, так что богачам не нужно далеко ходить за спиртным.
Стоящий у стекла сенатор будто проводит какую-то мини-конференцию прямо посреди игры. Думаю, его друзья не замечают, как мы зашли, потому что их шумный и громкий разговор не стихает.
На ледовом поле продолжается напряженная игра. Отсчет времени на табло идет в обратном порядке, и команда «Ястребов» опережает соперников, имея преимущество в одну шайбу. Однако, должно быть, что-то случилось, потому что игрок нашей команды был отправлен на штрафную скамью.
Мама щиплет меня за внутреннюю сторону руки, чтобы я снова обратила на нее свое внимание.
– Сенатор, – зовет она, а затем, схватив за руку и впившись ногтями в кожу, тянет меня за собой.
Стоит мне оказать ей хоть малейшее сопротивление, как она снова щиплет меня, призывая к послушанию. Не сильно, но все равно больно.
Отец Грея поворачивается в нашу сторону, и его суровый взгляд застывает на мне.
Нехорошо.
Я не могу понять, кто виновен в перемене его настроения – я или моя мать, но все равно проглатываю комок, внезапно образовавшийся в горле. Этот мужчина мне не нравится. Вот уже шесть месяцев, а на деле все семь, как его образ, сравнимый только с Бугименом [22], не покидает моего сознания. Этот человек способен погубить меня как в финансовой, так и в социальной сфере, и я не сомневаюсь, что одного его приказа будет достаточно, дабы ни одна балетная труппа не заключила со мной контракта. Ведь в его распоряжении находятся необходимые ресурсы и стимул это сделать.
– Мисс Рис, – произносит сенатор, и когда наши взгляды встречаются, во мне просыпается стыд.
Интересно, своим взглядом он молча намекает мне на отношения с его сыном?
«С его сыном, который тебя любит», – напоминаю я себе.
Не знаю точно почему, но эта мысль успокаивает меня и утешает.
Видимо, мама думает, что он обращается к ней, так как делает шаг вперед, будто нам оказывают теплый прием. Произнесенная им, наша фамилия кажется ей тем самым ожидаемым сигналом, который заставляет ее верить в благоприятный исход ситуации.
Чем бы это ни обернулось для меня.
– Джеймс, – приветствует она его, и я вздрагиваю.
Какого черта она обращается к нему по имени?
Взгляд сенатора переходит с моего лица на руку мамы, которой она держит меня за запястье, и, скривив губы, он поворачивается к своим друзьям.
– Не оставите ли вы нас на минутку?
Несмотря на любопытство, с которым они смотрят на нас, все тут же кивают и отходят, а я наблюдаю за тем, как они занимают свои кресла.
– Ли, – обращается к матери сенатор, приподняв бровь. – Я думал, что мы с тобой нашли взаимопонимание.
– Я тоже так думала, – шипит она.
– Ну что ж, – улыбается он. – Похоже, твоя дочь не в курсе наших дел.
– Каких дел? – Я перевожу взгляд с мамы на отца Грейсона. – Что она сделала?
Сенатор ухмыляется, и я замечаю, что, несмотря на появившийся блеск в глазах этого мужчины, выражение его лица не дрогнуло. Скорее всего, он думает о том, что завоевал еще шахматную фигуру и разделил еще одну семью.
Но нас разделили секреты.
– Дорогая…
– Твоей матери, – перебивает ее сенатор, – платят за то, чтобы она держала свой рот на замке.
Я вырываю руку из ее хватки и, пошатываясь, отхожу в сторону, но мама быстро реагирует и, как змея, кидается ко мне, цепляясь за мое плечо.
– Сейчас не время устраивать сцены, дорогая, – говорит она, притягивая меня к себе.
– Что ты сделала? – шепчу я, и она слегка встряхивает меня, а затем бросает взгляд через плечо на друзей сенатора.
Мама снова улыбается, будто все совершенно в порядке, но это далеко не так.
– Вот только выплаты внезапно прекратились, не так ли? – Сенатор Деверо наклоняет голову. – В целом вы получили от нас уже приличную сумму, и мне жаль, что наше сотрудничество подошло к концу.
– Простите? – Моя мать удивленно открывает рот.
– Из-за статей, которые вы продолжаете писать, – он вздыхает и смотрит на лед.
Я понимаю, что этот беглый взгляд – просто видимость. Притворный интерес к жизни своего сына.
– Это начинает надоедать мне, Ли. Твои отчаянные попытки выжать из меня побольше денег.
– Я ничего такого не делала, – шипит она. – И…
– А твоя дочь, похоже, не может держаться подальше от Грейсона. – Он снова наклоняет голову, но при этом все так же продолжает смотреть сверху вниз.
Должно быть, Грейсон унаследовал свой рост от него. Конечно, кроме роста я замечаю и другие сходства, но даже когда Грейсон проявлял жестокость, я никогда не видела на его лице такой усмешки.
– Ты помнишь, что мой сын тоже был частью нашего соглашения?
– Скажи мне, что это неправда! – восклицает мама, поворачиваясь ко мне, и настает моя очередь фыркать.
– Скажи мне, почему я должна выполнять соглашение, в заключении которого не участвовала?
– Нет, ты согласилась держаться подальше от моего сына, – грубо бросает сенатор, словно его самообладание находится на грани срыва.
