– Чжен, – инженер криогенных систем обратился к помощнику капитана. – На кой вам сдалась эта живопись?
При этом у инженера получилось «Джен», он не успел привыкнуть к правильному произношению корейских имен.
– Спросите у капитана, – лаконично ответил помощник, нервничавший из-за сбоя систем связи со спутником Инмарсат. Его английский был безупречен.
– У него спросишь. За километр к себе не подпускает.
Раздражение помощника усилилось. Теперь оно распространилось и на Эндрю Фроста, чья фамилия так удачно подходила к профессии криоинженера.
– На милю, мистер Фрост. В море не оперируют километрами.
Через минуту в рубку управления поднялся капитан Чан Ги Мун. Если верить статистике, то самым распространенным именем на земле является имя Мухаммед, а вот самая распространенная фамилия – Чан. Помимо Ги Муна во всем свете дышало еще сто четыре миллиона человек с такой же фамилией. Одновременно с появлением капитана исчезло и раздражение помощника.
– Что тут у вас? – Капитан задал вопрос на английском, хотя между собой команда общалась по-корейски.
– Как всегда, кого-то интересует, почему у «Хайтона» на корпусе губы, а не какая-нибудь Афродита.
Капитан рассмеялся. Он любил это делать, потому что искренне верил, – минута смеха продлевает жизнь на день.
– Да есть одна причина. Вот, хотите посмотреть?
Среди судовых документов в рубке лежала папка с фотографиями.
– Каков красавец?
Поверх изломанного торосами ледового поля самоуверенно и властно шел гигантский корабль, наполняя гулом пространство, споря с природой и арктическим безмолвием, оставляя на белой плоскости темный горбатый шрам. Темно-кирпичная надстройка, черный, как и у «Хайтона», борт, а носовую часть украшала зубастая ухмылка. Человечьи губы и треугольные акульи клыки. Наподобие рисунков на военных самолетах или ракетах.
– Вот с ним собираюсь поцеловаться!
– Он действительно такой огромный или так на фото получился?
– Огромный, точно! Посмотрите фильм, кажется, «Все любят китов», там есть кадры с русским ледоколом. Нас тогда серьезно зажало льдами. Обратились за помощью. Когда «Ямал» шел прямо, не сворачивая, я испугался. Подумал, ошибка в навигации. Оказалось, они просто спешили к другому судну, поэтому решили не обкалывать лед вокруг нас, а сразу проложить прямую дорожку. Чжен, помнишь? Ты еще за спасательный жилет ухватился, думал, все, русские идут на таран.
Помощник флегматично пожал плечами, показывая, что дело прошлое. А инженер в очередной раз поразился азиатскому чинопочитанию. Помощник все знал, но посоветовал спросить у начальства.
– Как идет отбор конденсата? – перешел на деловой тон капитан.
– Нормально. Часть пускаем на поддержание системы, остаток уходит в машинное отделение. Так что, если какая-нибудь беда, конденсата хватит на сотню лет.
И это было правдой. Газ при сжижении уменьшался в объеме в шестьсот раз. Одного рейса среднего танкера вроде «Хайтона Флипа», принимавшего в резервуары сто двадцать тысяч кубических метров сжиженного метана, при расширении превращавшихся в семьдесят два миллиона кубических метров, хватило бы на разовую заправку более миллиона автомобилей. В порту метан перегонялся обратно в газообразное состояние, его обогащали меркаптаном, чтобы придать неприятный запах для выявления утечки, и дальше гнали на газогенераторную станцию. Считалось, все эти трубы газопроводов, континентальных и подводных, сохраняли рентабельность только на расстоянии, не превышающем трех тысяч километров. Свыше этой цифры удобнее и дешевле доставлять газ морским путем специальными танкерами.
– Что с Инмарсатом? Выяснили?
Капитан повернулся к инженеру спиной, обращаясь к помощнику, который носил странное и путаное для слуха американца или европейца имя Чжен Ир, поэтому Фрост поспешил поблагодарить за разъяснения и покинул рубку. Оба рулевых, замершие у пульта управления с его многочисленными дисплеями, датчиками, сенсорами и наборами клавиатур, проводили американца непроницаемыми взглядами.
Фрост не знал, что стоило ему перешагнуть комингс, как улыбка капитана исчезла, словно ее и не было.
– В чем дело, Чжен? Почему исчезла связь?
– Проверили аппаратуру, она в порядке. Нас будто накрыло колпаком. Поэтому и неизвестно, доходят ли наши сигналы куда-нибудь…
– Что по карте? Есть соседи?
– Двести миль к югу должен идти балкер «Софониба». Грек, направляется в Панаму. Чуть позади нас, южнее, «Ульсан», нефтеналивной, с «трофеями». Регистрация Новозеландская, но идет…
– Понял. Из Ирака в Штаты. Когда последний раз держали с ними связь?
– Шесть часов назад. А через три часа нас отрезало от мира.
– Просчитайте «Ульсана», меняем курс. Возможно, неполадки со связью, а возможно, еще что-то, – пояснил капитан в ответ на изумленный взгляд помощника. – Никогда не слышал, чтобы вот так, посреди белого дня, неожиданно пропал сигнал со спутника. С «Ульсаном» нам почти по пути, другим судам не мешаем, так что…
– Сейчас займусь.
