Возможно, это самая милая грубая вещь, которую она когда-либо говорила мне.
— И этот пенис не один, — говорю я, бросая взгляд на Алекса, стоящего возле стеклянной перегородки в садовой комнате. Смотрю на Рошель. — Увези маму из города на следующие две недели.
— Чтобы ты навлекла на себя еще больше неприятностей? — она приподнимает подведенную карандашом бровь.
— Чтобы я знала, что она в безопасности.
Плотно сжав губы, Рошель кивает.
— Конечно, милая. Я знала, что где-то под этими упругими сиськами у тебя спрятано сердце.
— Да, кто бы знал, — невозмутимо отвечаю я.
Она целует меня в другую щеку, прежде чем уйти вслед за Ванессой.
— О, небольшой совет, что бы ты ни задумала, — она поворачивается, — врагов много, когда дело касается денег. Держи своих врагов на расстоянии, и если они перейдут черту, звони мамочке, — она хихикает, направляясь в пентхаус.
Я упираю руки в бока и смотрю на раздавленный одноразовый телефон. Если бы моя мама и Рошель знали всю правду, их советы были бы совсем другими… и Алекс мог бы оказаться погребенным под розовым кустом Ванессы.
Однако для одного дня уже достаточно признаний и откровений.
Рубцовая ткань на моей ладони пульсирует, внезапно давая о себе знать. Я провожу большим пальцем по неровной коже, вспоминая свой разговор с Лондон и то, что она рассказала о телах — жертвах Мэри.
На меня нисходит странное спокойствие, похожее на тот момент, когда я придумываю идеальную схему мести клиенту, как будто все кусочки головоломки внезапно складываются воедино.
ГЛАВА 37
РАЗРУШЕННАЯ СТРАСТЬ
АЛЕКС
Я наблюдаю, как Блейкли входит в садовую комнату через стеклянную перегородку.
Вся такая красивая, едва сдерживая ярость, она говорит:
— Ты зашел слишком далеко, черт возьми.
Может быть.
Но она уже давно должна понять, что я пойду на все, чтобы защитить ее.
Заканчиваю срезать шипы на стебле, затем протягиваю ей красную розу.
— Мне нравится твоя мама, — говорю я, уходя от темы. — Не знаю, почему ты не проводишь с ней больше времени. Она очаровательна, — я оглядываю роскошную комнату с садом. — Ты выросла в богатстве, тебя окружали прекрасные вещи в жизни. Тебе это идет.
— Да. Все холодное, бесчувственное, поверхностное, — она выхватывает розу у меня из рук и бросает ее на пол из каррарского мрамора. — Такой личностью я была раньше.
— Я бы сказал, что ты до сих пор такая, — говорю я, откладывая ножницы, — учитывая, что ты хладнокровно ушла от меня этим утром, даже не написав любовное прощальное письмо.
— Это не шутки, Алекс. Ты вовлек мою маму.
Потираю рот рукой. Я не планировал вовлекать ее в это, но, оказывается, Ванесса Вон знает о своей дочери больше, чем думает ее дочь. После звонка Ванессу нельзя было успокоить.
Казалось, она на законных основаниях заботилась о благополучии своей дочери, хотя Блейкли заставила меня поверить в обратное. Честно говоря, я не был готов к тому авторитету, которым миссис Вон обладала в этой ситуации. Но, учитывая, что план Блейкли был фактически сорван, и Ванесса доверила ее мне, похоже, все складывается к лучшему.
— Я же говорил тебе, что явка с повинной — это не вариант, — в ответ на ее возмущенное молчание я заверяю: — Она будет в безопасности. Чем скорее мы решим проблему, тем скорее беспокойство твоей матери утихнет, и ее участие в дальнейшем не понадобится.
Черты ее лица суровеют, когда она делает шаг ко мне.
— Ты угрожаешь?
Оскорбление ранит.
— Я знаю, доверять сложно, но после прошлой ночи ты не должна подвергать сомнению мою мотивацию. Я бы никогда намеренно не причинил тебе боль, Блейкли.
— Доверять? — она прищуривает глаза цвета морской волны. — Ты установил шпионскую программу на мой телефон. Это, по-твоему, доверие?
Это отчаянная мера, на которую я был вынужден. Прошлой ночью я почувствовал ее неуверенность. С ее переменчивыми эмоциями я не мог рисковать потерять ее снова. И не мог рисковать тем, что она сделает именно то, что пыталась сделать сегодня утром, только не тогда, когда рядом сумасшедший серийный убийца.
— Я сделаю все возможное, чтобы защитить тебя, — говорю я. — Даже от тебя самой.
Она закрывает глаза и качает головой, демонстрируя свое разочарование.
— Во что ты вырядился?
Ее реплика сбивает меня с толку, и я оглядываю темно-серый костюм от «Версаче».
— Оделся для работы, в которую другие должны поверить. Что-то в этом роде. Теперь я твой адвокат.
— Ты настолько сбрендил, что даже сам больше не знаешь, кто ты такой.
Я обхожу скамейку и добираюсь до нее прежде, чем она успевает отпрянуть. Беру ее лицо в ладони, ловя ее взгляд своими.
— Я человек, который сжег свою жизнь ради тебя. Я человек, который без вопросов лишит себя жизни, лишь бы ты была в безопасности, и у меня не будет чувства вины или сожаления, потому что я ни перед чем не остановлюсь, чтобы мы были вместе.
