– Ты не один. Я рядом. Доверься мне.
Он вздыхает. Словно падает в бездну.
– Ты совершенно честен с ним. Ты партнер. Ты ничего не скрывал. Все было открыто. Все шло по плану, как на переговорах.
Я повторяю как мантру, вкладывая в каждое слово всю силу своей воли. И я чувствую, как происходит сдвиг. Как будто тумблер щелкает внутри. Сначала через сопротивление. Потом – четко и идеально.
Я снова касаюсь его лица – нежно, кончиками пальцев, обрисовывая скулы, губы, линию бровей. Он даже не вздрагивает. Он под моей властью. Усыплен и уязвим.
– Алина… – выдыхает Герман, не открывая глаз.
– Ты ничего не расскажешь Лебедеву, – шепчу. – Потому что ты ничего не знаешь.
Я провожу рукой по его волосам так, как когда-то в другой жизни.
– Ты только партнер. Ты пришел с миром. Все остальное – неправда.
Пауза. Он замирает. Молчит. Словно уже принял это как свою истину.
Я отстраняюсь на шаг, проверяя, как он дышит. Ровно. Глубоко. Он в трансе. Я больше не говорю, давая себе время успокоиться. Так проходит несколько мгновений, после чего он постепенно приходит в себя. Как будто возвращается из глубины, откуда почти невозможно выплыть. Его веки дрожат, пальцы слегка подрагивают, а дыхание становится рваным. Герман поднимает голову. Его взгляд ищет, остро и цепко. Он смотрит на меня, пытается распознать, кто я и почему я все еще здесь.
И вдруг замирает.
Медленно, почти осторожно, он протягивает ко мне ладонь.
– Ты осталась, – говорит он хрипло.
Его пальцы касаются моей щеки, замирают на коже.
– Я помню тебя, Алина…
– Тише… – я беру его руку в свою, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Ты сейчас можешь быть нестабилен. Постарайся не…
Но он не слушает.
Он уже подается вперед. Его губы находят мои, и поцелуй выходит сдержанным только в первое мгновение. Дальше он обрушивается на меня с силой, в которой сконцентрировались часы, дни, месяцы запретов. Он впивается в мои губы с голодом, которому давно не давали воли. Его ладони не просто касаются, они исследуют, хватают, прижимают, будто он хочет вжать меня в себя, запомнить на уровне мышц, кожи, костей.
– Ты все правильно тогда сказала, – произносит он над моим ухом. – Я хотел уничтожить все, хотел доказать себе, что ты больше ничего не значишь. Что я могу отдать тебя другому…
– Ты отдал.
– Я знаю.
– Герман…
Я пытаюсь поймать его руки, потому что начинаю теряться. Во времени, которое сейчас стоит слишком дорого. И в ощущениях. Я соскучилась по нему. По его запаху, по весу его тела, по безжалостной настойчивости, от которой дрожит все внутри. Я говорила себе, что могу без него. Убеждала, что это просто зависимость. Воспоминание. Иллюзия. Но сейчас это перестает иметь значение…
– Я хочу тебя, – шепчет он в мои губы. – Всю. Чтобы это точно осталось.
– Хочешь стереть его следы?
В его глазах пылают огни. Он скалится, сдерживая эмоции, которые я зажгла в нем одной лишь фразой, но справляется с собой. Его широкая ладонь ложится на мой подбородок и направляет к себе. Становится ясно, что со словами покончено. Его взгляд темнеет и становится хищным. Я дышу его желанием, которое затуманивает рассудок окончательно. Герман проводит ладонью по моему животу, потом выше, обходит грудь, затем резко возвращается и сжимает ее, большим пальцем задевая сосок, заставляя меня выгнуться навстречу.
Когда он наваливается на меня, я чувствую его всего: каждую линию, каждый изгиб мускулов, каждый миллиметр горячей кожи. Это напоминает захват. Уверенный, жадный. Он больше не ласкает, он забирает. Стирает то, что позволил случиться в этом номере с другим мужчиной. А я подаюсь навстречу, будто наконец отдаю то, что так долго прятала под слоями страха и контроля.
– Два года, Алина, – бросает он с рыком. – Два года я не мог дотронуться до тебя.
Он смотрит мне в глаза. Молча. И в этом взгляде все. Животная тоска, гнев, желание и даже страх. Страх потерять меня снова.
– Молчи, – приказываю ему и кладу палец на его губы. – Ты еще не отошел после сеанса. Ты потом пожалеешь, что сказал лишнее.
Его губы дергаются, но я не даю ему ничего добавить.
– Лучше возьми меня.
Это действует.
Молниеносно.
Герман освобождается от лишней одежды и делает это одним сильным толчком. Я вскрикиваю, но не от боли, а от ярости ощущения: слишком резко, слишком глубоко, слишком реально. Герман не дает мне времени толком привыкнуть, двигается сразу жестко, с напором, словно теряет контроль.
– Ты не осознаешь, что натворила тогда, – бросает он, вбиваясь в меня и замирая, наблюдая, как я пытаюсь справиться с ощущениями и разобрать его слова сквозь туман желания. – Я подыхал и не понимал, в чем причина. Что со мной… Ты вырвала кусок моего сердца, а я даже не знал, откуда это жуткая пустота.
– У меня не было… – Воздуха не хватает, дыхание становится роскошью, но я заставляю себя договорить: – Не было другого выбора.
