– Перемирия? – повторяет она, прищурившись, будто это какая-то шутка.
– Просто поверь, что на самом деле я умею вести себя хорошо, – усмехаюсь я. – Это мне совсем не чуждо.
– А мне так не кажется, – бормочет она себе под нос, но тем не менее кажется заинтригованной.
Часы тикают. Сейчас уже почти три тридцать, а мой будильник заведен на девять. Автобус отправляется обратно в полдень, и у нас осталось не так уж и много времени.
– Пойдем, – говорю я, и она наконец-то кивает.
Я шагаю вперед и обхватываю ее талию руками. Это действие удивляет Вайолет, но у меня такое чувство, что она нуждается в объятьях. Проходят секунды, и я уже начинаю сомневаться в том, что правильно ее понял, но тут она поднимает руки и крепко обнимает меня в ответ. Я вспоминаю о том, что я без рубашки, только когда ее щека касается моей обнаженной груди и она впивается пальцами в мою кожу. Совсем неважно, что этим она причиняет мне боль, а важно то, что ее начинают сотрясать рыдания.
Вот черт.
Я тихо вздыхаю и глажу ее по спине, потому что понятия не имею, как обращаться с плачущими женщинами. Но она не возражает против моих ужасных попыток ее успокоить. Продолжая водить рукой вверх и вниз, я медленно подвожу нас к одной из кроватей и замечаю, что видео на моем телефоне наконец-то перестало воспроизводиться. Вайолет делает глубокий дрожащий вдох и отступает назад.
– Спасибо, – бормочет она, смущаясь.
Ее лицо вспыхивает румянцем, который ползет вниз по ее шее, туда, где засосы, которые я недавно оставил на ее коже, начинают свой путь на юг. Держу пари, ей было весело, когда она их обнаружила. Я снимаю с кровати покрывало и, достав из-под нее свой телефон, ставлю его на зарядку. Рядом я кладу телефон Вайолет, на экране которого открыт чат сообщений с ее матерью. В этом чате куча сообщений от Вайолет, но где-то три дня они остаются без ответа. Стискивая зубы, я выключаю экран ее телефона, но перед этим ставлю его на беззвучный режим. Ее мать и мой отец могут посоревноваться в том, кто из них больший засранец.
Когда я оборачиваюсь, Вайолет уже лежит в постели. Мне остается только выключить свет и устроиться рядом с ней.
Внезапно она издает удивленный возглас.
– Что?
– Что ты делаешь? – настороженно спрашивает она. – У тебя есть своя кровать.
– Это же перемирие. – Я пододвигаюсь ближе к ней и, поправив подушку, обнимаю ее за талию. – Устраивайся поудобнее.
– Вообще-то, это неудобно, – говорит она. – А что, если я пукну?
– Между прочим, я прекрасно осведомлен о том, что у женщин есть подобные функции в организме, – фыркаю я.
Она пытается от меня отодвинуться, что является плохой идеей, потому что ее задница прижимается к моему паху, пробуждая член. Я закрываю глаза, стараясь думать о чем-то другом, но у меня не получается отвлечься. Когда Вайолет снова двигается, я моментально становлюсь твердым. Я никогда не встречал афродизиак, который оказывал бы на меня такое же действие, как ее тело. Но как бы мне ни хотелось снова погрузиться в ее тепло, я не собираюсь этого делать. Я чертовски измотан морально и физически.
Она удивленно ахает, когда понимает, что со мной происходит.
– Не обращай внимания на мой стояк. Он пройдет.
Смеясь, она прижимается ко мне, чего я никак не ожидал от той, что минуту назад не хотела меня видеть в своей постели. Теперь мы лежим рядом, и меня поражает эта близость, потому что до этого я ни с кем не делил ложе. Тем более ночью. Я бы хотел, чтобы Вайолет рассказала мне о том, что ее беспокоит, и, если я поинтересуюсь этим сейчас, она мне обязательно все расскажет. Но вместо того, чтобы спрашивать, я наклоняюсь и просто целую ее.
Когда я делал подобное в последний раз, просто чтобы почувствовать губы другого человека на своих? Мне не нравится, что Вайолет дергает меня за ниточки, как марионетку, ведь скоро этот спектакль потерпит крах. Но пока я прижимаюсь к ней и целую, а она гладит руками мои плечи. Каждое ее прикосновение будто поджигает мою кровь, и в конце концов мы отрываемся друг от друга и просто стараемся привести в норму свое дыхание.
Вскоре после этого приходит сон.
Глава 32Грейсон
Проснувшись раньше Вайолет, я чищу зубы и, натянув свежую одежду, сажусь на свободную кровать. Сняв ее телефон с зарядного устройства, я нажимаю кнопку разблокировки, все еще злясь на то, что Вайолет не догадалась поставить на него пароль. Некоторые люди, такие как Вайолет, спящая на соседней кровати, слишком доверчивы.
Я поднимаю взгляд и какое-то время любуюсь ее волосами, рассыпавшимися по лицу, и полными губами, сквозь которые она делает глубокие вдохи. Ее веки подергиваются, будто глаза двигаются во сне. Если не считать того, что ее пальцы сжимают подушку, она кажется расслабленной.
Моя рука все еще болит, но с этим я разберусь позже. Вчера в баре, пока я пристально следил за Вайолет, люди замечали, что обе мои руки обмотаны бинтами. Но поскольку Вайолет даже не смотрела в мою сторону, ожидаемое чувство удовлетворения от чужого внимания так и не появилось.
