Жестокая одержимость — страница 26 из 81

гадкой.

Он собирается трахнуть меня в задницу.

Я кричу, изо всех сил пытаясь вырваться из его хватки, а Грейсон хрипит и сжимает мои волосы. Он поднимает мою голову, а затем вдавливает ее обратно в землю, и перед моим взором вспыхивают звезды. Крик в моем горле переходит в тихий стон, а моя грудь вздымается от напряжения. Я удивляюсь его жестокости, хотя и ждала ее. По моему телу пробегает жар, который распространяется под кожей и скапливается между ног.

Конечно, я могу сказать «стоп», но, хватая ртом воздух, понимаю, что пока этого не хочу. Я действую под бушующим адреналином и опираюсь на инстинкты.

Грейсон проводит пальцем по моей влажной щели, заставляя замолчать, а его хриплый смешок – единственное предупреждение, после которого он, обхватывая руками мои бедра, слегка приподнимает их и вонзается в меня. Слава богу, не в задницу.

Он седлает меня сверху, сведя мои ноги и зажав их между своих бедер. Его член скользит внутри меня, принося мне такое удовольствие, что я стону.

Черт возьми, я не должна этого хотеть.

Я пытаюсь хотя бы приподняться, но он перехватывает мои запястья одной рукой и сжимает их за моей спиной.

Выкрутив одну из моих рук, он тянет ее вверх, и я снова упираюсь лицом в землю. Боль, проходящая по руке, отдается в моем плече, но затем Грейсон начинает двигаться быстрее. Глубоко внутри меня он попадает в одну и ту же точку, которая приносит мне удовольствие, – но при этом ведет себя как дикий зверь.

Вот до чего мы докатились. Стали похожи на животных, трахающихся в лесу.

Внезапно я подаюсь бедрами вверх, выводя Грейсона из равновесия, и этого мне хватает, чтобы вскочить на ноги, но легинсы, спущенные до колен, не дают мне возможности убежать. В мгновение ока Грейсон наваливается на меня и тянет за волосы назад, путаясь в них пальцами. Я врезаюсь спиной в его грудь, и он ведет меня к дереву. Шершавая кора царапает мне щеки, горло и грудь, а потом Грейсон наклоняет меня, и я хватаюсь за ствол, чтобы не упасть. Моя кожа горит от царапин, но я закрываю глаза, потому что во мне переплетаются боль и наслаждение одновременно. Я перестаю понимать, что ощущаю на данный момент. Грейсон не утруждает себя тем, чтобы прикоснуться к моему клитору или попытаться заставить меня кончить. С каждым толчком его члена и попадания в мою точку G во мне медленно нарастает блаженство. Но его недостаточно, чтобы перевести меня через край. Грейсон вонзается в меня с новой силой, а затем замирает и, застонав, наклоняется вперед. Его голова касается моего плеча, и, кончив, он молча вынимает из меня свой член, а затем отступает назад.

Я сразу же чувствую, как по внутренней стороне моих бедер стекает влага, потому что он снова кончил в меня без презерватива. Из-за этого я мысленно говорю «спасибо» своей маме, которая убедила меня начать принимать противозачаточные препараты, когда мне исполнилось семнадцать. Она не хотела внуков и говорила, что я сама еще ребенок, а в случае моей беременности заниматься воспитанием детей придется ей.

Когда я наконец выпрямляюсь, Грейсон проводит костяшками пальцев по моему подбородку. Все признаки злобы и гнева исчезли с его лица, и я задаюсь вопросом о значении этого вечера для него. Непохоже, что его первоначальные эмоции сегодня были как-то связаны со мной, если только совсем немного.

Он помогает мне снова натянуть легинсы, застегивает молнию на своей ширинке, а затем наклоняется вперед и целует меня, хотя я этого совершенно не ожидала.

Это что, благодарность? Он вообще знает, как ее проявлять?

Я бы поставила на «нет». Богатый мальчик, вероятно, никогда не произносил слов «пожалуйста» или «спасибо». Во-первых, из-за его характера, а также потому, что он придурок. Хотя это одно и то же.

– Теперь ты поняла? – Он проводит большими пальцами по моим бедрам, чуть выше пояса брюк.

Я думаю, что понимаю его. Гнев Грейсона требует выхода.

От холода я начинаю стучать зубами, и Грейсон прищуривается, потому что, кажется, только сейчас понял, что на дворе середина гребаного января. Он подбирает с земли свою куртку и помогает мне просунуть руки в рукава. Грейсон с заботой застегивает ее на мне, задерживаясь пальцами на моей груди. Должно быть, он снял ее, когда повалил меня на землю, потому что я этого не заметила, – а теперь мое тело окутывает не только запах земли, но и теплый аромат специй, который ассоциируется с Грейсоном.

Только сейчас я осознаю, что, как полная дура, мчалась по лесу в промокшей от пота футболке и легинсах, но связь с Грейсоном вдохновляет меня на глупые решения.

– Спасибо, – шепчу я, вглядываясь в выделяющиеся мускулы его рук под белой рубашкой.

Я сопротивляюсь желанию протянуть руку и дотронуться до него. А Грейсон, что-то ворча про себя, берет меня за руку и выводит из леса.

Я позволяю ему довести меня до угла моей улицы, а затем выдергиваю руку.

– Дальше я сама.

Грейсон прищуривается, а затем кивает.

– Хорошо.

Я тяну молнию вниз, чтобы снять и отдать ему куртку, но он останавливает меня. А это явный признак того, что он не хочет, чтобы я снимала ее. По крайней мере, пока.