– Выбор есть всегда, малышка. Ты могла сказать мне, что хочешь уйти.
– Я говорила…
– Да? Ты уверена? Или это были только намеки?
– Ты все равно не отпустил бы.
– Думаешь?
– Я чувствую. И сейчас тоже… разве ты можешь разжать руки и отпустить меня?
Герман замирает, вглядывается меня несколько секунд, и за время этой паузы между нами не спадает накал, в комнате даже становится жарче.
– Ты разве хочешь этого? – спрашивает он, а его глаза затягивает порочный сумрак.
Я делаю глубокий выдох, хватая губами жар его разгоряченного тела, и медленно качаю головой.
– Нет, – признаюсь.
– Нет, – повторяет он.
И насаживает меня на себя снова и снова, уводя глубже, выше, дальше. Его рука скользит под мою поясницу, прогибая меня, подавая навстречу. Он сам задает ритм, и я ему подчиняюсь. Без остатка.
– Ты моя… – шепчет он в ухо, срываясь. – Ты всегда была…
Я цепляюсь за него, ногти вонзаются в его спину, он сдавливает мои бедра, держит крепко, будто хочет вдавить в диван. Нас больше не двое. Мы сливаемся. Горячие, мокрые, глухие к миру. Его губы находят мои, потом шею, потом снова губы. Это становится пыткой, сладкой и мучительной. Я извиваюсь, подставляясь, раздвигая бедра шире, а он входит с толчками, каждый из которых выбивает воздух из груди. Внутри все горит, все пульсирует. Я теряю себя в ритме его движений, в сбитом дыхании, в звуках, которые сами срываются с губ.
– Еще… – прошу я. – Не останавливайся…
И он не останавливается. До последнего. До того, как все разлетается на искры. Я взрываюсь в его руках, выгибаюсь, теряя сознание от силы оргазма. Он следует за мной с рыком и жаркой волной, которая обрушивается из прошлого и затапливает все вокруг без остатка.
Глава 17
Я остаюсь одна.
Герман уходит через балкон, и после него остается абсолютная тишина. Я на автомате перебираюсь в спальню и выключаю весь свет. Закрываю глаза. Но сон не приходит.
Мысли бродят по кругу. Сначала – Герман. Его взгляд, его руки. Его «я помню тебя». Эта сцена снова и снова прокручивается в голове, как кадр из фильма, к которому не можешь подобрать правильную концовку. Я зачем-то думаю о том, что его рана на животе еще не зажила, он до сих пор носит повязку. Потом приходит Лебедев. Мысленно. Его образ нечеткий и постоянно расплывается в памяти, словно я не могу подобрать правильный фокус. То появляются резкие черты, когда он отдает приказы по телефону, то линии его лица смягчаются, когда я вспоминаю, что по отношению ко мне он не позволил ни капли грубости.
Я ворочаюсь, натягиваю одеяло до подбородка, потом скидываю его и снова натягиваю. Мои пальцы перебирают складки простыни, будто в них можно найти ответ.
И тогда я слышу, как щелкает замок.
Я замираю.
Роман все-таки вернулся.
Я не открываю глаза, не двигаюсь. Просто слушаю.
Он входит без суеты. Даже как будто заторможен, берет время, чтобы сориентироваться в темной комнате. Но свет не зажигает. Я прислушиваюсь и догадываюсь, что в его тихих отмеренных движениях скрыта простая правда: он вымотался до предела. Словно каждый жест дается через усилие. Он ставит что-то на тумбу у кровати. Судя по звуку, телефон. Потом все стихает на пару секунд. И я слышу, как он начинает раздеваться.
Пуговицы. Молния. Шелест ткани.
Теперь это кажется таким странным. Еще более интимным… Другой мужчина раздевается рядом со мной после близости с Германом. Эти звуки кажутся слишком громкими. Но Лебедев так и не произносит ни слова. Не трогает меня. Не приближается. Просто ложится на свое место и почти сразу начинает дышать ровно. Как человек, который держался весь день, а теперь, наконец, получил возможность отдохнуть.
Утро приходит внезапно. С тяжестью беспокойной ночи и чужого дыхания у меня за спиной. Я слышу, как вибрация звонка разрушает тишину. Лебедев берет трубку и говорит глухо:
– Да.
Несколько секунд он молча слушает, потом бросает телефон на кровать.
– Ты проснулась? – спрашивает он у меня.
Я переворачиваюсь и встречаюсь с ним глазами.
– Доброе утро. – Я пытаюсь улыбнуться ему, но вижу, что сон вообще не исправил ситуацию, Роман до сих пор выглядит напряженным. – Ты поздно вернулся?
– Ты не слышала? Я думал, что разбудил.
– Только какие-то шорохи… я быстро снова заснула.
Он коротко улыбается. Мол, и славно. Он продолжает смотреть на меня, словно ему это доставляет удовольствие, а я понимаю, что уже веду себя странно. Я же вижу, что он не в норме, уставшему мужику нужна ласка, а я не могу заставить себя приблизиться к нему.
– Помнишь, ты спрашивала про мое увлечение?
– Про хождение под парусом? Или как это правильно называется?
Роман усмехается. Он поднимает с пола свою рубашку и перенаправляет ее на стул.
– Я знаю место, где ты сможешь запомнить, как это правильно называется, – произносит он с усмешкой и разворачивается к ванной комнате. – И даже попробовать.