Я спешу к аудитории и быстро проскальзываю внутрь. Поскольку я опоздала, большинство мест уже занято и свободными остались лишь два. Одно из них находится в первом ряду, только вот занять его – означает практически напроситься на то, чтобы тебя спросили, чего бы мне не хотелось. Ведь как бы ни старалась быть хорошей, я могу упасть лицом в грязь, потому что никогда не была отличницей и все мое внимание было сосредоточено в основном на балете. Другое свободное место оказывается впереди Грейсона Деверо.
Заметив меня, он приподнимает брови, будто молчаливо приглашая сесть рядом с ним.
Черт, ну уж нет.
Я делаю шаг по направлению к свободному месту впереди, но, кажется, двигаюсь слишком медленно, так как какой-то студент обгоняет меня и, опускаясь на стул, утыкается в телефон.
Ну и каковы шансы, что я могу отказаться от этого предмета в своем расписании?
В любом случае я не могу сделать это прямо сейчас, поэтому беру себя в руки и иду по ряду ко второму свободному месту. Я осторожно опускаюсь на стул, ожидая услышать колкости или насмешки от Грейсона, но он молчит, хотя я чувствую, что его взгляд прожигает мне затылок.
– Если вы пришли не на экономику окружающей среды, – улыбаясь и заходя в аудиторию, говорит профессор, – то вы попали не на то занятие. – Она окидывает взглядом своих студентов и кивает сама себе. – Что ж, раз никто не выходит, тогда давайте начнем…
Открыв тетрадь, я переношу на бумагу то, что она записывает на доске, но ее слова в одно мое ухо влетают, а из другого вылетают. Мне никогда особенно хорошо не давалась экономика или любой другой из бизнес-курсов с математическим уклоном, который так необходим для получения степени, но дело не только в этом. Мне сложно сосредоточиться, потому что я слышу каждый вздох и каждое движение Грейсона позади себя. Скрип его карандаша по бумаге эхом отдается у меня в ушах, и я сжимаю ручку так сильно, что костяшки пальцев белеют, и вскоре руку сводит судорогой.
Профессор в общих чертах рассказывает нам о том, что мы будем изучать в этом семестре, и, заканчивая занятие, открывает дверь, приглашая всех выйти.
Забрав тетрадь и карандаш, Грейсон встает, и я замечаю, что у него с собой нет ни рюкзака, ни куртки, а одет он в облегающий серый свитер, который слишком ему идет. Он останавливается рядом со мной и постукивает пальцем по наполовину заполненной странице в моей тетради.
– Это будет весело, – говорит Грейсон, и я наблюдаю за тем, как он направляется к выходу.
Представившись профессору, он пожимает ей руку, после чего идет к двери походкой, которая слишком грациозна для тупого идиота.
Мне хочется его убить.
Но он даже не упомянул о том видео и не ткнул мне этим в лицо. Это заставляет меня задуматься, кто же опубликовал его сегодня? Грейсон или кто-то другой, кому он отправил его, дабы не марать свои руки?
Вздыхая, я поспешно собираю свои вещи, но тут меня зовет профессор:
– Вайолет, я рада, что ты вернулась.
– А я рада вернуться, – отвечаю я, встречаясь с ней у доски.
– Как твоя нога? Декан рассказал нам, что ты пропустила занятия из-за травмы. – Она качает головой. – Наверное, тебе трудно вернуться в привычное русло?
– Все в порядке. В моем бедре был поврежден нерв, и я стараюсь справиться с последствиями травмы… но в остальном чувствую себя отлично.
– Тогда не буду тебя задерживать, – улыбается она. – Но я рада, что ты вернулась.
– Спасибо, профессор.
Поспешно выйдя на улицу, я прислоняюсь к стене и, достав свой телефон, игнорирую миллион входящих сообщений, а захожу прямо на веб-сайт университета, на главной странице которого висит огромный знак, означающий ошибку. Должно быть, Уиллоу удалось добиться хоть чего-то от IT-отдела.
Я сразу же просматриваю восемь сообщений, которые прислала мне Уиллоу за последний час.
Уиллоу: Я добилась, чтобы это проклятое видео удалили!
Уиллоу: Эти чертовы айтишники притворяются, что все знают, а сами не могут придумать способ сбросить пароль, чтобы попасть на собственный сайт.
Уиллоу: Все нормально, но я убью Деверо, как только увижу его. Предупреждаю!!!
Уиллоу: В следующий раз, когда мы соберемся напиться в общественном месте, мы установим жесткие правила!
Уиллоу: 1. Никаких парней, никаких Джеков, никаких членов!
Я хихикаю, одобряя первое правило.
Уиллоу: 2. Никаких парней! Подожди, я это уже говорила. Но я серьезно!
Уиллоу: Нокс дружит с этим придурком, и я больше никогда с ним не трахнусь!
Уиллоу: НО, сучка, твой пьяный минет выглядит горячо.
Минет, который я не помню, но могу посмотреть на видео. Парень, который это выложил, стремится сделать меня такой же печально известной, как и он сам.
Оттолкнувшись от стены, я медленно возвращаюсь обратно к студенческому центру. Я не особо голодна, но уже наступило время обеда. И кроме того, я не собираюсь прятаться и позволять Грейсону думать, что он победил.
