Мы оставляем автомобиль у стадиона на одном из ВИП-мест – лишний повод для Грейсона превознести свое эго, – и заходим внутрь. Здесь прохладно, темно и очень тихо.
– Когда вы тренируетесь здесь?
– Чаще всего по вечерам, – отвечает Грейсон, поправляя рубашку. – Некоторые девушки приходят посмотреть.
– Зачем?
Наблюдение за тем, как хоккеисты многократно выполняют одни и те же упражнения, кажется мне исключительно утомительным и скучным занятием.
Я замечаю, как Грейсон легко пожимает плечами, и, взглянув на него, вижу его усмешку.
– Они приходят, чтобы посмотреть на тебя, не так ли? – спрашиваю я, останавливаясь. Ухмылка Грейсона превращается в широкую усмешку.
– На меня, Нокса, Стила.
– Да, я прекрасно знаю, почему они приходят смотреть на Стила, – говорю я, прищурившись. Улыбка сразу сползает с лица Грейсона, а взгляд становится жестким.
Как он может так реагировать, если сам заставил меня встать перед Стилом на колени?
Оглядываясь назад, я осознаю, что в тот момент у меня была возможность уйти, однако тогда бы я столкнулась с гораздо более серьезными последствиями, нежели те, с которыми мне приходится иметь дело сейчас.
Грейсон подводит меня к лифту и нажимает кнопку вызова. В тишине мы ожидаем прибытия кабины, а после входим внутрь. У меня сразу же возникает ощущение, словно мы оказались в вакууме. Когда тишина становится слишком напряженной, а моя кожа начинает зудеть от желания ее нарушить, я не выдерживаю.
– Что мы ей скажем?
На лице Грейсона вновь появляется та самая нахальная и насмешливая улыбка, с которой, я уверена, он покидал полицейский участок, когда его отец помог ему оттуда выбраться.
Грейсон закатывает глаза, а затем откидывает голову назад и разминает шею. Я вижу, что постепенно он расслабляется, и даже мимические морщинки на его лице разглаживаются.
Осознавая, что Грейсон снова превратился в человека, к которому тянутся люди и с которым все стремятся общаться, я отвожу взгляд. Он ошеломляет меня тем, что снова начал источать спокойствие и уверенность, словно надел эту маску специально для встречи с публицистом. Скорее всего, она влюбится в него еще до того, как наш разговор закончится. Зачем на этой встрече ему нужна я? Чтобы стать козлом отпущения или его спасителем?
Я снова завороженно смотрю на ненастоящее выражение его лица. Хотя, возможно, я истолковываю все неверно? Интересно, его гнев и поведение рядом со мной и есть его истинная натура, а сейчас он просто скрывает ее за маской? В это легче поверить, чем думать, что его гнев – своего рода защита.
Нет, он уже показал мне свою истинную сущность, а эта привилегия дана не каждому.
К тому времени, как двери лифта открываются, моя нервозность уже начинает пожирать меня заживо, но Грейсон так и не ответил мне на вопрос о том, что мы должны сказать публицисту. Чего он ждет от меня и что намерен сказать сам. Предполагаю, мне все-таки придется ей сказать хоть что-то, а иначе в моем присутствии попросту нет смысла.
Мы выходим в ярко освещенное фойе и, разглядывая помещение, я обращаю внимание на окна слева от нас и стеклянные двери по правую сторону. Пройдя через них, мы останавливаемся перед широким столом, за которым сидит секретарша.
Грейсон улыбается женщине и говорит, к кому мы пришли, в затем скользит взглядом по ее телу и подмигивает.
Она краснеет, а я отворачиваюсь, скрывая свое удивление и недовольство.
Женщина поднимается со стула, жестом приглашая нас следовать за ней, в то время как Грейсон подмигивает уже мне, будто это какая-то продуманная игра. Когда мы доходим до угла коридора, секретарша открывает стеклянную дверь справа и отступает, пропуская нас вперед.
– Спасибо, – говорит ей Грейсон, а затем его внимание переключается на женщину, которая встает из-за своего стола и направляется к нам.
– Мисс Дюмон, – приветствует он ее с широкой улыбкой и протянутой рукой.
– Мистер Деверо, – отвечает она, пожимая его ладонь.
Похоже, она всего на несколько лет моложе моей матери. Ее белокурые волосы собраны в замысловатую прическу, макияж безупречен, а баклажанно-фиолетовое платье подчеркивает стройную фигуру. Даже отсюда я чувствую исходящую от нее энергию, которая говорит сама за себя, и думаю, что ей наверняка пришлось стать акулой, дабы выжить в мире спорта, в котором доминируют мужчины.
Как она стала публицистом, который занимает угловой офис на стадионе?
– На прошлой неделе вы продемонстрировали замечательную игру, – говорит она Грейсону. – Последние несколько минут были особенно захватывающими.
– Да, пришлось постараться, – отвечает он. – Но мы справились. Нам даже не пришлось особенно напрягаться.
– Это точно. – Женщина жестом приглашает нас сесть. – Этот год был отличным для команды в плане поиска спонсоров, потому что они ценят, когда команда показывает уверенность в себе. Как вы сказали: минимум стресса и усилий.
– Наш успех – заслуга тренера. – Грейсон берет меня за руку и тянет за собой к дивану у стены.
Перед диваном стоит стеклянный журнальный столик, а с другой стороны – два кресла. Грейсон садится на диван первым, а затем тянет меня вниз, и я едва не падаю ему на колени.
