ся.
Правительство захочет получить обратно свои налоговые отчисления.
Когда все становится на свои места, меня охватывает чувство правоты. Я никогда не участвовала в игре мести за справедливость, что бы ни утверждал Алекс. Мой бизнес был корыстным.
Да, я жестока.
Внутри меня болезнь.
Я боялась того дня, когда болезнь поглотит последние остатки моей человечности и я стану настоящим монстром.
Но всегда был страх познания своей натуры, который держал меня в узде и сдерживал всепоглощающую тьму. Это всегда было в моей власти. Даже будучи психопаткой, я таила страх перед самой собой.
Я теряла контроль, когда мной овладевали эмоции.
Не обязательно быть психопаткой, чтобы совершать ужасные поступки — ведь даже поддаваясь страхам, мы можем стать злодеями.
С эмоциями или нет, Алекс был прав, я тот же человек.
Обостренное чувство трепета разливается по моим венам, почти доводя до слез. Я больше не чувствую себя потерянной, одинокой. Бесцельной. Блейкли все это время была внутри меня, просто ждала, когда я найду ее.
Хватаю свою сумку с телефоном и направляюсь к двери.
Когда я сидела напротив нее, Лондон сказала, что, пока я успешно справляюсь с Алексом, Грейсону нет необходимости вмешиваться.
Она не описывала своего пациента; она предупредила.
Когда Алекс пригрозил, что Лондон может поместить меня в психиатрическую больницу, он намекнул на очень важный аспект их отношений. Она контролирует ситуацию. У нее есть власть.
Лондон — это ключ.
Алекс заключил сделку с Грейсоном, но я могу заключить сделку с ней.
Набираю номер.
Когда она отвечает, говорю:
— Все готово.
Повисает пауза, прежде чем она отвечает.
— Привет, Блейкли. Я так рада, что ты, наконец, решила связаться со мной.
Я обхожу тележку с едой, острый запах пережаренного уличного мяса бьет в ноздри, и даже это приятнее, чем приветствие Лондон.
— Ситуация улажена, — говорю я ей, поддерживая разговор по существу. — Алекс исчез из поля зрения. Я позаботилась о нем. Добилась успеха, — я подчеркиваю это слово, вспоминая наш разговор.
На линии повисло молчание, затем:
— Что ты собираешься теперь делать?
Остановившись на пешеходном переходе, я поднимаю микрочип и, прищурившись, смотрю на цифры, слишком крошечные, чтобы разглядеть их невооруженным глазом.
— Честно говоря, не знаю. Я подумывала о том, чтобы уйти из нынешней профессии, но, — быстро фотографирую чип и отправляю сообщение на ее номер, — сначала узнаю, соответствует ли этот серийный номер каким-либо метаданным, связанным с делом Брюстера. Знаешь, на случай если криминалисты что-то упустили.
Моя угроза предельно ясна.
Грейсон еще не снят с крючка, как и она сама. Окружной прокурор может очень творчески обосновать, как серийный убийца и его психолог помогли Брюстеру устранить его проблемы.
Вот наше окончательное «око за око».
Пока каждому из нас есть что или кого терять, мы можем прийти к соглашению.
— Я думаю, в этом нет необходимости, — наконец говорит Лондон. — Уверена, что у властей есть все необходимое.
Шах и мат.
— Я уезжаю из страны, — продолжает она. — Жаль, что нам не удалось провести еще одну сессию перед моим отлетом. Я, правда, хотела помочь тебе решить дилемму. Конечно, я всегда могу проанализировать данные удаленно и отправить свои выводы.
Мой телефон вибрирует, и я опускаю устройство, чтобы открыть сообщение. На экране появляется изображение флешки Алекса.
Внутри меня раздается невеселый смех.
Алекс признался, что не может повторить лечение. После меня он потерпел неудачу с тремя объектами. Ужасающая правда может заключаться в том, что он потерпел неудачу даже со мной.
Моя дилемма заключается в том, правда ли пытки Алекса стали причиной изменения моих нервных путей, или же это мои чувства к нему доказывают, что я депрессивный тип, на что Лондон обратила мое внимание во время встречи.
Вот почему Грейсон украл формулу Алекса. Лондон хочет провести собственное исследование по излечению психопатов.
И она хочет, чтобы я стала ее объектом для сравнения.
Алекс был абсолютно прав. Если бы я не нашла способ пригрозить этой парочке, то, вероятно, сейчас лежала бы в багажнике Грейсона, а Алекс был бы похоронен на Горе Дьявола.
Я сжимаю чип в руке, не сводя глаз со светофора, который светится зеленым. Не двигаюсь. Ревут автомобильные гудки, люди спешат пешком и на велосипедах, а я стою на тротуаре.
— Я ценю твою заботу, — говорю, — но меня не интересуют дальнейшие исследования.
Затаив дыхание, жду ее ответа.
— Понимаю. Спасибо, что помогла свести концы с концами, — голос Лондон звучит у меня в ушах как будто издалека. — Счастливой жизни, Блейкли Вон.
Она заканчивает разговор.
Из моих легких со свистом вырывается воздух.
Вот и все. Я уйду, как никому не нужная лабораторная крыса, а Алекс останется жить.
Все кончено. Алекс потерял свои исследования, но мы здесь. Вольны решать, что нам делать со своей жизнью.