– Хорошо. А что метео?
– Никаких предупреждений. Небольшой циклон проходит северней, нас не заденет. Сводка пришла три часа назад, как раз перед этим… – Чжен Ир прикрыл уши ладонями, изобразив глухоту.
А после попытался убедить капитана, что нет никакого риска, курс проложен, программа-навигатор в порядке, и даже без связи со спутником они вполне могут дойти до Бостона.
Капитан пожевал губы, а после крутанул головой.
– Не люблю, когда что-то идет не так. Сейчас я готов думать о чем угодно, даже о диверсии, поэтому и хочу, чтобы рядом было другое судно. Заодно проверим, это только у нас проблемы или у других тоже.
– А если и на «Ульсане»…
– Тогда пойдем в другой порт, в Бразилию, в Аргентину, слышали, что говорил Фрост? Газа для бойлеров хватит на много лет. Связь должна быть! А если ее не стало, можно думать о самом худшем.
Как и любому другому жителю Южной Кореи, запуганному северокорейской угрозой, капитану, а вслед за его намеками и помощнику, пришла на ум фантастическая идея о начале тотальной войны. Дальнее плавание располагает к подобным фантазиям.
– Малый ход, винты на реверс, – скомандовал капитан рулевым и заглянул в глаза помощнику. – Просчитайте курс, пойдем навстречу «Ульсану». Отправьте второго штурмана измерить фон. Вы понимаете, о чем я… Пусть сделает это не только на палубе, но и поднимется на мачту.
Пальцы рулевых забегали по клавиатуре. Где-то внизу, под палубой, навязчивый гул турбин изменил тональность. Впервые за время плавания «Хайтон Флип» сбрасывал скорость. Пятнадцать узлов, десять, восемь, потом машины запели фальцетом, и за кормой поднялся пенный бурун.
Инженер криогенных установок, почувствовав, что звучание двигателей меняется и судно теряет ход, вернулся на мостик, так как тоже был заинтригован полной утратой связи с внешним миром. Остановка машины означала принятие какого-то решения. На этот раз капитан ничего не стал разъяснять Фросту, опасаясь, что инженер заподозрит его в мнительности.
– Пытаемся восстановить связь.
– Разве нельзя это делать на ходу?
У Фроста имелись кое-какие неотложные планы по прибытию в Бостон.
– А что вас тревожит? – увильнул от ответа капитан. – Совсем недавно вы докладывали, что с установками поддержания холода все нормально. Или у вас тоже какие-то проблемы?
– Никаких проблем. Все в норме. В цистернах минус сто шестьдесят два, как и нужно. Протечек нет, давление поддерживается… Но остановка посреди океана… как-то непривычно… – вернул инженер беседу в прежнее русло.
– Обычное дело. Я решил сменить курс. Просчитываем новый маршрут.
– Мы будем менять курс? Потому что пропала связь? Или… штормовое предупреждение?
– Как мы можем получить штормовое предупреждение, не имея связи?
– Так в чем же дело?
– Пойдем чуть южнее, там оживленная трасса. Узнаем, что к чему.
– Мне кажется, вы чего-то недоговариваете…
– Мистер Фрост. – Капитан не стал повышать голоса, лишь изменил интонацию. – Для инженера криогенных установок вы задаете слишком много вопросов. Компания наняла вас в качестве ведущего специалиста, мы ценим и уважаем ваш опыт во всем, что касается цистерн и оборудования. Но команда и судно подчиняются мне.
– Простите, но ситуация какая-то действительно нестандартная. Остановка, поворот, новый курс. Вы хотя бы можете сказать, куда мы направляемся? Будем вслепую искать другие корабли?
– Видите ли, – тон капитана смягчился, – мы рассчитываем точку рандеву с одним из судов, о котором точно известно, где он находится, куда движется, через какое время должен оказаться в этой точке. А пропажа связи да, это более чем нестандартная ситуация. Вам понравилось бы идти абсолютно глухим по темному переулку? Вот и мне не очень. Задержка составит семь–восемь часов. Может, чуть больше. Если на другом корабле со связью все нормально, отправляем сообщение о наших проблемах, корректируем курс и идем в порт.
– А если и на другом корабле все оглохло? Если на всех трассах все оглохло? Если везде ненормально, что тогда?
Инженер в точности повторял вопросы помощника. Но капитан не собирался признаваться в своих страхах.
– Мистер Фрост, возвращайтесь, пожалуйста, на свое место.
Поняв, что никакого продолжения не будет, инженер ушел.
На палубе, куда он спускался с высоты трехэтажного дома, ему встретился «секонд», второй помощник капитана, он же второй штурман. Поскольку запоминать корейские имена давалось Фросту с трудом, он ограничился демократичным «Эй!».
– Куда спешите?
– Попросили сделать кое-какие промеры наверху…
В руках у штурмана инженер увидел прибор для регистрации уровня радиации. Только тут до него дошло, почему капитан не желал назвать причину смены курса. Он боялся, что пока «Хайтон» бродил по океану, мир занялся ядерным самоубийством. Смешно, но с другой стороны, разве не страдали паранойей атомной войны все жители его страны в далекие семидесятые? И готовили на фермерских участках бомбоубежища? А с недавних пор разговоры на эту тему сно