Она уникальна.
Не знаю, приводит ли меня это осознание в ярость или возбуждение, но это упрощает задачу.
В течение последних двух лет я пытался изменить мир, разрабатывая профилактическое средство. Лекарство, препятствующее разложению и деградации разума до психопатического состояния, но лечение гораздо более сложное и… уникальное.
Цель никогда не была более ясной.
Я знаю, что нужно сделать.
Как только избавлюсь от тела, проследив за точностью каждой детали, настанет время найти мою маленькую потерянную садистку.
Нужно подготовиться. Необходимо заложить фундамент.
Говорят, отсутствие чувств закаляет сердце.
Предвкушение убийственно.
Я хотел поделиться своим открытием, своим прорывом со всем миром. Я хотел почтить память своей сестры и восстановить ее статус в медицинском сообществе.
Теперь я не хочу ни с кем делиться Блейкли.
Тут дело не в лечении.
Скорее, в устранении.
И у меня есть идеально откалиброванное оружие для достижения этой цели.
ГЛАВА 27
СТАРОЕ ПЛАМЯ
БЛЕЙКЛИ
Мой самолет приземляется на западном побережье в восемь тридцать. Аэропорт Сан-Франциско кишит нетерпеливыми туристами в шортах и майках, с бледной кожей, жаждущей загара. Мне требуется полчаса блуждания по лабиринту аэропорта, чтобы выбраться во внешний мир, где горячий и влажный порыв прибрежного воздуха накрывает меня, как мокрое одеяло.
Я поехала на такси в отель в центре города, где сняла номер на ночь. Расположенный всего в нескольких кварталах от Юнион-сквер, этот роскошный отель может похвастаться видом на городской пейзаж, залив, Алькатрас, Золотые ворота и мост Бэй-Бридж. Хотя вид с террасы люкса просто захватывает дух, я здесь не для этого.
Мой телефон звенит. Я ставлю бокал с вином на мраморный столик и открываю сообщение. Напряжение скручивает мой живот, когда я отвечаю на смс, затем звоню в вестибюль.
Прежде чем поехать на Гору Дьявола, я отправила электронное письмо известному криминальному психологу доктору Лондон Нобл. Смутно упоминая себя и не называя никаких имен или идентифицирующих деталей, я подробно изложила теорию Алекса о психопатах, описала его ужасный эксперимент и тот факт, что осужденный серийный убийца Грейсон Салливан был непосредственным катализатором.
Честно говоря, электронное письмо казалось безумным. Я не ожидала ответа от этой женщины, которая сама пережила много страданий от рук маньяка-убийцы. Поэтому была шокирована, когда доктор Нобл пригласила меня поговорить с ней лично.
Да, я могла бы просто назначить сеанс. Заявиться в ее офис в таунхаусе и вывалить на нее всю эту ужасную историю прямо в кабинете, используя пункт о конфиденциальности между врачом и пациентом и требуя от нее ответов на все вопросы. И обычно это именно то, что я бы сделала. Отнеслась бы к ней как к препятствию, которое нужно устранить, чтобы достичь своей цели. Быстро. Легко. Напрямую.
Я тянусь за каберне, делаю большой глоток, наслаждаясь крепким вкусом и кайфом, разливающимся по моим венам. Кончики моих пальцев белеют на бокале, когда я крепче сжимаю его.
Я уже не та быстрая, непринужденная, непосредственная женщина. Обдумываю каждую мысль и решение, а мои эмоции и мозг воюют друг с другом.
Я ощущаю некое сумасшествие, и мне интересно, всегда ли женщины так себя чувствуют. Задают себе вопросы, анализируют каждую чертову мысль, сомневаются в каждом своем выборе.
Если так, то я им сочувствую. Неудивительно, что большинство моих клиентов, жаждущих мести, были женщинами.
Раздается тихий стук в дверь. Два медленных, легких стука, от которых у меня учащается сердцебиение. Я иду, расправив плечи, стараюсь собраться с духом и открываю дверь.
Доктор Нобл выглядит точь-в-точь как на своей профессиональной фотографии в интернете. Длинные темные волосы, заплетенные в косу, перекинуты через одно плечо. Изысканный, но сексуальный черный костюм с юбкой-карандаш. Очки в черной оправе. Это женщина утонченная и опрятная. А еще красивая.
— Блейкли Вон? — спрашивает она с серьезным выражением лица.
Я киваю один раз.
— Спасибо, что встретились со мной, доктор Нобл. Пожалуйста, входите, — я отступаю в сторону, чтобы дать ей пройти.
Войдя в номер, она кладет свою кожаную сумочку «Prada» на столик в прихожей.
— Давай перейдем на «ты». То, что мы будем обсуждать, сводит на нет необходимость в формальностях и вежливом этикете.
Я закрываю дверь.
— Справедливо, — я направляюсь прямиком к мраморному столику и делаю глоток вина, затем поднимаю бутылку в ее сторону, предлагая. — Нужен бокал вина?
Улыбка скользит по ее нежным губам.
— Мне нравится, что ты спросила «нужен» вместо «хочешь». Очень решительно. Это многое говорит о тебе.
В манере настоящего психоаналитика она не отвечает на вопрос. Я наливаю ей бокал.
— Уже анализируешь меня.
Она пожимает плечами, не извиняясь.
— Это моя работа, — она принимает вино. — Итак, кто ты, Блейкли?
