– Месье Лафардж! Это Вигару! – прозвучало по селектору. – Вы заняты?
– Скорее нет, чем да. Какие сейчас могут быть занятия? Паковать чемоданы и ждать свой «Титаник».
– Хотелось бы узнать ваше мнение как раз по поводу чемоданов…
– Вы насчет подводной лодки «Триумфант»? Даю честное слово, мне известно не больше вашего. Лодка должна эвакуировать часть дипломатического персонала и их семьи.
– Мне кажется, это неплохой шанс вернуться в Европу.
– Может быть, Вигару, может быть. Но я остаюсь. Вовсе не оттого, что боюсь неизвестностей, просто… Мне не хочется верить в конец света. Думаю, наша метеостанция еще пригодится.
– Вы не слышали последние новости?
– Сейчас все новости последние и о последних днях.
Лафардж гонял на экране метеорологическую карту мира с данными, полученными несколько дней назад. Это было все, чем они располагали. Орбитальные спутники словно отрезало от планеты, отчего морские круизы превратились в колумбовы плавания.
Удары молний, даже если не причиняли судну фатальных повреждений, быстро выводили из строя бортовую электронику. Последним надводным судном, вошедшим в гавань здесь, во Французской Гвиане, оказался аргентинский китобой, полагавший, что ему удалось выйти к Фолклендам.
– У нас вышли из строя винты, машина, приборы навигации, все… Солнце пряталось, на небе мы их видели аж три штуки. Штурман говорит, гало, но я думаю, тут не обошлось без Дьявола. Звезд не видно. Шторм. Ливень…
Всю дорогу, сколько дрейфовал китобой, его сопровождало какое-то холодное течение, не позволяющее сделать выводы о приближении к экватору. Течением в этих широтах могли оказаться только глубинные воды, выталкиваемые на поверхность какой-то необъяснимой силой. Ошиблись на полшарика, как пошутил кто-то из журналистов.
А потом, подтверждая слова китобоя, над Кайенской гаванью пролился холодный ливень. Он губил тропические растения, непривычные к подобным катаклизмам, дырявя и разрывая их в клочья градом, будто шрапнелью. Затем в поток льда и воды вплелись молнии, хлещущие по акватории порта. Бегство переросло в панику. Паника в давку. Кого-то покалечила толпа, кого-то убило молнией. Впрочем, это тоже случалось уже не впервые. Подобные вещи удивляли все меньше и меньше.
– Месье Лафардж, вы думаете, весь кошмар может закончиться? Вот так, просто? Пройдут грозы и воссияют радуги…
– Нет, я так не думаю. Просто не вижу особого смысла стремиться в Европу. Там я точно не принесу никакой пользы, разве что стану путаться под ногами чиновников, изображающих кипучую деятельность. Я плохой придворный, Вигару. Может быть, я в чем-то разочаровался, а может, и наоборот, не потерял веры в лучшее.
– Если человечеству и придется сражаться за право на существование, то все основные битвы произойдут не в джунглях и не в чистом поле, а там, где цивилизация прочно пустила корни. Лондон, Париж, Берлин, Москва, Пекин, Вена, Нью-Йорк, Токио!
– Согласен. Однако правило может сработать и в обратную сторону. Как и на всякой войне, где сильней оборона, туда направляются дополнительные силы, чтобы разгромить противника. А там, где сопротивление слабое и нет ни промышленных районов, ни крупных городов…
– Предлагаете совсем ничего не делать? Пересидеть битву здесь, в Гвиане? Когда-то французская армия проспала атаку немцев, просидев на линии Мажино…
– Ничего я не предлагаю, Вигару. Вы спросили, что я могу сказать по поводу подводной лодки. Я ответил, что никуда не плыву. Вам известно, как спасается местное население? Они уходят в джунгли. К Амазонке. Подальше от океана. Логика подсказывает, что если цивилизации настал конец, то лучше встретить его где-то вдали от городов.
– Предпочтете бесплатные бананы продовольственным бунтам?
– Предпочту безопасность полной анархии. Впрочем, не претендую на знание истины, и меня вполне устроил бы вариант, при котором все происходящее – катаклизм временный. Но тогда тем более нет смысла куда-то плыть, чтобы потом возвращаться. Вы вольны бежать куда угодно, а я остаюсь. Прощайте, Вигару, было приятно с вами работать. Надеюсь, ваше место на лодке не займет любовница кого-то из местных воротил, выкачивающих из колонии все соки. Советую поторопиться.
– До свидания, Лафардж. Будем вместе надеяться на лучшее. Вы здесь, я во Франции, раз нет никакой разницы, где этим заниматься.
Мысленно пожелав удачи всем спешащим на лодку в надежде обрести спасение, Лафардж вызвал секретаря:
– Доменик!
– Слушаю, – немедленно отозвался тот.
– У меня к вам просьба. Только что состоялся разговор с Вигару…
– Прошу прощения, месье Лафардж, я забыл выключить селектор и случайно подслушал, – неожиданно признался секретарь.
Признание в наушничестве заставило Лафарджа облегченно вздохнуть. Правдивость входила в число самых ценимых им качеств.
– Сделайте нам обоим кофе, пожалуйста. Себе и мне. И раз уж нет необходимости передавать содержание разговора, хотелось бы узнать и ваши мысли по поводу происходящего.
