– Да?
– Собирайся, мы скоро улетаем.
Я издаю неопределенный звук. На большее я не способна из-за удивления.
– Скоро придет кто-нибудь из охраны и заберет вещи, – добавляет Лебедев.
– Подожди… Улетаем, но куда?
– Не любишь сюрпризы? Поверь, тебе понравится.
Он хитро подмигивает мне и уходит. А я остаюсь в растрепанных чувствах. Это же не просто так? Он хочет увезти меня? Или это из-за проблем с Германом?
Я привожу себя в порядок и выхожу вместе с Романом из номера. За его спиной как раз суетятся два охранника, которые пришли за чемоданами. Мой багаж занял всего один, и там находятся вещи, которые Лебедев купил мне в этом отеле. Я сжимаю его ладонь и пытаюсь собраться с мыслями, чтобы задать правильный вопрос. Но я не доверяю собственному голосу, боюсь даже заикаться о Третьякове. Где он? Он полетит с нами? Ведь сюда мы приехали вместе, это вроде бы задумывалось как общий отдых партнеров…
Мы спускаемся в лобби и попадаем под прицел администратора, который хочет лично проводить важных гостей. Кто-то из людей Лебедева выступает вперед и принимает на себя «удар» лести, чтобы босс не терял время. Вокруг вообще стало больше охраны. Я замечаю новые лица, строгие и жесткие, и это наводит на мысль, что за прошедшую ночь Роман принял решение усилить свою команду. Еще появился новый помощник в строгом деловом костюме. Он как раз показывает нам дорогу к парковке, где стоят два минивэна и внедорожник охраны.
– Просторные, – бросаю с улыбкой, кивая на большие минивэны, которые часто указывают в райдерах известные люди. – Почти как дома на колесах.
– Почти. – Роман кладет ладонь на мою поясницу и направляет вперед.
В этот момент охранник толкает дверь машины, которая откатывается в сторону и открывает действительно большой черный салон.
О, боже…
Я упираюсь взглядом в Барковского, который сидит напротив. Он широко расставил ноги, а его ладонь брошена на подголовник соседнего места. И мне в голову сразу ударяет мысль, что он специально переносит таким образом вес, чтобы не тревожить свежие раны. Я ведь помню, что он прихрамывал.
Но это не главное.
Это все пустяки.
Дурацкие мысли как защитная реакция на стресс.
Что он вообще здесь делает?!
Он, наконец, переводит взгляд в мою сторону и сохраняет удивительную невозмутимость. Всего на мгновение задерживается на моем лице, погружая в холодную глубину своего самообладания, а потом смотрит на Романа.
– Присаживайся, – говорит мне Лебедев. – Я сейчас, осталось одно дело.
Я рассеянно киваю. Делаю последний шаг как в тумане и оказываюсь в салоне. Правда, уже через секунду чувствую горячее прикосновение Барковского. Я покачнулась на каблуках, и он успел выставить руку, чтобы придержать меня за локоть. Наши глаза встречаются, теперь так близко, что я невольно посылаю в его сторону проклятия. Я совершенно не понимаю, что происходит!
Но на Бабушку это не производит никакого впечатления. Он отнимает свои пальцы от моего тела и слегка наклоняет голову назад. Я не идиотка и понимаю, что он намекает на водителя, который сидит на своем месте. Мы не одни, и надо держать себя в руках.
– Добрый день, – произносит Барковский сухо. – Или утро. Скорее утро.
– Да, доброе утро, – отвечаю ему и сажусь в кресло напротив.
Хотя я бы предпочла сесть рядом с ним. Несмотря на злость и шок, все равно хочется прижаться к Барковскому плечом и почувствовать хоть намек на его защиту. Но это будет чертовски странно выглядеть в пустом салоне, в котором полно сидений.
– Алина, да? – спрашивает он и переводит взгляд на наручные часы. – Я видел вас в доме своего босса.
– Я тоже вас видела, – киваю и пытаюсь повторить его выхолощенный тон для пустой светской беседы. – Только имя не запомнила.
– Антон. Можете называть меня по имени и без «вы».
– Хорошо. – Я закидываю ногу на ногу и откидываюсь на спинку, которая противно скрипит.
Я непроизвольно закрываю глаза, а когда открываю их, вижу, что Бабушка коротко качает головой. И смотрит мягче. Все-таки пытается меня успокоить, замечая, что я далека от нормы. А мне и правда трудно дышать. Я переживаю за Германа, теперь еще и Барковский здесь. А больше никого… Я что-то не вижу подкрепления, а вот людей Лебедева так много, что парковка выглядит как площадка для съемки гангста-клипа.
«Все будет хорошо», – складывает Барковский одними губами, а я горько усмехаюсь. Он поправляет ворот своей черной рубашки и первым реагирует на шорохи. Я оглядываюсь и вижу, как внутрь заходят еще четверо мужчин.
Двое охранников, Лебедев и Третьяков.
Салон перестает казаться просторным. Наоборот, он превращается в тесную каморку, в которой я чувствую чужие выдохи как свои. Роман идет ко мне и садится рядом. На следующий ряд проходят бодигарды, а Третьяков невозмутимо занимает место по правую руку от Барковского. Я быстро осматриваю его и не могу понять, в каком он состоянии. Но Герман не улыбается, не скалится и явно не настроен на свою фирменную иронию. Он серьезен и собран.
