зрачную занавеску колышет ветерок, который приходит с океана. Монотонный звук набегающих волн тоже вскоре становится слышен, стоит только настроиться на правильную вибрацию.
Роман же стоит у стеклянного ограждения и что-то разглядывает внизу. Он не смотрит вдаль, любуясь открыточным видом, нет, он не поднимает голову. Словно его интересует только рисунок мозаичной плитки в восточном стиле, которой выложен пол на площадке перед виллой.
Я жадно наблюдаю за ним и сама не замечаю, как мне передается тревога. Мне становится неспокойно из-за того, что он вообще не двигается. Его рубашка рвется прочь, он расстегнул все пуговицы, и теперь легкая ткань бьется об его крепкое тело и огибает его, как волны каменную преграду. На террасе горит всего пара фонариков, свет которых смешивается с лунным свечением, но этого хватает, чтобы обрисовать поджарую фигуру Лебедева. Если он еще немного отрастит волосы и позволит им беспорядочно виться, а его кожа напитается курортным щедрым солнцем, то он станет похож на серфера.
Да, он похож на кого угодно, но не… на Третьякова.
Когда Роман, наконец, отодвигается от ограждения, я опускаюсь на подушку и приказываю себе заснуть. К счастью, он далеко не сразу возвращается в комнату, так что мне удается последовать своему плану в полной тишине.
Когда наступает утро, оно приходит вместе со звуком включенного телевизора. Я сто лет не просыпалась от его бурчания и в первое мгновение не могу понять, что происходит. Я вообще не заметила телевизор в спальне. Я встряхиваю головой и понимаю, что тумба у дивана оказалась поворотной и со встроенной плазмой, которую можно убирать с глаз подальше.
На экране идет старенький фильм «Ангелы Чарли». Он магическим образом завлекает меня, приковывая к себе яркой, сочной картинкой и окуная во времена, когда я была девчонкой. Удивительное свойство времени: то, что казалось проходной глупостью, вдруг становится классикой.
– Доброе утро, – раздается голос Лебедева.
Я поворачиваюсь на его звук, и время на мгновение замирает. Он выходит из ванной босиком, в одних темно-серых брюках, которые сидят на нем слишком хорошо, чтобы не обращать на это внимания. Капли воды лениво стекают по его груди, по рельефному животу, собираются в тонкую дорожку на коже. Он вытирает волосы черным полотенцем, чуть склонив голову.
– Доброе, – отвечаю с сонной улыбкой. – Ты любишь этот фильм?
– Да, знаю наизусть.
– Правда?
– Он меня успокаивает, – Лебедев пожимает плечами.
– Возвращает в хорошие времена?
Он чуть щурится, но ничего не отвечает. Подходит к креслу, бросает туда полотенце и только после этого садится на край кровати. Рядом со мной.
– Ты выглядишь так, будто не до конца проснулась, – говорит он. – Хочешь кофе?
– Хочу, – киваю я, и глаза сами собой опускаются к его ключицам.
На одной стороне что-то написано на латыни, а на другой – женское имя «Юлия». Но Лебедев не дает долго разглядывать себя. Он наклоняется, упирается ладонью в кровать рядом с моим бедром и нависает надо мной. Его дыхание касается моего лица, теплое, свежее, и в нем нет даже намека на вечернюю дозу алкоголя. Только мята. А его кожа пахнет корицей из геля для душа.
– Третьяков хочет устроить экскурсию на соседний остров, – произносит Лебедев, рассматривая мое лицо, словно при утреннем солнце он замечает новые детали и это завлекает его. – Нужно уже собираться, позавтракаем на яхте. Ты не против?
– Не против, – я качаю головой, хотя меня удивляет, что он вообще спрашивает. – Только мне нужно умыться.
– Хорошо, только не наноси макияж.
– На мне сейчас макияж, Роман. – Я описываю круг ладонью у своего лица. – Это не совсем я…
– Хочешь сказать, что ты страшная без этого? – он усмехается.
– Нет, я симпатичная. Просто ставлю в известность. Мне показалось, что мне подбирали одежду и макияж на твой вкус.
– Я оценил, – он кивает. – Теперь давай без него и надень белое платье.
– Без проблем.
Я встаю с кровати и ухожу в ванную комнату. Рука сама тянется, чтобы закрыть замок, но я не делаю этого. Щелчок будет звучать странно. Я подхожу к раковине и быстро привожу себя в порядок. Смываю вчерашний профессиональный макияж, который прекрасно пережил беспокойную ночь. Я внимательно оглядываю себя, понимая, что выгляжу хорошо, но морщинки стали более заметны. Все-таки мне не двадцать. Я шагнула в тот возраст, когда начинается полоса препятствий. Наступает утро, и ты вдруг понимаешь, что так, как вчера, уже не будет. А потом еще одно такое утро и еще… Внешность меняется – это данность.
Потом приходится немного подождать, чтобы принесли нужное платье. Проходит еще минут десять, и я оказываюсь полностью готовой. Лебедев указывает на столик, на котором стоят две чашки кофе.
– У нас есть еще пара минут, – произносит он, не отрывая взгляда от телефона.
– Третьяков тоже уже готов? – спрашиваю его.
– Да, он покажет нам причал.
– А что это за остров? Там что-то интересное?