Компромисс, с которым я, черт возьми, наверняка смогу смириться.
Оглядывая оживленный перекресток, я стою на углу пешеходного перехода. Передо мной развилка, два направления на выбор.
Одно направление ведет к питомнику. Другое — за город, подальше от Алекса.
Я могла бы исчезнуть прямо сейчас. Уйти от Алекса и всей этой грязной жизни.
Но пока обдумываю свой выбор, мои ноги движутся в знакомом направлении.
Я добираюсь до здания и вставляю ключ в замок. Когда вхожу, тишина действует мне на нервы. Оглядываюсь в поисках Аддисин. Она не должна оставлять Алекс одного.
Раздражение скручивает мой желудок, по правде говоря, я знала, что Алекс вряд ли сбежит сам, но нужно было обезопаситься.
— Аддисин, — зову я. — Ты идиотка, мы договаривались, чтобы ты не уходила.
Когда я вхожу в подсобку, все выглядит так же, как и четыре дня назад.
Легкое облегчение снимает напряжение с моих мышц. Мне требуется мгновение осознать, что делать, затем я иду к клетке. Алекс там, в той же одежде, но выглядит чуть изможденным. Стоит ко мне спиной, не оборачивается. Не смотрит на меня.
Чем ближе я подхожу, тем сильнее в воздухе ощущается напряжение. Он мог сбежать, но не сделал этого. Значит, он решил позволить мне поступить по-своему. Он также верил, что я вернусь за ним. Сошел он с ума или нет, думаю, это теперь не важно.
Небольшое расстояние между нами сокращается, когда я приближаюсь к клетке.
Достаю ключ из кармана и вставляю его в замок.
— Да, я тоже удивлена, что вернулась, — как только слова слетают с моих губ, я замечаю, что висячий замок не щелкает.
Только уже слишком поздно.
Слышу другой щелчок, затем громкий жужжащий звук. Верхняя часть клетки откидывается назад, боковые стороны падают. Руки Алекса вытянуты над головой, он подвешен.
О, боже мой.
Ловушка.
Я слишком рано поставила шах и мат.
ГЛАВА 41
ИНЕРЦИЯ
АЛЕКС
В физике инерция — это постоянство силы, движущейся с одной и той же скоростью, по одному и тому же пути, без изменений, если ее не прервать.
В жизни инерция — это состояние апатии, летаргии. Бездействие. Неизменное, неподвижное состояние.
До Блейкли я никогда не думал о жизни вне науки. Всему было научное объяснение. И я был на пути к величию, даже если мир никогда не оценит мое открытие, мою жертву. Я не ощущал своей инерции, дрейфовал по линейному пути, застаиваясь в течение неизмеримого периода времени.
Я мог бы жить в этом дремлющем состоянии вечно.
Но она прервала мое существование.
Самое бесчувственное и жестокое существо — бесчеловечное — разрушило мой мир показателей и тщательных расчетов и изменило меня. С мрачной иронией она заставила меня взглянуть на мир через призму.
Меня поднимает в воздух, запястья и лодыжки связаны тросом, конечности растянуты, а я лишь вижу, как она удивительно красива. Как расширяются ее глаза цвета морской волны, передавая вихрь эмоций. Как приоткрывается рот, слова повисают в воздухе, а я до боли хочу ее поцеловать, чтобы она не боялась.
— Алекс, — кричит она, ходя туда-сюда. — Что, черт возьми, происходит?
Тросы затягиваются туже, впиваясь в мою кожу, и я выдавливаю из себя ответ.
— Тебе нужно уйти. Сейчас же, Блейкли. Иди…
Даже когда я выдавливаю болезненные слова из недр своего желания удержать ее, я знаю, что уже слишком поздно.
Часы начинают спускаться с балки в центре комнаты, тиканье усиливается. Я наблюдал, как Грейсон разрабатывал большую часть ловушки, но он оставил меня в неведении относительно финала.
Когда Блейкли ушла, я знал, с чего она начнет. Решил, дам ей день, чтобы разобраться в ее плане, потом взломаю замок и позабочусь об Аддисин, которая, кстати, большую часть времени сидела в телефоне и жаловалась на скуку, а на меня не обращала внимания.
Следовало действовать раньше.
Быть более внимательным.
Но, как всегда, когда дело касается Блейкли, я слишком сосредоточен на ней, чтобы предвидеть возможные варианты.
За три дня, проведенных нами вместе, Грейсон просветил меня по ряду деталей. Часы «Ролекс», которые он вшил мне в ногу, не были средством обратного отсчета; они просто скрывали маячок, который он поместил мне под кожу.
Блестяще, на самом деле, потому что болезненная рана маскировала любой дискомфорт, который могло вызвать крошечное устройство слежения.
Любопытство Грейсона взяло верх, когда точка GPS показала, что я провожу много времени в собачьем питомнике. И он ржал, когда зашел и увидел, что меня, как животное, заперла в клетке любовь всей моей жизни.
«В любви мы все в ловушке», — сказал я ему.
«Действительно», — был его ответ.
Следующие семьдесят два часа я провел, разрываясь между эгоистичной потребностью в том, чтобы Блейкли вернулась, и надеждой, что она этого не сделает — что она убежит и на этот раз не оглянется назад.