Ее пристальный взгляд изучающе скользит по моему лицу, в глубине ее глаз мелькает паника.
— Ты все равно сумасшедший.
Мои губы растягиваются в кривой улыбке.
— Любовь — это безумие, детка.
Я сходил по ней с ума с того момента, когда у меня перехватило дыхание в баре, и с тех пор боролся с признанием того, что я принадлежу ей.
Зачем еще мы берем, крадем и вожделеем, если не для того, чтобы обладать человеком, который нас мучает?
Я взял. Я украл. Я возжелал ее.
Пытаясь освободить ее, лишь понял, какой я на самом деле жадный монстр. После того, как прошлой ночью она отдалась мне, я буду грабить и уничтожать, как мои предки-неандертальцы, лишь бы она была моей.
Буду тем злодеем, который ей нужен.
Я чувствую, как она сглатывает, провожу пальцем по всей длине ее шеи, любуясь синяками, которые я там оставил. Она чувствовала ту страсть между нами, и даже сейчас, при свете дня в садовой комнате ее матери, она не сможет этого отрицать.
— Я хочу, чтобы ты отпустил меня, — говорит она.
Я выдыхаю легкое проклятие.
— Или я мог бы взять тебя прямо здесь, на этой скамейке, — придвигаюсь ближе и покрываю поцелуями ее нежную кожу, вдыхая ее возбуждающий аромат, который проникает прямо в мой член.
— Ты такой грубиян, — говорит она, хотя я чувствую дрожь ее тела.
Я улыбаюсь, уткнувшись в ее шею.
— Мори мужчину голодом, и он превратится в дикого зверя, — я целую впадинку у нее на шее, выпрямляюсь и встречаюсь с ней взглядом. — Скажи, что хочешь меня.
Она беззвучно смеется.
— Никогда в жизни.
— Скажи, что любишь меня, — требую я.
— Только в твоих мечтах.
Я сжимаю ее горло, чувствуя, как бьется пульс.
— Тогда, чем больше ты будешь морить меня голодом, тем более развратным я стану.
Ее глаза вспыхивают, и я чувствую, что она вот-вот плюнет мне в лицо, поэтому завладеваю ее губами, прикусывая. Она стонет и толкает меня в грудь, чтобы вырваться.
Вытирает рот тыльной стороной ладони, размазывая красное пятно. Я дотрагиваюсь до губы, понимая, что это моя кровь. Она укусила меня в ответ. Сильнее.
— Хватит уже, — говорит она.
Подавляю улыбку. Я не пытался манипулировать ею, но используя ее неустойчивые эмоции, она лучше сосредотачивается.
— Легче испытывать только одну эмоцию, — говорю я, доставая телефон. — Когда ты теряешь контроль, гнев подавляет страх, не так ли?
Она понимающе ухмыляется.
— На самом деле, да. Я только начинаю думать о том, как разбиваю тебе лицо, и тут же полностью прихожу в себя.
Я выдерживаю ее яростный взгляд, мое тело разгорается, хочется выполнить свою угрозу и перегнуть ее через скамейку. Наклоняюсь и бесстыдно поправляю свой твердый член.
Блейкли не сводит с меня глаз, но быстрый подъем груди выдает ее возбуждение, и я улыбаюсь, прежде чем опустить взгляд на экран своего телефона.
С глубоким, успокаивающим вдохом проверяю последние обновления о Брюстере. Он должен вылететь в Канаду через пять дней. Я переворачиваю телефон, чтобы показать Блейкли.
— Начнем с Брюстера, — говорю я. — У него осталось мало времени.
— Хорошо, — она облизывает губы, еще больше разрушая мое терпение. — Сразу после того, как я куплю одноразовый телефон и увезу Ванессу из города.
Она все еще беспокоится о своей матери, хотя и маскирует этот страх, направляя свой гнев на меня. Может, я брежу, но вчера казалось, что она почти приняла нас.
Величайшие истории любви рождаются из огня.
Трагедии. Жестокости. Страсти.
Я не искал любви; мой аналитический склад ума никогда не верил в эту концепцию, и я не думал, что она применима к моей жизни. Романтический партнер был бы обузой, помешал бы мне достичь целей.
Но Блейкли всегда была другой. Она уникальна, она моя вторая половинка. Найдя ее, я не могу просто вернуться к серому существованию.
Она — мое будущее. Занимаемся ли мы любовью или пытаемся убить друг друга, одержимость все равно захватывает целиком.
Она должна быть рядом, у меня больше нет выбора.
Тот, кто утверждал, что любовь должна быть здоровой, — дурак, который верит в сказки.
Всякая любовь эгоистична. Так разум поддерживать нашу значимость в мире, которому вообще плевать, спрыгнем ли мы со скалы.
Я сделал то, что должен, дабы помешать женщине, которую люблю — которая мне нужна — прыгнул со скалы.
Кладу телефон в карман и наклоняю голову.
— Этим утром тебе нужен был стимул, — говорю я. — Думаешь, Грейсон, Брюстер или кто-нибудь из его головорезов остановятся только на тебе? Они придут за твоей семьей, чтобы получить то, что хотят.
Она смотрит на меня свирепым взглядом.
— Ты усугубил ситуацию, впутав мою маму, — она хватает ножницы с верстака и подходит ко мне. — Курица или яйцо, Алекс. Что было первым? — она берется за галстук, притягивая меня ближе. — Если бы я не встретила тебя, никто бы не оказался в опасности.
Она щелкает ножницами, обрезая мой галстук ниже узла.