Я ставлю бутылку с громким звоном.
— Чертовски хороший вопрос.
Наклонив голову, она изучает меня, сдвинув брови. Затем делает глоток вина, прежде чем начать серьезно.
— Ты родилась психопаткой.
— Да. Как повезло.
— И этот доктор… — она подходит к дивану, ставит свой напиток на столик и расстегивает пиджак, прежде чем сесть. — Я бы не относилась так к нему, но ты сказала, что он ученый-биомедик. Разрабатывает лекарства от болезней.
Я делаю глубокий вдох.
— Да.
Лондон медленно скрещивает ноги, оценивая меня взглядом.
— Он счел твою психопатическую натуру болезнью. И… вылечил тебя.
— Да, — говорю я в подтверждение.
— То, что ты утверждаешь, невозможно.
— И все же, я здесь. Продукт неуравновешенного доктора, — натянуто улыбнувшись, я добавляю: — Потому что Грейсон Салливан убил его сестру.
— Интересно, — выражение ее лица нейтральное, не показывает намеков, что имя ее мучителя ее нервирует.
В своем электронном письме к ней я указала, что одна из жертв Грейсона была связана с Алексом, но не использовала никаких подробных описаний или имен. Я и сейчас не решаюсь выдавать слишком много, но с ней мы можем обменяться только равноправной информацией.
— Я знаю, что ты заставила меня лететь через всю страну не для того, чтобы я пересказала все то, что уже изложила в письме, — я сажусь напротив нее и имитирую язык ее тела. — Мне нужно найти человека, который сделал это со мной. И мне нужно знать, что им движет, — я подавляю мрачную улыбку от своего каламбура, ведь именно это Алекс пытался сделать со мной.
Она потирает тыльную сторону ладони, пристально глядя на меня. Нервирует, то, как она выдерживает мой взгляд. Большинство людей устанавливают зрительный контакт, а затем отворачиваются. Невежливо смотреть человеку в глаза слишком долго. Это одна из первых вещей, которым я научилась сама, чтобы не заставлять других чувствовать себя некомфортно.
Теперь я понимаю, каково это, когда на тебя смотрят бездушным взглядом.
— И ты веришь, что я могу как-то помочь тебе найти этого человека, — заявляет она.
— Я знаю, что ты можешь.
— Я не знаю, как.
— Сестра Алекса, — говорю я, напрягаясь, чтобы выдержать ее пристальный взгляд. — Ты изучала Салливана. Ты была близка с ним. Ты знаешь о его жертвах. Значит, у тебя есть информация, неизвестная общественности о докторе Мэри Дженкинс, — я поднимаю подбородок выше. — Мне нужна эта информация.
Впервые с тех пор, как Лондон вошла в комнату, маска сползает, и черты лица выдают ее. Расширенные глаза, слегка приоткрытый рот. Эта информация влияет на нее. Возможно, потому, что Мэри была врачом, своего рода коллегой по профессии. Возможно, из-за ужасного способа, которым была убита Мэри. Стала жертвой своей собственной варварской практики лоботомии.
— К сожалению, мне никогда не давали много информации о докторе Дженкинс, — говорит она, делая глоток вина. — Но давай отбросим все притворство, Блейкли. Поиски Алекса — это лишь отчасти причина, по которой мы здесь. Есть что-то еще, чего ты хочешь, и не знаю, почему ты думаешь, будто я могу помочь тебе это получить.
Тревога проникает под кожу, мое терпение на исходе. Сколько правды я могу ей открыть? Признаться, что я убила человека? Что я не могу явиться с повинной, потому что эгоистично не хочу зачахнуть в тюрьме? Что сначала я должна исправить этот внутренний дефект, чтобы отбыть суровый срок?
Просто абсурдность моих мыслей заставляет меня чуть не разразиться истерическим смехом.
— Он пытал меня, — говорю я вместо этого. — Он экспериментировал с моим мозгом. Он ввел мне… даже не знаю, что, и теперь я такая… — я замолкаю, разочарование загрязняет мои мысли. — Я — другой человек.
Лондон наклоняется вперед.
— Сделай три глубоких вдоха.
Маниакальный смех вырывается наружу.
— Раньше мне никогда не приходилось делать гребаные вдохи, — но я делаю. Замолкаю, чтобы отдышаться и взять себя в руки. — Я не узнаю себя. Это все равно что каждый день просыпаться в чужой шкуре, это сбивает с толку, пугает. Я не просто хочу найти его; я хочу вырезать его чертово сердце. Облить бензином и поджечь, — заставить его страдать от огня, который должен был стать его судьбой. Мои руки сжимаются в кулаки. — Я хочу отомстить.
Даже когда я признаюсь в этом, когда озвучиваю свое желание Вселенной, я чувствую упущение в своих словах. И доктор Нобл хороша в своем деле — она это видит.
— Страсть — тот еще зверь, — говорит она решительным голосом. — Она может проявляться в самых разных формах. Гнев, страх, отчаяние, месть, одержимость. Любовь, — ее взгляд ловит мой. — И самое сложное — когда сочетается все это.
Мои ногти впиваются в ладони. Запутанные и сложные эмоции, которые я испытываю к Алексу, ежедневно выворачивают меня наизнанку. Мне не нужно, чтобы эта женщина указывала на них. Мне не нужен еще один врач, который морочит мне голову. Я знаю, что больна.