– Кто-то должен был сказать ему об этом, – бормочу я.
Я никак не могу понять, что случилось с моей матерью. У нее была работа, дом, светская жизнь, друзья, муж и ребенок. Я не до конца понимала, как потрясла ее смерть мужа, но, видимо, после этого трагичного события она больше не могла держать себя в руках.
Внезапно я хватаю маму за руку и оттаскиваю на несколько шагов назад.
– Пойдем, мам, – говорю я. – Тебе не нужны его деньги.
Но вместо того, чтобы послушаться, моя мать начинает громко смеяться, и этот смех привлекает внимание друзей сенатора. В ответ тот качает головой.
– Она не в себе, – говорит он, не пытаясь понизить голос. – Она брала у меня деньги, чтобы покупать на них таблетки, которые тебе давали в больнице. Или ты не замечала, что баночки с лекарствами заканчиваются быстрее, чем должны?
Я ахаю.
– Я никогда их не принимала, – шепчу я, смотря на мать в попытке понять, говорит ли он правду.
Я плохо переносила те лекарства и, принимая их, не могла ни есть, ни ходить, а комната перед моими глазами постоянно кружилась. Но теперь я вспоминаю, как мама говорила мне, что я могу их просто не принимать и мне не нужно беспокоить этим вопросом своего врача.
Продолжала ли она получать за меня лекарства?
Брала ли она их себе?
Большего подтверждения, чем стыд в ее глазах, мне не нужно. Я неуклюже отступаю от нее, в то время как она пытается схватить меня за руку. Каждый раз я отталкиваю от себя ее руки, пока сенатор не приказывает:
– Остановите ее.
К двери подходит человек, который открыл ее для нас, и, несмотря на то, что он не делает ни шага в мою сторону, меня пронзает ужас.
– Что вы делаете? – спрашиваю я, резко оборачиваясь.
Сенатор Деверо подходит ближе.
Он кладет ладонь мне на спину и подводит к стеклу, после чего переводит взгляд на своих друзей, которые игнорируют нас, – и вновь обращает внимание на меня.
– Вы с мамой посидите здесь и посмотрите последние несколько минут игры, а затем мы отпразднуем победу «Ястребов» и немного поболтаем.
Он усаживает меня в одно из кресел, а мама, подойдя ближе, практически падает в соседнее. Она перекидывает руку через спинку моего кресла и смотрит на сенатора, который уже направляется обратно к своим друзьям, несомненно, чтобы успокоить их.
Я сосредотачиваюсь на том, что происходит на льду. Цифры на табло указывают на то, что команды ведут равный счет, но когда мы с Уиллоу выходили со стадиона, счет составлял 2:3 в пользу другой команды. Неужели Грейсон снова забил шайбу и оформил свой хет-трик?
Я наклоняюсь вперед, пытаясь разглядеть через стекло своих друзей, но вижу на трибуне лишь Аманду и Джесс. Потом я пытаюсь найти Грейсона, но никак не могу сосредоточиться. Игра становится все более напряженной. «Ястреба», владеющего шайбой, судя по всему Эрика, впечатывают в стену, и «рыцарь» перехватывает шайбу.
Мое сердце замирает от мысли, где я нахожусь, а также от напряженного момента в игре.
Я оглядываюсь назад, на группу мужчин, которые с напитками в руках вернулись к стеклу, а когда мое внимание переходит на телохранителя, стоящего у двери, тот бросает на меня холодный взгляд, – и я отворачиваюсь.
Кто-то проносится мимо центральной трибуны, повернув голову в сторону толпы.
Деверо.
У меня перехватывает горло, потому что я знаю, что Грейсон ищет меня.
Застав Грейсона врасплох, один из «рыцарей» врезается в него, и они оба сильно ударяются о стекло. Грейсон толкает своего обидчика, но вместо драки они расходятся в разные стороны.
Звучит сигнал, означающий начало овертайма [23].
Игроки покидают лед, в то время как комментатор информирует зрителей о предстоящих событиях. Каждая из команд имеет право на исполнение трех штрафных бросков, и победителем станет та, которая первой забросит шайбу в ворота.
– Ты должна поверить, что все мои действия основаны на наших интересах, – говорит мама, наклоняясь ко мне.
На наших интересах?
– Я не обязана ни во что верить, – усмехаюсь я, и она прикусывает нижнюю губу, по всей видимости, стыдясь взглянуть на меня.
В моем кармане вибрирует телефон.
Грейсон: Где ты?
Я хочу ответить ему, но чья-то большая рука выхватывает телефон из моих рук прежде, чем я успеваю нажать кнопку «Отправить».
Потрясенная, я поворачиваюсь и вижу, как телохранитель убирает мой телефон в карман своих брюк. Затем он смотрит на мою мать, которая, оценив ситуацию, с тихим вздохом достает из сумочки свой телефон и протягивает его мужчине.
Это просто кошмар.
– Ты должна все исправить, – бормочу я себе под нос. – Мама, пожалуйста.
– Тише, – огрызается стоящий позади нас телохранитель, и я снова поворачиваюсь лицом к стеклу.
– Это мой мальчик, – говорит сенатор Деверо своим коллегам. – Тренер Роук сделал умный ход, отправив его бить первым.