным аффектом, без прошлых склонностей к насилию, внезапно потерять контроль и совершить убийство?
Я знаю ответ — но знает ли она?
Ее стремление уравновесить чашу весов и осуществить возмездие является частью ее натуры. Именно поэтому она выбрала свою профессию. Поэтому у нее так хорошо получается мстить.
А Эриксон Дейвернс был незаконченным делом.
Но есть и темная сторона ее натуры, та часть Блейкли, которой нравилось причинять боль, страдание. Вот почему она хотела довести работу до крайности, чтобы по-настоящему заставить Эриксона страдать за грехи.
Ох, Блейкли, что ты натворила, моя маленькая садистка?
Я отодвигаю кусок бинта и осматриваю обожженную плоть своей руки. Повреждена, но мой организм уже вырабатывает новые клетки для заживления кожи. Мы адаптируемся. Мы выздоравливаем. Мы становимся сильнее.
Блейкли подобна этим поврежденным клеткам; ее мозг генерирует, чтобы восстановить и заменить выжженные воспоминания. Кодирует старые данные, учится и приспосабливается к своим новым эмоциям.
Я не потерпел неудачу. Я знал, что это не случится… не с ней.
Лечение прошло успешно.
Выдвигая ящик своего стола, я достаю единственный предмет, который мне удалось спасти от пожара до того, как он охватил хижину. Дневник объекта 6. Я просматриваю записи, чтобы найти рисунок Блейкли, который набросал в парке.
Мои пальцы благоговейно обводят ее черты. Жесткое выражение лица, когда она думала, что никто не видит. И как она соблазнительно прикусила губу.
Блейкли клялась, что она не такая, как я — божилась, что никогда не станет убийцей. Она отказалась лишить меня жизни, и я был свидетелем ее раздумий. Тем не менее, она, похоже, убила свою цель.
Почему отняла одну жизнь, а не другую?
Что отличает меня от Эриксона?
Возможно, ответ будет в новых сканированиях мозга. Или совершенно новой эмоциональной карте. Или, может быть, в том, что я не смогу оценить с помощью данных.
Некоторые ищут любовь в цветах и сладких признаниях в обожании и преданности. Наша любовь не сладкая. Наша любовь не наивная. Наша любовь больная и жестокая, рожденная в лаборатории. Насилие и одержимость — это лишь малая толика, и нами полностью владеет порочная страсть.
Блейкли принадлежит мне.
Она — мое доказательство. Мое лекарство прямо сейчас где-то там, бродит по миру. Самостоятельный новичок. Ей понадобится защита, руководство. Нужно, чтобы ее создатель помог ей измениться. Блейкли будет нуждаться во мне так же сильно, как я нуждаюсь в ней.
Скоро, маленький монстр. Скоро мы будем вместе.
«Правда, мы будем чудовищами, отрезанными от всего мира; но из-за этого мы будем более привязаны друг к другу». — МЭРИ ШЕЛЛИ, ФРАНКЕНШТЕЙН
ИНТЕРВАЛ
АЛЕКС
Если бы вы попросили меня дать определение любви раньше, я бы сформулировал это с научной точки зрения.
Любовь несущественна. Она запускает синапсы и химические вещества мозга — дофамин, норадреналин, серотонин, вазопрессин — вызывая выброс эндорфинов. То, что наше тело использует в качестве защитного механизма для защиты от боли, — это та же физиологическая функция, вызванная химическими веществами, призванная транслировать любовь.
Заставляет задуматься.
Любовь — это не отсутствие боли.
Это абсолютное погружение в нее.
От любви я не чувствую себя так, словно парю высоко над розовыми облаками или бегаю по полю маков в приподнятом настроении, в эйфории.
Любовь тащит меня по утесам ада, отрывая все еще бьющуюся мышцу от стенки груди, кровь воспламеняется от ее запаха, я мучаюсь под взглядом ее неистовых глаз.
Ее потеря уничтожила бы меня.
Даже сейчас, когда она держит шприц, ощущаю трепет от простого нахождения рядом с ней, наши молекулы цепляются, ее энергия поглощает мою, я бы скорее отрезал часть тела, чем страдал от ее потери из своего организма.
Таковы границы моей любви к Лорали Блейкли Вон.
А именно, есть несколько истин, которые я должен принять.
Я убийца.
Я отнял жизни.
Я неисправим.
И я ее не заслуживаю.
Тик-так-тик-так разносится по воздуху, ловушка, созданная для меня, совершенна по своей конструкции. Я все еще вижу поблескивающий оловянный циферблат своих карманных часов, подвешенный в темноте.
Общий враг, который объединяет нас.
Если бы Грейсон был чуть менее злобным, он бы просто убил меня. Вместо этого он оставил меня здесь, смотреть в ее прекрасные глаза цвета морской волны, чтобы я стал свидетелем ее разрушения, пока она делает выбор положить нам конец.
Издевательский смешок срывается с моих губ. Беспомощно и решительно я отдаю свой последний лучик надежды.
Даю человеку власть над тобой, чтобы сломить.
Это я считаю самым истинным показателем любви.
Полная капитуляция.
ГЛАВА 25
ОХОТА
БЛЕЙКЛИ
Гора Дьявола выглядит по-другому при дневном свете.
Темные кроны деревьев, которые я видела только мельком ночью, казались такими зловещими из-за узловатых ветвей, соперничающих за то, чтобы скрыть звезды от моего взгляда, сейчас ловят солнечные лучи, разбрасывая сверкающие отблески по покрытой сосновыми иголками земле.
Лес в полном цвету. Яркая зелень смешивается с коричневым фоном, как на картине Боба Росса. Это зрелище прямо из пастельной гостиной Ванессы. Аромат леса даже пахнет пастелью.
Передо мной узкая река серого цвета, речные камни оттеняют прозрачную воду, поток движется в мирном темпе, течение свободное и безмятежное. Спокойная атмосфера, которая контрастирует с ужасами моих ночных кошмаров.
Алекс принадлежал ночи.
Он был порождением луны и теней.
Он был не мог выбрать лучшего места для своей зловещей исследовательской лаборатории, где пытал своих жертв во имя науки. Ох, он верил — где-то в глубине своего бредового мозга — что борется за правое дело, но в конечном счете это было ради собственного эго. Пытался восстановить запятнанную репутацию покойной сестры-психопатки.
Тем не менее, она сделала свой выбор. И Алекс сделал свой.
За свои преступления против пациентов сестра Алекса была убита серийным убийцей-линчевателем-психопатом. Вместо того, чтобы оплакивать потерю и принять то, кем была его сестра, Алекс подхватил ее факел и проводил жестокие эксперименты на людях, чтобы попытаться вылечить психопатию.
Мы все — результат нашего выбора. Каким-то образом мой выбор привел меня в это место, и с тех пор я пытаюсь сбежать отсюда. Мой разум здесь в ловушке, как бы далеко я ни убегала.