Прошлой ночью я знала, что должна признаться, и знала, что это должно произойти сегодня. Пока Алекс не получил шанс подставить Брюстера или совершить серьезную ошибку, обманув Грейсона.
Я также знала, что выйти из его квартиры с орудием убийства будет нелегко.
Осталось только заставить Алекса поверить, что я привержена его плану, ему. Мне нужно было, чтобы он доверял мне, полностью, безоговорочно. И… я не могу больше лгать себе. Все это не было притворством.
Я слишком долго боролась со своими запутанными эмоциями к Алексу, дала слабину, желая отдаться этим всепоглощающим чувствам и страсти, ощутить связь с ним и понять, что это реально — а потом покончить с нами.
Это еще одна причина, по которой я стою здесь.
Большая опасность кроется не во мне, а в нас двоих вместе взятых.
Утренний туманный воздух липнет ко мне, как толстая пленка, тайна, которую я носила с собой, покрылась мозолями. Как только я войду в эти двери, больше не выйду. Меня задержат. Зачитают права. Посадят в камеру предварительного заключения. Меня никогда раньше не арестовывали. Я всегда находила способы обойти власти.
Это будет совершенно новый опыт.
Подставлять Алекса таким образом — это радикально и саморазрушительно. Но, по правде говоря, это убьет двух зайцев одним выстрелом. Я получу выговор за свое преступление, а Алекс, наконец, остановится.
Он сказал, что я сторонник правосудия, значит, правосудие восторжествует.
Признание в убийстве Эриксона не связано с чувством вины — у меня есть свои правила, пределы. Даже будучи психопаткой, у меня есть гребаный моральный компас.
Я делаю шаг вперед, вдыхая запах автомобильных выхлопов, и мой телефон вибрирует в заднем кармане. Остановившись, я поддаюсь ноющему желанию проверить свой телефон.
Текстовое сообщение от мамы:
Я наняла для тебя адвоката. Позвони мне.
У меня волосы встают дыбом, и тошнота скручивает желудок. Я подхожу к стене здания и звоню ей.
Она отвечает беззаботным тоном, как будто не видит, кто звонит.
— Ванесса Вон.
Я нетерпеливо выдыхаю.
— О чем ты?
Слышу ее громкий выдох на линии.
— Блейкли, пожалуйста. Потише. Дела улажены. Это все, что тебе нужно знать, — она повышает голос на октаву выше, как будто просто записывается на прием в спа-салон. — Я жду тебя сегодня на поздний завтрак.
Приглашение на поздний завтрак от Ванессы — неспроста.
— Не понимаю, что происходит, но я занята.
— Я знаю, где ты сейчас находишься, — говорит она, и в ее голосе появляются суровые нотки. — Я послала Патрика за тобой. Он должен скоро приехать. Мы обсудим это, как только ты будешь здесь.
Я поднимаю взгляд и вижу, что водитель моей матери подъезжает к обочине на другой стороне улицы.
— Черт, — я заканчиваю разговор и иду к пешеходному переходу, но мой взгляд притягивает фигура в костюме на заднем сиденье машины, и я резко останавливаюсь.
Все мое тело покрывается льдом. Время останавливается, когда наши глаза встречаются. В этот пронзительный взгляд я смотрела, чувствуя его внутри себя. Этот взгляд я искала в толпе одновременно со страхом и тоской. Столкновение эмоций бушует во мне, сердце бешено колотится.
Я отхожу от бордюра к машине, не сводя глаз с Алекса. Прошлая ночь могла быть еще одним из моих снов; я даже не уверена, было ли это на самом деле.
Меня влечет к нему натянутой нитью. Страшно отвести взгляд, страшно подойти к нему, бурлящий вихрь эмоций заглушает гудки и крики, когда машины тормозят и сворачивают в сторону.
Руки обхватывают меня за талию и тащат с дороги.
— Отпусти, — я толкаю Патрика локтем в ребра, но он сжимает хватку, несмотря на мое сопротивление. Все тело начинает болеть из-за вчерашней драки.
Я не вижу Алекса. В безумных поисках я чувствую себя диким зверем, только что потерявшим добычу.
— Мисс Вон, это небезопасно, — говорит Патрик, опуская меня на тротуар. Губы сжимаются в жесткую линию, он хватается за бок. — Вы в порядке?
Его вопрос подразумевает не только мое текущее состояние.
— Я в порядке, — говорю рассеянно, встречаясь взглядом с Алексом в машине. Качаю головой, затем смотрю на водителя моей матери. — Прости. За то, что ударила.
Он моргает, пораженный моим извинением.
— Все в порядке, мисс Вон.
Когда оглядываюсь, чтобы найти Алекса, я разрываюсь между желанием броситься к нему или убежать в противоположном направлении.
Не знаю, как, черт возьми, ему удалось это организовать, но я не должна удивляться, когда дело касается Алекса. И все же, каждый раз он находит новый способ шокировать меня.
Патрик открывает дверь «Ауди» спереди.
— Давайте отвезем вас домой.
Его голос вырывает меня из мыслей, я на мгновение закрываю глаза, принимая решение. Прохожу мимо пассажирской двери и открываю дверцу заднего сиденья, садясь рядом с Алексом.
Он проводит пальцем по тыльной стороне моей ладони.
— У меня всегда есть план на случай непредвиденных обстоятельств, — говорит он приглушенным тоном.