Когда, черт возьми, мой мозг переключился и стал думать только о ней? Мне это не нравится.
Разблокировав экран ее телефона, я перехожу к сообщениям, и мое внимание привлекает чат с Мией Джармейн, которая, судя по тому видео в интернете, была режиссером последнего шоу, в котором хотела танцевать Вайолет. Но если она завязала с балетом, то почему продолжает с ней общаться?
Из содержания сообщения, оставленного Мией, можно сделать вывод, что оно включает в себя лишь время записи и имя врача. В «Гугле» я набираю имя доктора Майклза и обнаруживаю, что его клиника расположена в Вермонте. В городе, в котором мы сейчас находимся. Что ж, это может объяснить странное настроение Вайолет и почему она вообще решила поехать на игру. Неужели Мия Джармейн вселила в нее надежду, а доктор, специализирующийся на работе со спортсменами, забрал ее? Этот факт проливает свет на некоторые из тайн Вайолет.
Я очищаю историю поиска в браузере, а затем захожу в ее социальные сети, подписываюсь на свои аккаунты и просматриваю ее электронную почту, что дает мне больше информации. Научный руководитель Вайолет отправил ей формуляр для получения диплома, и когда я вижу это письмо, мой большой палец замирает над кнопкой «Удалить».
Я снова поднимаю взгляд на Вайолет, но она отвернулась от меня, зарывшись лицом в подушку, а я возвращаюсь к сообщениям на ее телефоне. Ее бывший бойфренд написал ей кучу сообщений, при виде которых я стискиваю зубы.
Сразу после аварии он писал:
Джек: Я так хочу увидеть тебя. Когда ты вернешься, у нас будет потрясающий выпускной год.
После этого несколько недель спустя:
Джек: Черт, Вайолет, я скучаю по тебе. Мне плевать на то, что случилось с твоей ногой, просто давай снова сойдемся. Прости меня.
А затем они прекращают общаться вплоть до ее возвращения в университет.
Очень большой промежуток.
Я удаляю чат с их сообщениями и блокирую его номер.
Что такого он ей сказал? Какую черту перешел, что она решила порвать с ним все отношения?
На секунду я представляю, как держу его за плечи и отрезаю ему язык, и, несмотря на всю жестокость, эта картина в моих мыслях меня успокаивает.
Как успокаивает и то, что Вайолет лежит на соседней кровати.
Отложив телефон, я обхожу кровать и снимаю с Вайолет одеяло, позволяя ему соскользнуть на пол. Присев рядом с ней на уровне коленей, я более внимательно осматриваю ее левую ногу и серебристый шрам, пересекающий переднюю часть голени. Протянув руку, я провожу по нему пальцем.
Как долго ее оперировали? В какой момент ей сказали, что она больше не сможет танцевать?
Когда я осторожно приподнимаю ее ногу, Вайолет переворачивается на спину. Я замираю, решив, что она просыпается от моего прикосновения, но спустя несколько секунд она продолжает лежать неподвижно. Что бы она ни выпила прошлой ночью, алкоголь сделал свое дело, оставив после себя лишь сонливость.
Поэтому она не двигается, даже когда я стягиваю с нее трусики и обнажаю ее розовую киску. Волосы на ней аккуратно подстрижены, но сама она уже мокрая, и надеюсь, это потому, что во сне Вайолет мечтает обо мне. Я касаюсь пальцем одной из ее половых губ и провожу им вверх и вниз по шелковой коже. Затем, облизав свои губы, я залезаю на кровать и устраиваюсь между ее ног. Лицо Вайолет по-прежнему ангельски спокойно и расслабленно. Я редко вижу на нем подобное выражение, поскольку обычно она напряжена и скованна. Даже кончая, она сохраняет самообладание, и это дьявольски раздражает.
В какой-то мере я ее понимаю. Между нами нет взаимного доверия, и чаще всего мы не можем переносить друг друга, но бывают моменты, когда все, чего я хочу – это залезть ей под кожу.
И я не понимаю этого желания.
Я прижимаюсь в поцелуе к внутренней стороне ее бедра, но Вайолет пока никак не реагирует на это прикосновение. Переводя взгляд с ее лица на киску, я проникаю пальцем внутрь, а затем сгибаю его. Затем я добавляю еще один палец, и Вайолет слегка ерзает, когда я немного растягиваю ее мышцы.
Наконец я наклоняюсь вперед и провожу по ее щели языком. Несмотря на легкий привкус соли и пота, киска Вайолет оказывается сладкой на вкус. Облизав ее половые губы, я сосредотачиваюсь на клиторе, не переставая при этом двигать пальцами. Я покусываю ее клитор, продолжая давить на чувствительное местечко внутри, и сосредотачиваю все свое внимание на ее лице и теле. Вайолет извивается от нахлынувшего на нее удовольствия, а мышцы ее влагалища сжимаются вокруг моих пальцев. Кончая, она выглядит просто прекрасно: ее рот приоткрывается, она выгибается дугой и сквозь тонкую футболку проступают очертания ее твердых бугристых сосков.
Вайолет хныкает и дрожит, когда ее захлестывает оргазм, и я надеюсь, ей снится хороший сон. Я вытаскиваю пальцы, а когда чувствую, что мой член твердеет, превращаясь в скалу, встаю и, не раздумывая, скидываю шорты. Вернувшись на кровать, я жестко вонзаюсь в нее.