Грейсон встречается со мной взглядом, а затем оглядывает с головы до ног. Рядом с ним, скрестив руки на груди и опираясь на кухонную стойку, стоит Майлз.
– Значит, поцеловались и помирились? – спрашивает он, рассматривая нас обоих.
Я натянуто улыбаюсь, но не отвечаю, и за меня это делает Грейсон:
– Да. Можешь дать нам минутку?
Майлз закатывает глаза, после чего берет стоящую рядом с его локтем кружку и покидает кухню. Я делаю шаг в сторону, чтобы освободить ему дорогу, по-прежнему испытывая чувство дискомфорта. Но вряд ли причина кроется в моем пребывании в этом доме.
– Преследователь? – спрашиваю я. – Ты серьезно?
Грейсон подходит ближе и, взяв меня за руки, легко притягивает к себе. В ответ на его жест я инстинктивно обвиваю руками его талию, и он захватывает меня в свои объятья. Опустив голову на его грудь, я слышу, как, несмотря на внешнее спокойствие, бешено колотится его сердце.
– Я кое-что понял, – говорит он мне в волосы, касаясь губами макушки.
– Тогда, пожалуйста, поделись.
– Мы на одной стороне.
Я отстраняюсь и встречаю его взгляд. Грей, кажется, на сто процентов серьезен, и я не знаю, что мне с этим делать. Он просто решил, что мы на одной стороне после последних нескольких месяцев ада.
– Ви, послушай, – он подводит меня к стойке и, приподнимая, усаживает на нее. Затем наливает мне чашку кофе и добавляет в нее довольно приличное количество орехового крема из холодильника. Именно так, как я люблю.
– Я просто внимателен, – улыбается он, передавая мне кружку.
– Итак, ты догадался, что у меня есть преследователь. И это не ты?
– Ага, – он наклоняет голову. – Давай будем честны друг с другом.
– Хорошо, – шепчу я, сглатывая комок, появившийся в горле.
– При первой же возможности я скажу своему отцу, чтобы он больше тебя не беспокоил, – он кладет ладони на мои бедра и раздвигает их, чтобы подойти ближе. – И я позабочусь о терапии, ведь это меньшее, что я могу для тебя сделать.
Почувствовав, как горят мои глаза, я оставляю кофе и обхватываю Грейсона за шею обеими руками. Я не знаю, как передать ему свою благодарность и стыд за то, что он вообще мне это предложил.
– Ты расскажешь мне обо всем, что произошло после аварии, – говорит он. – Не упуская ни единой детали. Я хочу знать о том, кто навещал тебя в больнице, какие врачи тебя лечили, все.
Тогда он узнает о том, что ко мне приходил его отец и заставил меня подписать соглашение о неразглашении. Ведь это произошло сразу после того, как та статья вышла в свет. Поскольку Грейсону удалось избежать уголовного преследования, я планировала инициировать судебный процесс против Деверо по обвинению в причинении ущерба и физических травм, но мне пригрозили встречным иском за клевету. В случае их победы, сенатор мог бы потребовать сумму, превышающую финансовые возможности моей семьи, и это могло бы нас обанкротить. Поэтому, когда он предложил мне хорошую сделку, а именно подписать то самое соглашение и отозвать иск, мы приняли это предложение, и каждый пошел своей дорогой.
Потому что по-другому было нельзя.
Очевидно, Грейсон знает, что я подписала какое-то соглашение, ведь с тех пор, как мы узнали, что учимся вместе, он не упускает возможности напомнить об этом. Но понимает ли он, как далеко зашел его отец?
Внезапно почувствовав, что Грейсон выводит узор на моей ноге своими пальцами, я понимаю, что так и не дала ему ответа. Наверное, я должна рассказать ему обо всем, чтобы прояснить ситуацию. Даже если он уже знает о том соглашении, я просто еще раз перескажу ему все в общих чертах.
– Я расскажу, – вздыхая, обещаю я. – Но сначала я хотела бы услышать твою теорию о преследователе.
Отвлекающий маневр. Снова.
– Хорошо, – кивает Грей. – Я кое-что сохранил.
Он достает свой телефон, а затем выводит на экран какую-то статью и, несмотря на то, что она перевернута, я улавливаю знакомый всем заголовок, который преследовал нас несколько месяцев. Он проводит пальцем по экрану, и я понимаю, что, должно быть, это скриншоты.
Умно.
Когда Грейсон пролистывает статью до конца, то разворачивает телефон. Пробежавшись глазами по нескольким абзацам, я останавливаюсь над последним.
В тот момент, когда мне было невыносимо больно, я была зла и напугана, эти слова звучали для меня как благословение. Помню, как я подумала: «Да, он действительно лишил меня карьеры». И мне льстило, что хотя бы кому-то есть до этого дело. Но теперь, когда мою голову наводняет подозрение и я снова вернулась в реальность, – эти слова пугают.
И хотя весь мир скоро забудет роль Грейсона Деверо, исполненную им в жизни мисс Рис, у нее есть сторонники, которые сохранят эту память на долгие годы. Балетное сообщество поддерживает ее.
– Кто эти так называемые сторонники, которые не забудут о том, что ты сделал? – я поднимаю глаза на Грейсона. – Когда я получила травму, я танцевала в Краун-Пойнт. Странно, что я вообще оказалась в тот вечер в Роуз-Хилле.
Грейсон поджимает губы, но я в своей голове уже сопоставила все факты. Так называемые сторонники, разозлившиеся на Грейсона, должны находиться здесь, в Краун-Пойнт. Вряд ли один из танцоров, потому что конкуренция среди нас очень велика. Танцоры бывают просто безжалостны, когда речь заходит о ролях, но, возможно, это кто-то другой из моего окружения? Но как им стало известно о несчастном случае, произошедшем в нескольких часах езды отсюда?