– Кофе уже готов. Но что бы вы хотели узнать?
– Например, не хотите ли вы тоже попасть на лодку?
– Нет, не хочу. И не могу, – ответил секретарь, входя в кабинет Лафарджа, умудряясь открывать-закрывать дверь и удерживать в равновесии поднос с двумя чашками дымящегося кофе, сахарницей и маленьким сосудом, наполненным молоком. Там же, на подносе, на фарфоровом блюдце высились горкой печенья, соленые палочки и квадратики горького шоколада.
– Почему? Нравятся тропики? Или тоже какие-то проблемы дома?
– Совершенно не нравятся. Жара просто убийственная. Радуешься даже аномальным ледяным дождям. Дома проблем никаких нет. Как нет и самого дома. Но есть работа. Здесь.
– Гвианский комплекс – это не просто метеостанция, это и космические технологии, и самое современное оборудование, компьютерный центр, вполне пригодный для ведения любых расчетов, в том числе баллистических. Я прав?
– Отчасти. Но это не важно. Главное вы уловили. В условиях полного хаоса, который не сегодня завтра обязательно случится, кто-то должен будет присмотреть за всем этим хозяйством.
– Вы имеете в виду себя? Не слишком ли тяжелая ноша для молодого человека?
– Мне тридцать шесть. Не так уж я и молод. Поверьте, мне уже не раз приходилось брать на себя ответственность. Дело не в тяжести ноши.
– А в чем?
– Присматривать за всем будете вы, а я стану вашим хранителем. Так что с этой минуты действуйте так, будто вы местный царь и бог. Если сочтете нужным законсервировать комплекс до лучших времен, а у нас, кажется, полно для этого причин, сделайте это.
– Странно, Доменик. Я не получал никаких указаний на этот счет из министерства.
– Будем считать, что вы получили указания через своего секретаря. Единственный нюанс, о котором честно хочу вас предупредить, мне поручено следить, как бы это вернее сказать… за нравственностью работников станции.
– И за моей тоже?
– За вашей тоже. Правда, те, кто отдавал мне приказания, а это был не только министр и уполномоченный по делам Республики, сказал, что вы уже прошли проверку и оснований не доверять вашей деловой порядочности нет. Вы тот самый человек, который находится на своем месте, и будете действовать в интересах человечества, а не чьей-то корысти.
– Польщен. Хотелось бы знать, кто так высоко оценил мою… хм… нравственность… – Лафардж не ожидал подобной новости. И потому несколько растерялся.
– Должность этого человека мне неизвестна, он говорил со мной сразу после того, как на связь вышел министр. Кстати, именно министр и рекомендовал мне эту личность.
– Не тяните кота за хвост. С кем вы говорили, Доменик? С секретариатом ООН?
– Вы знаете этого человека… и даже встречались с ним.
Какое-то предчувствие охватило Лафарджа, и сложно было решить, хорошее или нет, пока не прозвучало имя.
– Он представился как Сэм Шон Айронсайд.
Впрочем, и после того, как прозвучало имя, Лафардж оставался в растерянности.
– Странная рекомендация. Даже не верится, – рассеянно сказал он, снимая с подноса кофейную чашку, пролив едва ли не половину и даже не заметив того.
– Наверное, не самый ваш близкий друг?
– Очень даже не близкий и очень даже не друг, в том и загадка.
– Нет никакой загадки, месье. Так часто случается. Только враг знает точно, какова вам цена, и способен дать настоящую оценку, без скидок на разные обстоятельства. Иногда именно дружба мешает объективности.
– Не важно, Доменик. Наверное, вы правы. Но раз уж зашла речь о порядочости, то если мистеру Айронсайду захочется командовать мною, это у него не получится.
Секретарь улыбнулся.
– Он так и сказал, что никакие его приказы на вас не подействуют, и потому вся полнота власти находится в ваших руках, месье Лафардж.
– Слава богу, если это правда. А каким образом вы смогли получить эти приказы, если связь отсутствует? Никому не удается связаться не то что с материком, но даже с соседней деревней!
– А вот тут начнется ваше посвящение в ряд государственных тайн, месье Лафардж, и это же должно стать свидетельством моей лояльности по отношению к Франции, ко всему человечеству и к вам лично.
– Секретная государственная связь? – оживился Лафардж, поняв, что деликатная и не совсем приятная ему тема окончена и теперь начинается совсем иной разговор.
– Сверхсекретная, если быть точным. Правда, у нее есть ряд особенностей. Дело в том, что с соседней деревней связаться невозможно, а с материками – всегда пожалуйста!
– Какой-нибудь кабель, проложенный на случай, когда беспроводная связь окажется нарушенной, как при тотальной ядерной войне, так?
– Абсолютно верно.
– Подводный трансатлантический? Он еще существует?
– Не только он. В мире уложено под воду десятки тысяч километров кабельных средств коммуникации. И военного, и коммерческого, и политического назначения. Сейчас по всему миру посвященные в эту тайну люди занимаются расконсервированием пунктов экстренной связи. Как ни странно, чтобы выслушать того самого вашего не совсем друга, мне пришлось получать сообщение из Северной Америки, идущее сюда, в Южную Америку, через Атлантику в Европу и уже оттуда, из Италии, к нам, в Гвиану.