– А Марианна не поедет с нами? – спрашиваю, посчитав этот вопрос закономерным.
Надо спокойнее себя вести, легче… словно для меня это всего лишь интригующая поездка в красивое место с новым любовником. Подумаешь, вокруг полно вооруженных людей. Лебедев не представлялся мне обычным офисным сотрудником с графиком 5/2.
– Нет, – отвечает Герман. – Она неважно себя почувствовала и уехала вчера.
– Да? Надеюсь, все наладится.
Герман позволяет себе эмоции и усмехается, смотря мне в глаза.
– Не нужно, Алина. Я помню, что вы не поладили.
Он проводит широкой ладонью по своему бедру, стряхивая невидимые крупицы с легких серых брюк.
– Я вообще должен извиниться за ее поведение, – добавляет он, возвращая взгляд к моему застывшему лицу. – Она тоже сожалеет о том, что произошло на яхте.
Я киваю.
Это Лебедев его заставил?
Судя по всему, да.
Сам бы Герман выбрал другие слова, да и место.
Но этот разговор позволяет смотреть на него, и я чувствую, как вместе с тревогой приливает кровь к телу. Воздух между нашими лицами напоминает верхний слой застывшей лавы. Под ним бурлит обжигающая масса, готовая вот-вот выскользнуть сквозь трещины…
Водитель заводит мотор, и мы трогаемся. Я оборачиваюсь, следя за тем, как курортный рай остается за спиной. Дорога занимает чуть больше получаса, мы приезжаем на небольшой аэродром, где нас уже дожидается частный борт. Самолет стоит у кромки асфальта, серебристый, с приглушенным блеском металла, словно покрыт мягкой вуалью тумана. На фюзеляже нет опознавательных знаков, только тонкая матовая линия вдоль борта.
Когда мы подходим, у трапа появляется стюард – высокий, с безупречно прямой осанкой и лицом, на котором написано: я знаю, что должен молчать. Он вежливо кивает и жестом приглашает подняться. Потом показывается пилот в классической форме без одной лишней детали, но общение с ним берет на себя помощник Лебедева.
– Тебе будет удобнее в том конце, – вдруг произносит Роман и ловит мою ладонь, чтобы указать направление. – Можешь заказать напитки, завтрак.
– А ты не голоден?
– Я подойду после.
В его голосе появляется сталь, и я понимаю, что отвлекаю его от важных дел. Поэтому меня и хотят увести подальше.
Я прохожу мимо мягких кресел кремового цвета, но выбираю такое место, чтобы видеть, что происходит в салоне. В этот момент самолет медленно, как большая хищная птица, начинает разворот. Но почти все пассажиры еще остаются на ногах. Только помощник и еще один ассистент опустились в кресла, как я.
И Лебедев. Он молча устраивается, расстегивает верхнюю пуговицу рубашки, и я снова чувствую, как в груди все сжимается. Он ведет себя как босс. Как хозяин положения.
– Я без оружия, – отзывается Барковский, но это не останавливает охранника.
Тот вцепляется в его плечо и рывком тянет вниз. Барковский явно принимает решение не сопротивляться, он падает на колени и даже успевает усмехнуться. После чего приподнимает руки на уровень своей груди и смотрит совершенно спокойным и холодным взглядом на охранника, который теперь возвышается над ним.
– Я по-прежнему без оружия, – бросает он.
– Без этого никак? – ледяным тоном изрекает Третьяков.
Лебедев никак не реагирует, и обыск продолжается. И Барковского, и Германа тщательно и бесцеремонно проверяют. Пока это продолжается, стюард подходит к Лебедеву и наполняет его бокал, после чего идет ко мне, чтобы принять заказ. Я не могу похвастаться его выдержкой, парень обращает ровно ноль внимания на то, что происходит вокруг, словно успел повидать на частных рейсах вещи и похуже.
– Могу предложить английский завтрак, – произносит он, замечая мое замешательство.
– Да, хорошо.
– Что будете пить?
– Пить?
– Апельсиновый фреш? – он снова приходит на помощь.
Я киваю.
– Я в курсе, что у тебя неприятности, Герман, – доносится уверенный голос Лебедева. – Большие неприятности. На тебя недавно совершили покушение.
– В нашем бизнесе это не редкость, – отзывается Третьяков.
Он не выдерживает и силой отталкивает от себя охранника, после чего опускается в кресло напротив Лебедева.
– Не редкость, – соглашается тот. – Но тебе сейчас очень нужны деньги. Новые связи для защиты.
– Может, поэтому я сотрудничаю с тобой? – усмехается Герман.
– Может, поэтому ты хочешь кинуть меня? Забрать всю долю.
Я вижу, как Герман неприятно скалится. Это не обещает ничего хорошего.
– Ты параноик, – выдыхает Третьяков и проводит пальцем черту по столу между собой и Лебедевым. – Все шло по плану. Бабушка прилетел с данными для перевода, как мы и договаривались. С моей стороны все готово.
– Я не верю тебе, Герман, – отрезает Лебедев. – И я достану из тебя правду.
– Как? Силой? После такого с тобой никто не будет иметь дело.