Покачав головой, я поворачиваюсь в сторону дома.

– О, Вайолет, – зовет он, и я оглядываюсь. – Даже не думай о том, чтобы кончить сама.

Мне известно, что на моих щеках появляется румянец, поэтому, быстро сглатывая, я молча спешу прочь. Мне кажется, что с увеличением расстояния между нами я буду ощущать все бо́льшую свободу и с каждым шагом мне будет легче дышать.

Спойлер: это не срабатывает.

Всю дорогу до моей квартиры я чувствую на себе его взгляд, а как только оказываюсь внутри, мое самообладание рушится, в горле образуется комок и на глаза наворачиваются слезы. Наружу из меня вырывается отвратительный всхлип, и я прижимаю ко рту тыльную сторону ладони, чтобы попытаться заглушить этот звук. Но это бесполезно. Мои ноги подкашиваются, и боль остро пронзает травмированные голень и бедро: после бесполезных попыток их помассировать я направляюсь в свою комнату.

Я уже заметила, что дверь в комнату Уиллоу закрыта, а свет в коридоре погашен. Время уже позднее, и, согласно моему плану, она пошла спать, не дожидаясь меня, ведь я придумала отговорку и сказала ей, что буду заниматься в библиотеке. Я могу соврать и сказать себе, что не знаю, зачем это сделала, но на самом деле я беспокоюсь, что она будет отговаривать меня от возвращения в танцевальную форму.

Мельком я смотрю в зеркало на свои всклокоченные волосы и грязную одежду.

Вспомнив, что у Грейсона остался мой студенческий билет, я, чертыхаясь, включаю свет, а затем обшариваю карманы его куртки. Конечно, мой студенческий билет надежно спрятан в левом.

Сняв с себя его куртку, я кладу ее на спинку стула. Мой телефон еще стоит на зарядке на тумбочке, потому что я не хотела, чтоб Уиллоу проснулась и отследила мое местоположение.

Видите, я веду себя, будто виновата.

Вздохнув, я направляюсь в ванную и включаю душ. На моих руках столько же грязи, сколько и на одежде, словно я сама превратилось в подстилку из сосновых листьев и иголок, на которых мы валялись.

Из-за резкой боли, пронзающей мою левую ногу, снимать одежду приходится медленно. Поэтому, чтобы не потерять равновесие, я стягиваю легинсы, опираясь на стойку. Осторожно прикоснувшись к своему клитору, я задыхаюсь от бури ощущений, которая во мне поднимается. Грейсон не снял моего напряжения и, судя по всему, даже не хотел. Я подумываю довести себя до оргазма, но тут в моей голове звучит его предупреждение, и как бы больно это ни было, я отдергиваю руку.

Запыхавшаяся и возбужденная, я иду в душ, где пытаюсь стереть из памяти то, что произошло сегодня вечером.

Глава 18Вайолет

Я просыпаюсь оттого, что где-то рядом с моим лицом вибрирует телефон. Поднимая голову с подушки, я смотрю на экран и вижу, что звонит моя мать.

– О, так ты жива, – произношу я хриплым и усталым тоном вместо приветствия.

Удивительно, что моя мать не проявила интереса к моему недавнему разговору с Мией Джармейн, ведь обычно она не склонна сдерживать свое любопытство. Возможно, я пропустила изменения в ее поведении, но сейчас она звонит, и это, безусловно, самое важное, не так ли?

– Ты же подписала соглашение о неразглашении! – шипит моя мать. – О чем ты, черт возьми, думала?

Я убираю телефон от уха, потому что это не совсем та реакция, которую я ожидала.

– Что…

Я пытаюсь понять, что могло произойти.

Грейсон опубликовал видео? Но ведь он меня шантажировал и, как я думала, уже получил, что хотел.

Меня, как ледяная волна, охватывает чувство паники. Я резко скидываю с себя одеяло и смотрю на шрам на ноге, который ярко выделяется на фоне моей бледной кожи.

– Можешь объяснить, что произошло?

– «Таймс»! Посмотри статью в гребаном «Таймсе»! – стонет она. – Наша жизнь кончена, как ты могла так с нами поступить?

Включив громкую связь, я открываю на своем ноутбуке нужный мне веб-сайт. Газета, про которую говорит моя мать, издается в Краун-Пойнте как в печатном, так и в цифровом виде, и я предполагаю, что мама подписана на их электронную рассылку или получает уведомления, если в какой-либо статье фигурирует мое имя. Если я сделаю что-нибудь достаточно впечатляющее, то могу рассчитывать на то, что мать отправит мне скриншот или, что еще более вероятно, отыщет печатную версию газеты со статьей обо мне и вырежет ее оттуда вместе с фотографией. В прошлом она делала именно так.

При открытии веб-сайта мое внимание привлекает фотография Грейсона на главной странице. Сердце замирает, когда я вижу заголовок статьи, который гласит: «Перспективный хоккеист университета Краун-Пойнт имеет скандальное прошлое».

В то время как моя мать продолжает говорить о том, как я разрушила наше общее будущее и что теперь папарацци будут преследовать нас обеих, я ощущаю, как мне становится трудно дышать. Игнорируя ее упреки, я приступаю к прочтению статьи, в которой изложено обвинение против Грейсона, причем без достаточных доказательств. В статье утверждается, что он управлял автомобилем в состоянии алкогольного опьянения, что привело к аварии, однако последствия инцидента были замяты.