Я смотрю прямо перед собой.
— Ты втянул в это мою маму, — говорю я, хватая ремень безопасности и пристегиваясь. — У тебя нет плана. Ты просто хочешь сдохнуть.
Краем глаза я замечаю его мальчишескую ухмылку.
Сначала разберусь с Ванессой. Затем позабочусь о сумасшедшем ученом.
Я могу справиться только с таким количеством безумств за один раз.
— Едем к Ведьме, Патрик, — говорю я.
Ухмылка Патрика видна в зеркале заднего вида, когда он заводит машину.
— Хорошо, мэм.
Это засада.
Когда вхожу на террасу на крыше трехэтажного пентхауса на Парк-авеню, с которой открывается потрясающий вид на город, я вижу Рошель, развалившуюся возле небольшого бассейна. Они с моей матерью пьют «мимозу». Обе лежат на белых шезлонгах, как будто сейчас не утро буднего дня.
— Понятия не имею, что происходит, но это выглядит просто отвратительно, — я начинаю уходить, и Рошель подскакивает, чтобы остановить меня.
— Сядь на свою тощую задницу и заткнись, — рявкает она, буквально щелкая пальцами и сверкая глазами сквозь огромные дорогие солнцезащитные очки.
— Как тебя втянули в это? — спрашиваю я ее.
— О, прости. Это какая-то другая Блейкли Вон звонила мне в три часа ночи и просила подвезти до Манхэттена? — она делает драматический глоток своей «мимозы», хрустальный лед звенит в бокале.
Я правда звала ее на помощь после того, как сбежала от Алекса, и она помогла.
— Ты под зонтиком, Рошель, — я свирепо смотрю на ее солнцезащитные очки.
— Ультрафиолетовые лучи, милая. Тебе не мешало бы подумать об этом, — она снова садится на свое место и драматично разваливается, делая здоровый глоток своего напитка. — Ты не будешь вечно молодой.
— Если только ты не напоишь меня своей бессмертной кровью, — я лучезарно улыбаюсь.
Рошель смотрит на мою мать.
— Она вся в тебя, Ви.
Ванесса лишь вздыхает, как будто растить меня (хотя это делала няня) было таким бременем.
— Тебе следует отнестись к этому серьезно, Блейкли.
Я поджимаю губы, сурово глядя на нее.
— К чему «этому», мам?
Она ставит бокал на мраморный столик и снимает очки. Ее глаза — зеркальное отражение моих собственных, и от этого взгляда у меня кровь стынет в жилах.
— Я говорила, что твое маленькое хобби… работа… как бы ты это ни называла, — она пренебрежительно машет рукой, — однажды доставит неприятности. Теперь человек мертв, и ты, как дура, думаешь, что можешь просто пойти в полицейский участок и сдаться, — она раздраженно выдыхает и прижимает ладони к щекам, как будто напряжение от ее речи растянуло кожу. — Серьезно, Блейкли. О чем ты думаешь?
Брусчатка под моими ботинками проваливается, изменение силы тяжести выводит меня из равновесия. Я бросаю обвиняющий взгляд на Рошель.
Она качает головой.
— Не смотри на меня. Я слишком занята, чтобы следить за тобой, милая.
Я киваю и облизываю губы, оставшийся привкус ночи, проведенной с Алексом, поражает меня горькой обидой.
Вкалываешь мне кетамин и похищаешь? Отлично. Запираешь меня в подвале посреди дикой природы и проводишь надо мной эксперименты по изменению сознания? Отлично. Занимаешься со мной любовью, теряя рассудок? Отлично.
Но натравливать на меня Ванессу, как змею, чтобы она сделала всю грязную работу…
Это уже слишком.
Я заглядываю через стеклянные перила в пентхаус, пытаясь отследить его передвижения. Присутствие Алекса в доме моей семьи приводит в замешательство. Я не замечаю его, и мне интересно, сидит ли он на балконе с жутким биноклем и подслушивающим устройством. Или, может быть, шпионит с помощью беспилотника.
Это подозрения могут показаться нелепыми, если только ты не становишься объектом одержимости доктора Алекса Чемберса. Он точно знал, где я была этим утром. Он точно знал, что я собиралась сделать. Значит…
Я достаю свой телефон из заднего кармана и бросаю его на брусчатку, затем ударяю каблуком ботинка по экрану.
Моя мама бросает взгляд на разбитое устройство, прежде чем неодобрительно нахмуриться.
— Вижу, твой характер не улучшился.
Я смотрю вниз на разбитый телефон. Он «занимался любовью» со мной. Он заставил меня поверить, что я могу полюбить его. Мне было так больно этим утром, когда я боролась с выбором уйти или остаться.
Но в какой-то момент ночью он установил шпионскую программу на мой телефон. Все, что он говорил прошлой ночью, было чушью. Между нами никогда не может быть никакого доверия. Он лишь хотел помешать мне попасть в полицейский участок, поэтому привлек мою мать.
А это великое зло.
Скрещиваю руки на груди и перевожу взгляд на двух сговорившихся женщин на террасе. Я могла бы все отрицать. Могла бы заявить, что смерть Эриксона была несчастным случаем или самообороной. Но по какой-то причине облегчение, которое я испытываю от того, что кто-то еще знает мой секрет, снимает слой вины, даже если эти люди — мама и самовлюбленная клиентка из моего списка.