– Балет безжалостен, – шепчу я. – Если человек, который называет себя моим сторонником, танцует в нем, то он узнал об аварии только потому, что мое место мгновенно заняли.
Мия разыскала меня в больнице, потому что всегда заботилась обо мне, и это еще одна причина, по которой я хочу вернуться в балет.
Я прикрываю рот рукой. Очевидно же, что это не Мия. Она художественный руководитель труппы, и ей есть что терять, а моя травма не может оказать существенного влияния ни на ее работу, ни на труппу.
Но даже если она не связана с этим, возможно, она знает, кто это написал?
– Этой статье шесть месяцев, – говорит Грей и осторожно отводит мою руку от лица. – Может, я ошибаюсь…
– Но кто-то вломился в мою комнату, – лепечу я, и он бросает на меня странный взгляд.
– Я знаю.
– Нет, до этого, – говорю я с пылающим лицом. – Они разгромили мою комнату и написали краской на стене слово «шлюха». Они уничтожили мои вещи…
Грейсон внезапно застывает, и в этот момент меня поражает осознание правды. То, что, как я думала, началось с простого взлома и ощущения, что за мной кто-то наблюдает (в чем я, кстати, обвинила Грейсона), теперь переходит все границы.
– Вам с Уиллоу небезопасно оставаться в этой квартире, – говорит Грейсон, помогая мне слезть со стойки.
Он достает свой телефон и набирает на нем какое-то сообщение.
– Ты заберешь свои вещи оттуда прямо сейчас.
– И…
– И переедешь ко мне.
– Ни в коем случае, – качаю я головой.
Он что, спятил? Мы помирились буквально только вчера, и на моей шее до сих пор красуются синяки, поставленные его руками. Хотя порез на груди слегка затягивается, на моих запястьях появились синяки от шнурков, которыми он связал мои руки. Да и мое тело все еще страдает от последствий столкновения нашего гнева и ненависти.
Внезапно телефон Грея издает звуковой сигнал, и я заглядываю через его плечо, чтобы прочитать сообщение.
Нокс: Принято.
– Что принято? – с подозрением спрашиваю я, но Грейсон только улыбается.
– Не волнуйся, Ви, вы с Уиллоу все еще можете быть соседками по комнате.
– Мне нужно в душ, – качаю я головой и отхожу от Грея. – А потом я надену свою одежду и пойду на занятия.
Все это нереально.
Вернувшись в его комнату, я нахожу свою сумку на столе и думаю, что он бросил ее туда вчера вечером, не заботясь о том, что внутри все могло перевернуться. Но когда я расстегиваю молнию, то обнаруживаю, что пуанты лежат поверх других вещей, а их ленты аккуратно закручены, чтобы они не спутались. Осознание того, что это было сделано не мной, наполняет меня теплыми чувствами.
Кто мы друг другу?
Мы же должны быть врагами, и были ими, пока Грейсон не решил, что это не так.
Думаю, в каком-то смысле он знал, чем закончится вчерашний вечер, еще до того, как пришел в танцевальную студию. Несмотря на его способность успешно преодолевать невзгоды, у него наготове всегда есть какой-то запасной план. Он относится к жизни как к игре в хоккей: признает наличие определенных правил и порой следует предусмотренному сценарию, однако истинное мастерство Грейсона проявляется, когда в его голове появляется собственный четкий план действий. Должно быть, эта черта передалась ему от отца.
В этом доме у меня нет большого выбора в плане одежды, поэтому я беру свои джинсы и нижнее белье, которое он убрал в шкаф, а затем, найдя сложенное полотенце, направляюсь в ванную. Я надеюсь, что у Грейсона найдется шампунь и кондиционер, но какая-то часть меня знает, что на это не стоит рассчитывать. Когда дело касается ухода за кожей и волосами, парни могут быть просто дикарями.
Заперев дверь, я сразу же включаю горячую воду, а найдя под раковиной маленький флакончик с кондиционером, мысленно радуюсь, что кто-то из парней переспал с умной девушкой, которая взяла его с собой.
Стоит мне снять с себя одежду, войти под струю воды и закрыть глаза, чтобы втереть шампунь в волосы, как я начинаю ощущать на своей коже холодный воздух. Грейсон отодвигает занавеску и, конечно же, голый присоединяется ко мне в душе. Его пресс просто умопомрачительный, и я протягиваю руку, чтобы коснуться его, прежде чем успеваю осознать, что делаю. Красота Грейсона настолько велика, что она побуждает окружающих прощать ему практически любые поступки, если не все.
– Думаешь, замок может меня остановить? – ухмыляется Грейсон. Переведя взгляд вниз, я закатываю глаза, когда замечаю, что его член стал твердым.
Он просит меня повернуться, и я повинуюсь, хоть и с осторожностью. Вода бьет мне в грудь, а Грейсон тем временем массирует пальцами мои виски и намыливает голову. Я расслабляюсь в его объятиях, и он позволяет мне стоять так даже дольше, чем нужно для мытья головы. Через какое-то время он мягко разворачивает меня лицом к себе. Я снова захожу обратно под струю воды, чтобы смыть с волос шампунь. Позже мы меняемся местами, и пока я выливаю в руку кондиционер и равномерно распределяю его по волосам, Грейсон намыливает свою голову шампунем. Я издаю тихий стон, останавливая его, а затем придвигаюсь на дюйм ближе и, протянув руки, запускаю пальцы в его волосы. Грейсон внимательно наблюдает за мной, пока я провожу ногтями по коже его головы, и хмыкает.