Совесть.
Даже не знаю, что в ином случае, родилось бы на ее месте. Как я могла верить, что мы с Алексом потеряемся навсегда, провалимся в кроличью нору?
Мы есть друг у друга.
Чертова слеза скатывается по моей щеке, и Алекс вытирает ее большим пальцем.
— Разреши поцеловать тебя, — говорит он.
Этот извращенный мудак добился своего на гребаном смертном одре.
Мои губы дрожат, когда я наклоняюсь к нему и шепчу.
— Поцелуй меня, Алекс.
Он обхватывает меня сзади за шею и прижимает мой рот к своему. Его губы мягкие, но напористые, передающие бурлящие в нас обоих эмоции. Поцелуй начинается с медленного закипания, затем он наполняет его обжигающим жаром, превращая в страстный огонь, которому суждено поглотить все. У меня перехватывает дыхание.
Внезапно он замирает, и, когда я отстраняюсь, читаю шок в его расширяющихся глазах. Отодвигаюсь, чтобы он мог податься вперед, его взгляд падает между нами туда, где игла прокалывает его руку. Пустой шприц лежит в моей руке, мой большой палец нажимает на поршень.
Когда он поднимает взгляд, черты его лица искажаются в замешательстве.
— Блейкли?
Мое имя задает каждый вопрос, требует каждого ответа.
— Потому что у меня нет выбора, — признаюсь ему. Нежно касаюсь его лица, пытаясь понять, действует ли противоядие. — Потому что я люблю тебя. И слишком эгоистична, чтобы отпустить тебя.
Жестокая болезнь внутри меня отказывается терять его. Она доминирует над рациональностью, над совестью — даже над моим чувством справедливости, где я все еще жажду отомстить Алексу. Все это меркнет перед потребностью удержать его при себе.
Пока Алекс удивленно смотрит на меня, на его лице появляется какая-то другая отчаянная эмоция, и он снова опускает взгляд на шприц.
— Что? — спрашиваю я. Мое сердцебиение беспорядочно бьется в такт его пульсу.
Он вынимает иглу и поднимает флакон, анализируя оставшееся содержимое.
— Чисто, — говорит он, словно отвечая на какой-то внутренний вопрос. Капает жидкость на палец и пробует на вкус.
Из-за его затянувшегося молчания я делаю глубокий вдох, нетерпение бьет по моим нервам, как кремень.
— Алекс…?
— Это вода.
Мое сердце замирает, легкие хватаются за воздух, когда ощущение холода разливается по венам.
— Он обманул нас… солгал? — но даже когда я озвучиваю свои страхи вслух, знаю, что это бессмысленно.
Грейсону нравится играть со своими жертвами.
Алекс сказал, что это закончится кровью.
Я начинаю вставать, делать… хоть что-нибудь. Зову на помощь. Звоню Лондон, кричу, но Алекс хватает меня за руку, не давая впасть в панику.
— Симптомов нет, — говорит он. — У меня нет никаких симптомов… — он бросает взгляд на свои карманные часы.
Адреналин зашкаливает, я вырываю руку и смотрю на время.
— Одиннадцать минут.
Осознание пронзает меня, и я ищу телефон. Набираю сообщение Грейсону, когда вижу, как появляются три маленькие точки. Затаив дыхание, жду ответа.
Тебе не кажется глупым, что у меня якобы был доступ к нервно-паралитическому веществу военного назначения? На самом деле, я был об Алексе лучшего мнения. Но иногда не обязательно быть экстремалом, чтобы добиться экстремальных результатов.
— Пиздец, — бросаю телефон на колени и тру руками лицо, яростная смесь гнева и облегчения разрывает меня.
Я чувствую прикосновение Алекса, когда он возвращает меня с края пропасти. Затем он встает и, прихрамывая, подходит к мусорному ведру, где достает флакон, брошенный Грейсоном, подтверждая, что в нем тоже вода.
Маниакальный смех вырывается наружу, и я бросаю взгляд на Аддисин, которая что-то неистово бормочет сквозь кляп. Может быть, мне следует отпустить ее, но она все еще плохой человек, и несколько минут мучений ее не убьют.
Телефон вибрирует у меня на коленях, посылая волну дурных предчувствий. Я осторожно переворачиваю экран.
Незавершенные дела… это угроза, которая просто так не исчезнет. Их нужно устранить, чтобы все не вышло из-под контроля. Я бы предположил, какой выбор ты сделала, и если я прав, то ты уже приняла самое трудное решение из всех. То, что тебе предстоит сделать дальше, будет относительно легко.
Миру нужны такие люди, как мы, Блейкли. Ему нужно, чтобы мы вычеркнули из жизни самых отвратительных тварей, чтобы уравновесить человечество. Не становись жертвой слабого мышления, которое так долго сдерживало тебя. Аддисин — вот кто настоящий монстр. Твое исследование раскрыло не все ее секреты.
Выбор, конечно, по-прежнему за тобой, но было бы крайне неразумно разочаровывать меня.
Загляни в ящик.
P.S. Лондон передает привет. О, и не беспокойся о перекапывании земли на Горе Дьявола. Мы уже всё перенесли.
На этот раз я бросаю телефон, разбивая его. Экран трескается при ударе и темнеет.
Всё перенесли. «Всё» — это останки объектов Алекса.