– Наверное, красиво, – он пожимает плечами. – Туда прилетает его невеста, мы как раз заберем ее. Здесь какая-то неприятность с посадочной полосой, поэтому ее самолет приземлится в другом месте.
Я застываю и, чтобы скрыть это, отворачиваюсь к окну.
Марианна.
Только этого мне не хватало.
А Герман уверен, что она не испортит его план и сможет сдерживать свою ненависть ко мне в присутствии Лебедева? Или она теперь законная жена и ей плевать на пустышек вроде меня, которых когда-то трахал Герман?
Жена…
Стоп, почему Лебедев назвал ее невестой? Они же сыграли свадьбу…
– Как я и думал, – произносит Роман, обходя столик, он оказывается прямо передо мной и кладет палец на мой подбородок, заставляя поднять лицо. – Ты очень красива.
– Спасибо.
– И еще кое-что, – произносит он, и прежде, чем я успеваю спросить, что именно, он склоняется и целует меня.
Его губы теплые и жесткие, они твердо знают, чего хотят. Это не осторожный поцелуй. Это захват и уверенное погружение. Он целует глубоко, насыщенно, будто хочет распробовать до последней ноты. Будто хочет зажечь в себе искру и почувствовать хоть что-то. Я поддаюсь, потому что так проще, потому что он мне не противен и потому что я тоже хочу получить хоть каплю удовольствия. Мы даже как будто в чем-то похожи. Пытаемся выйти за рамки сделки, которая свела нас в этой комнате. Он платит, я отдаюсь. Он изранен, меня… ранят прямо сейчас. В этом доме, который принадлежит Третьякову.
Так проходит несколько секунд. Искра если и загорается, то слабая. Это просто приятно. И странно. Но Лебедев умеет целоваться, он вообще кажется умелым любовником. Его рука скользит вниз, уверенно и плавно, к моей пояснице и ниже… я почти неосознанно выставляю ладонь, упираясь в его грудь. Жест получается нервным, но он считывает его моментально. Останавливается. Смотрит на меня с холодной ясностью.
– Нет, этого не нужно, – произносит Лебедев негромко. – Игра в «я не такая» меня не заводит.
Мы выходим из спальни. Но рядом с лестницей Лебедев задерживается.
– Мне нужно сказать пару слов помощнику. – Он кивает в другую сторону и уходит, даже не обернувшись.
Я выдыхаю. Быстро, будто сбросила с себя невидимый груз. Последние слова, которые Лебедев произнес в спальне, зацепили меня. Я понимаю, что рано или поздно настанет момент, когда придется делать выбор. Мне нужно будет либо отказывать ему, либо вести свою игру дальше… Тоньше.
Как психолог.
Он травмирован. Он пережил серьезную трагедию – такое не может пройти бесследно. После таких испытаний как раз обращаются за психологической помощью, и я умею работать с такими случаями. Только Лебедев обратился ко мне за совсем другими услугами, если можно так сказать.
Мне начинает казаться, что Третьяков продумал даже это. Он свел нас не только как своего противника и предательницу, но и как мужчину с травмой и психоаналитика. Наверное, Третьякову это показалось забавным и остроумным. У него всегда было очень черное чувство юмора. Изощренное даже.
Лестница по плавной дуге уводит меня вниз. Легкое белое платье колышется при каждом шаге, как и распущенные волосы. Я спускаюсь в гостиную, в которой довольно оживленно. Весь персонал занят подготовкой: кто-то несет корзины, в которых поблескивают бутылки с напитками, кто-то проверяет сумки и полотенца. Я замечаю охранника в белоснежной рубашке, он смотрит прямо на меня, потом слегка наклоняет голову и жестом предлагает следовать за ним. Я киваю и выхожу на улицу.
Воздух пахнет солью и каким-то сладким цветущим деревом, которое я не знаю по названию, но теперь запомню этот аромат навсегда. Мы выходим на просторную террасу с видом на причал, и там у самого края покачивается настоящая красавица.
Яхта.
У нее наверняка есть поэтическое или пафосное название, потому что она не просто красивая – она роскошная, как из фильмов с огромным бюджетом. У нее сверкающий глянцевый корпус, а палуба отделана светлым деревом. Видны мягкие зоны отдыха с песочными диванами, столы с закрепленными стеклянными кубами, в которых лежат свежие фрукты. На втором уровне можно увидеть джакузи и лежаки с зонтиками.
Я поднимаюсь по трапу, и передо мной распахивает дверь мужчина в униформе. На нем идеально белая рубашка, которая напоминает форму пилота гражданской авиации.
– Good morning, ma'am, – произносит он с характерным акцентом. – Welcome aboard. Can I offer you a drink?
Я давно не практиковалась в английском, но мне хватает знаний, чтобы понять, что он приветствует меня и спрашивает, что я буду пить.
– Still water, please, – я прошу воды и смотрю по сторонам.
На яхте все готово к идеальной прогулке. Музыка играет негромко, оттеняя атмосферу легким лаунжем. Чуть поодаль стоит серебристое ведерко со льдом, в нем уже охлаждаются бутылки просекко и розе. Коктейльные бокалы призывно блестят под лучами солнца. А вокруг бескрайний океан. Голубой, ясный, чистый. И солнце, которое греет, а не жжет.