– Это Вайолет Рис, – представляет меня он, и публицист наконец обращает внимание и на меня.
– Ах да, я узнаю ваше лицо по фотографиям.
Я сглатываю и медленно высвобождаю свою руку из хватки Грейсона.
– Мы встретились с вами именно по этому поводу, – говорит Грейсон, заканчивая обмен любезностями. – Тренер приказал мне все уладить.
– Конечно, – отвечает она. – Ваша репутация – это наша репутация.
Грейсон кивает, соглашаясь с ее словами, а затем откидывается на спинку дивана и широко расставляет ноги. Кажется, ему привычно занимать много места, в то время как женщин учат совсем иному. На какую-то безумную секунду я подумываю последовать его примеру и удобно устроиться на диване, однако это, вероятно, вызвало бы неодобрение у публициста, которая сидит так, словно ей некомфортно.
Сев на край кресла и скрестив лодыжки, она достает свой телефон и пробегается пальцами по клавишам, словно набирая какой-то текст, а затем поднимается из-за стола и берет с собой ноутбук.
Положив открытый ноутбук на колени, она поднимает голову и встречается взглядом с Грейсоном.
– Итак, Грейсон, против вас выдвинуты очень серьезные обвинения.
Он коротко кивает, а я сожалею, что не перечитала статью, дабы лучше понять ситуацию. Прошло уже слишком много времени, и информация, содержащаяся в статье, исчезла из моей памяти, словно растворившись в воздухе.
– Вайолет, кажется, автор статьи намекает на то, что ты тоже в этом замешана.
Я перевожу взгляд с нее на Грейсона, а потом обратно.
Пришло время решить, тонуть или плыть.
– Это выдумки, – лгу я. – Между нами ничего нет и никогда не было.
Между нами лишь гнев и стыд. Просто бессмысленная извращенная ненависть и его жестокая одержимость, но они не защитят никого из нас.
– Вайолет Рис – бывшая балерина, – внезапно говорит Грейсон. – У нее были поклонники, и я уверен, что они опечалились, когда она получила травму и завершила свою карьеру.
Я стискиваю зубы, когда слышу слова «бывшая», «завершила карьеру», поэтому отчаянно хочу опровергнуть это, но не могу. Надежда, которая так ярко горит в моей груди и не дает мне спать по ночам, пока что всего лишь мой секрет.
– О, Вайолет, мне так жаль это слышать. – Черты лица публициста будто смягчаются.
Разве плохо, что я не помню ее имени? Грейсон знает его и, возможно, упомянет снова, используя как часть своей обаятельной игры.
– Ты не против, если я спрошу, что случилось?
Рука Грейсона ложится на мое бедро, обжигая кожу даже через ткань юбки, и я понимаю, что это предупреждение.
– Автомобильная авария, – отвечаю я ей. – Я мало что помню, потому что мне потребовалась срочная операция.
Внезапно Грейсон поднимает руку и проводит кончиками пальцев по моему лбу, отодвигая волосы и открывая шрам на виске. Я отращиваю челку, дабы скрыть это уродство, и обычно стараюсь не смотреть на него в зеркале, но теперь, когда Грейсон прикасается к моему шраму, а публицист смотрит на него в ужасе, все кажется еще хуже, чем я думала. Мое дыхание спирает.
– Простите, – говорю я, поднимаясь с дивана. – Я не знаю, чего еще вы от меня ждете… Мне нужно подышать свежим воздухом.
Не дождавшись ответа, я выбегаю за дверь. Не думаю, что они потрудились хотя бы встать со своих мест в этот момент.
Я бегу по коридорам к лифту и бью ладонью по кнопке его вызова. Двери раздвигаются, и я захожу внутрь. Как только кабина начинает двигаться вниз, я прислоняюсь спиной к стене и выдыхаю. Все думают, что балет для меня потерян, но у меня есть два дня, дабы доказать обратное.
Когда двери лифта открываются на первом этаже, я едва не сталкиваюсь со Стилом.
Он хватает меня за руки, поддерживая, а затем оглядывает с головы до ног.
На Стиле надет спортивный костюм и кроссовки, его волосы аккуратно уложены, а небольшая щетина на щеках придает его лицу более суровый вид.
– Ты в порядке, Вайолет? – спрашивает он, поджимая губы.
– Да, в полном! – уверенно отвечаю я.
– Ты встречалась с Ребеккой? – спрашивает он, посмотрев на двери лифта, которые только что закрылись.
– С кем? – Я удивленно поднимаю брови.
– С нашим публицистом. Тренер упоминал, что Грейсон должен объяснить ей некоторые моменты по поводу статьи, а учитывая, что в статье фигурирует и твое имя… – Он невесело улыбается и пожимает плечами. – Это лишь моя догадка. Ты могла прийти на тренировку, но до нее еще куча времени.
– Разве вы тренируетесь не по вечерам? Тогда что ты здесь делаешь?
– Пришел в зал. Он считается лучшим в Краун-Пойнте и пользуется популярностью у большинства спортсменов университета.
Ах, тренажерный зал.
Мне самой уже чертовски надоело ходить в общественный, не говоря уже о том, что последние несколько ночей вместе со мной туда ходит очень жуткий парень, и теперь я вообще не хочу в него возвращаться. Он пялится на мою задницу, когда я занимаюсь бегом, и превращается в мою тень, когда я перехожу к силовым тренажерам.