Мой телефон снова вибрирует, и я смотрю на экран, ожидая получить сообщение от Джека. Возможно, он пропустил последние новости, в чем лично я сомневаюсь, и просто не выходил на связь. Однако мне снова приходит сообщение от Уиллоу, в котором она говорит, что находится возле студенческого центра.
Как раз вовремя.
Я замечаю ее, стоящую рядом с Джесс и несколькими другими участницами танцевальной группы. При моем приближении взгляды девушек наполняются сочувствием и жалостью.
– Привет, Вайолет, – приветствует меня Пэрис и обнимает. – Мне так жаль, что тебе приходится проходить через такое. Боже, я даже представить не могу, что ты чувствуешь.
Ну конечно. Будто у нее нет аккаунта в Джаст Фанс [5]. Но когда видео с тобой публикуются против твоей воли, это совсем другое дело. У Пэрис есть клиенты, которые платят за то, чтобы посмотреть на нее, а я просто испытываю унижение.
В моем горле образуется комок, и я осторожно освобождаюсь из ее объятий, потому что не могу выкинуть из головы то, что видела их с Грейсоном вместе. Очевидно, он как-то связан с тем, что произошло в тот вечер. Он виноват в том, что произошло, потому что снял то видео, и неважно, поделился ли он им с кем-то, или опубликовал сам.
– Привет, Вайолет. – Один из мимо проходящих студентов машет мне рукой. – У меня есть двадцатка. Не хочешь отсосать у меня в ванной?
Я хмурюсь и отворачиваюсь, а его друзья хохочут.
– Не обращай на них внимания, – говорит Уиллоу. – Через несколько дней все уже забудут об этом.
Я киваю и следую за ней в столовую, где, взяв подносы с едой, мы садимся подальше ото всех. Тот пузырь тишины, в котором я пребывала в течение первой половины дня, лопнул, и теперь я слышу ехидный смех окружающих и ловлю на себе вопросительные взгляды, от которых мое лицо краснеет и остается таким на протяжении всего обеда.
– В следующем месяце мои родители приезжают из Атланты, – говорит Пэрис. – И хотят познакомиться с Грейсоном.
– Зачем им с ним знакомиться? – вздрагивает Уиллоу.
– Потому что его отец сенатор, – отвечает Пэрис, укладывая волосы на плечо. – А папа собирается баллотироваться на следующих выборах. К тому же я чувствую, что к концу недели мы с Грейсоном начнем встречаться.
Я вижу, как округляются глаза Уиллоу, и не уверена, какую реакцию она замечает на моем лице, но чувствую, что теперь оно стало еще горячее. Все мое тело будто кипит, а под кожей бушует невиданный ад. Почесывая запястья, я молюсь, чтобы выражение моего лица оставалось безразличным. В конце концов, Грейсон уже провел здесь целый семестр, и все должны знать, что его отец – сенатор Нью-Йорка. В кампусе такого размера мало что может остаться в тайне, но все же, если сложить этот факт с тем, что я рассказала Уиллоу сегодня утром, то теперь она, вероятно, осознает масштаб трагедии.
– О! – удивленный возглас моей подруги кажется мне немного сдавленным.
– Ты думала, что он другой Деверо? – Пэрис закатывает глаза, неправильно оценивая ситуацию. – Но все только об этом и говорят.
Когда Уиллоу встает, ее сердитый взгляд падает на меня, и я уже знаю, о чем она думает: что я в более глубоком дерьме, чем предполагала.
– Почему ты смотришь на Вайолет? – спрашивает Пэрис, но Уиллоу не может ей ответить.
Она качает головой и, схватив свою тарелку, уходит.
Должна ли я была упомянуть о его отце? Возможно. Однако для меня его должность была лишь еще одним, хоть и незначительным, но неприятным моментом.
– Мне нужно идти, – бормочу я, после чего подхожу к мусорному баку, в который соскребаю всю еду с тарелки.
Меня тошнит при мысли о том, сколько людей видело, как я отсасываю Джеку.
Покидая столовую, я прикрываю губы рукой, чувствуя себя так, будто меня облили грязью. Прежде я никогда не чувствовала подобного. Сейчас мне почти стыдно, а раньше для того, чтобы испытывать стыд, у меня не было причин.
Выходя из студенческого центра, я замечаю Джека.
– Эй! – зову я, но, посмотрев на меня, он отводит взгляд, и я вижу, как покраснели кончики его ушей.
– Джек!
Когда Джек поворачивается ко мне, его губы сжимаются, а брови опускаются. Никогда раньше я не видела его таким злым, поэтому почти решаю отступить, но что-то меня удерживает. Мое собственное упрямство или ярость из-за ситуации, в которой мы оказались вместе.
– Чего ты хочешь, Вайолет? – в его голосе настоящая злоба.
– Я…
– Ты позоришь меня! – Он подходит ближе и наклоняет голову так, что наши лица оказываются друг напротив друга. – Я не знаю, что это за чертова игра, но…
– Игра? – задыхаясь, шепчу я. – Ты издеваешься надо мной? Думаешь, я хотела, чтобы все увидели…
– На том видео видно, какая ты шлюха! – Он приподнимает плечи, но его гнев внезапно переходит в безразличие. – Откуда мне знать, чего ты хотела? Летом ты была совершенно другой девушкой. Ту девушку я знал, а теперь… – Он качает головой. – Ты поступаешь со мной, как с Грейсоном. Рушишь мою карьеру.