Если мы уйдем прямо сейчас, Алекс никогда не узнает, что было в сообщении. Я могу отпустить Аддисин и пригрозить, чтобы она покинула город. Я могу заставить ее исчезнуть. Тогда мы тоже можем исчезнуть.
— Я сделаю это.
Уверенный голос Алекса врывается в мои мысли, и я поворачиваюсь, увидев, что он стоит позади меня. Он изнеможден от мучений, но все равно старается держаться.
— Ты уже сам догадался, чего он хочет, — говорю я.
Приближаясь ко мне, решительно смотря в мои глаза, он говорит:
— Ты будешь презирать меня за это, но он прав. Это нужно сделать. И сделаю я, чтобы тебе не пришлось.
Он хочет избавить меня от чувства вины. Что ему стоит добавить к списку еще одно тело? А меня бы это разорвало на части.
Я слишком много сказала Лондон, и она использовала каждую крупицу против меня, против нас.
Если мы не избавимся от Аддисин, если дадим дуэту чудиков хоть какой-то повод преследовать нас, эти кости с Горы Дьявола где-нибудь всплывут, и не о сестре Алекса напишут в новостях.
Алекс будет объявлен в розыск.
Как я могу спасти ему жизнь и не… довести дело до конца?
Гнев разливается по моей крови, как расплавленные осколки, когда я подхожу к столу и открываю ящики один за другим, пока не нахожу охотничий нож, оставленный Грейсоном. Я хочу разозлиться из-за того, что мной манипулировали. Но на самом деле, где-то в глубине моего сознания тоненький голосок шепчет насмешку.
Грейсон облегчил задачу.
Вынуждая сначала выбирать между Алексом и жизнью Аддисин с помощью имитатора нервно-паралитического вещества, выбор убить Аддисин сейчас не кажется таким уж плохим. Всего пять минут назад она уже была мертва для меня. И позволить Алексу убить Аддисин кажется незначительной платой за сохранение наших секретов.
Грейсон не узнает, кто это сделал.
Важно лишь устранить все угрозы.
Кроме того, у меня не осталось оправданий. Я сама напросилась на эту пытку, когда угрожала Лондон микрочипом, не так ли? Нет, еще раньше… когда я опрокинула первую костяшку домино, отправив ей электронное письмо.
Я обхватываю рукоять ножа рукой и закрываю глаза от нарастающего давления.
У меня пульсирует в висках — остаточный побочный эффект от электрошока. Сильное беспокойство вызывает реакцию, как будто моему телу напоминают о том, что оно пережило. Почти смеюсь, когда проверяю вес охотничьего ножа. Я просто ничтожна.
Всего несколько дней назад я планировала гибель Алекса. С ненавистью трахалась с ним в туалете. Теперь мысленно мучаю себя из-за устранения одной из моих целей? Из-за этой разлучницы-садистки? Сколько других женщин тайно предпочли бы покончить с жизнью Аддисин, если бы не было ни суда, ни последствий? Если бы правила к ним не применялись?
Дело не в ней, или в этих гребаных эмоциях, или в чувстве вины. Я поняла, на что способна, в тот момент, когда засунула маленького мальчика лицом в муравейник.
Моя истинная натура неизбежна.
— Блейкли, — позади меня раздается голос Алекса.
Я закрываю ящик и поворачиваюсь к нему, держа нож перед собой. Озабоченная складка залегает у него между бровями, и я делаю шаг вперед и разглаживаю его морщинку большим пальцем, затем провожу ладонью по лицу, успокаиваясь ощущением его щетины.
Он такой родной…
Вкладываю рукоятку ножа в его ладонь.
— Это скоро закончится, — уверяет он меня.
Я киваю, хотя мы оба знаем, что это ложь.
Это никогда не закончится.
Это лишь начало.
Алекс нежно целует меня в лоб, прежде чем повернуться и направиться в сторону Аддисин.
Мое сердце болезненно стучит в груди, адреналин растет. Я наблюдаю, как он останавливается прямо перед ней, опустив нож у бедра. Смотрит ей в глаза, которые расширены от страха, щеки мокрые от слез.
Когда Алекс приставляет лезвие к ее ключице, я едва слышу ее пронзительный визг из-за грохота своего сердца. Клянусь, оно либо лопнет, либо перестанет биться.
У меня кружится голова, как будто я наблюдаю за собой со стороны. Я никогда не испытывала такого сильного прилива.
Не знаю, какие эмоции бушуют во мне, может быть, все сразу. Точно так же, как в черной комнате Алекса, самый темный цвет из существующих — это слияние всех цветов, и моя душа темнеет с каждой эмоцией.
Это ощущение захватывает, овладевая мной прежде, чем я успеваю удержать контроль над своими мыслями или действиями.
Я решаю, что лучше не думать, умирая.
Когда подхожу ближе, чтобы встать рядом с Алексом, вдыхаю остатки его выветрившегося одеколона, скрытый аромат обжигает мои вены. Жар его тела опаляет мою кожу. Затем вижу, как моя рука скользит по его предплечью, накрывая его ладонь своей.
Его тяжелые вдохи разрывают воздух, и я ощущаю каждый, как будто он дышит через меня, в меня. Мы остаемся в подвешенном состоянии — нож приставлен к шее девушки; капелька крови окрашивает кончик — наши руки сцеплены вместе, пока он не произносит единственное слово.
— Вместе.
Я прижимаюсь щекой к его руке, чувствуя напряжение его мышц.