Мы?
Нет, это все-таки чертовски странный разговор.
Я отворачиваюсь к окну. Закат почти угас, в небе остаются густые, тяжелые тени. Все кажется нереальным.
– Я не знаю, что сказать…
– Вам не нужно отвечать сейчас, – говорит она мягче. – Но вам нужно понимать, на что вы соглашаетесь, если останетесь.
Я киваю. Она берет это за согласие и открывает планшет. Как будто готовится провести инструктаж.
– Вам предстоит сопровождать господина Лебедева на закрытых встречах, деловых и неофициальных. Быть рядом на выездах, перелетах, переговорах. Полная конфиденциальность. Это абсолютное требование.
Я киваю, потому что она явно ждет моей реакции.
– Вы должны быть готовы к частым переездам. Иногда – внезапным. Условия проживания, безопасность, сопровождение – все будет обеспечено.
– Нужно будет подписать какие-то бумаги?
– Нет, Алина. Здесь все взрослые люди и понимают риски.
Звучит как угроза.
Или предостережение.
– И немного личной информации, – добавляет она после короткой паузы. – Не стоит заводить разговоры о его прошлом. Судьба его погибшей супруги – под запретом. Только если господин Лебедев сам заведет этот разговор. Это понятно?
– Предельно, – я снова киваю.
– Вы должны быть гибкой. Господин Лебедев не любит, когда ему перечат.
– Мне нужно побольше молчать?
– Нет, – отвечает она спокойно. – Он не терпит глупости. И пустых разговоров. Но остро ценит ум. Точность. Умение наблюдать. Он любит тишину. Смотрит документальное кино. Ходит по ночам, если не может спать. Терпеть не может, когда кто-то трогает его вещи без спроса.
Я все жду, что вот-вот прозвучит что-то из интимной сферы, его предпочтения или требования к моим умениям, но этого не происходит. Ассистент произносит еще несколько нейтральных фактов и, наконец, захлопывает обложку планшета.
– Вы ему нужны, – заключает она. – Но выбор за вами.
От меня не требуется ответ прямо здесь и сейчас, и я пользуюсь этой возможностью. Я выжидаю. Молча смотрю, как в спальню вскоре приносят наш багаж и другая женщина из персонала раскладывает вещи по местам. Я отлучаюсь в ванную комнату, но не могу заставить себя принять душ и переодеться. Вместо этого возвращаюсь в гостиную и занимаю место у окна, проваливаясь в низкое дизайнерское кресло. Так проходит еще час прежде, чем дверь снова открывается.
С улицы доносится свет фонарей, и этого оказывается достаточно, чтобы обрисовать высокий силуэт Романа. На нем теперь черная рубашка с закатанными рукавами и серые джинсы.
– Я здесь, – подсказываю, понимая, что он ищет меня взглядом в темной комнате.
Свет он не зажигает, словно решил, что я успела заснуть.
– Не спится? – спрашивает он и щелкает застежкой наручных часов, которые через секунду бросает на низкий столик. – Тут другой часовой пояс.
– Дело не в джетлаге, – я грустно улыбаюсь, – мы же оба это понимаем.
Лебедев кивает.
А я в этот момент жалею, что вокруг так мало света. Мне легче скрывать свои эмоции в сумраке, но и его реакции становится намного сложнее прочитать.
– Я вообще не думала, что все будет так, – продолжаю спокойным тоном.
– Ты сейчас о том, что произошло в самолете?
Он подходит ближе, встает напротив, но не вторгается в личное пространство.
– Не только, – отвечаю. – Но это главное, да. Мне до сих пор не по себе. Я, наверное, слишком впечатлительная.
– Прости, ты не должна была это видеть.
Я не отвечаю. Потому что да – «не должна была». Но видела.
– Я понимаю, ты не из этого мира, – продолжает он мягче. – Тебя пугает жестокость.
– Она пугает всех нормальных людей.
Лебедев застывает на мгновение, а потом усмехается.
– Ты теперь думаешь, что я не нормальный?
– Я не знаю, что думать. Я окончательно запуталась. Мне показалось, что ты из других мужчин. Что ты мягче, тоньше…
– Не костолом?
Я вдруг замечаю, что он разговаривает со мной как с малышкой. С теплой терпеливой интонацией, словно ждет, что вот-вот на мои глаза выступят слезы и ему нужно будет их унимать. И в его голосе нет даже намека на раздражение. Я решаю подыграть ему и шумно выдыхаю, а потом опускаю лицо, словно хочу найти ответы в своих ладонях, которые собрала в замок.
– Лина, я не костолом, – добавляет он и кладет ладонь на мои пальцы. – Но иногда нужно навести порядок. Жестко и доходчиво.
Лебедев опускается на колени рядом с креслом и смотрит на мое лицо. Его крепкие пальцы поглаживают мою кожу, очерчивая край золотого браслета на запястье. Я чувствую мужское тепло и запах, который теперь кажется навязчивым и тяжелым. Совершенно чужим. Роман переносит ладонь на мое бедро, уверенно раскрывая запах моего легкого летнего платья. Я едва сдерживаюсь, чтобы не свести ноги и не отодвинуться так сильно, что заскрипит спинка кресла. Нет, это не отвращение… еще нет… но тело протестует, ждет прикосновений другого мужчины…
– Ты слишком загналась, малышка. Иди ко мне.
Его вторая ладонь уходит мне за спину, и я понимаю, что через мгновение окажусь в его жарких объятиях. Он натолкнет меня на себя, и я проеду по сиденью, окажусь с ним лицом к лицу, а потом он поцелует меня, а его пальцы окажутся у меня между ног.
Я на рефлексах выставляю ладони, упираясь в его грудь, и пытаюсь судорожно придумать, что сказать.
– Рома…
Я впервые называю его так. И впервые отталкиваю.
– Говори, – произносит он. – Не бойся.
– Они живы? – эти два слова стоят мне столько сил, но еще больше стоят секунды, которые текут в ожидании ответа. – Барковский и… Третьяков?
Лебедев напрягается. Я чувствую, как внутри него что-то мгновенно сжалось. Как если бы я потянула за нитку, которую нельзя было трогать.
– Мне нужно знать. Меня выкручивает, понимаешь? Я не переношу насилие. А Барковский, он… он был добр ко мне в доме Третьякова. Он хороший человек.
– Добр?
– Многие в охране с пренебрежением относятся к таким, как я. А я ведь новенькая, я толком ничего не знаю.
Я не хочу говорить лишнего. Чем больше слов произнесу, тем больше шанс, что где-то появится несостыковка. Поэтому я резко замолкаю и делаю несколько выдохов, заполняя паузу. Лебедев тоже молчит, а я подаюсь вперед и утыкаюсь лицом в его грудь.
– Хочешь увидеть его? – спрашивает он вдруг.
– Что?
– Он жив. Если хочешь, можешь взглянуть на него.
Глава 20
Лебедев как будто собирается уходить, чтобы не тревожить меня. Или не тревожить себя. Не спать в одной постели с девушкой, которая явно не настроена на близость. Но в конце концов он остается. Он раздевается у кровати, не зажигая свет, а я вскоре перебираюсь к нему. Иначе это будет совсем плохо выглядеть. Я подхватываю с полки мягкую футболку и надеваю ее на голое тело, потом подхожу к кровати с другой стороны и ныряю под одеяло.
Я закрываю глаза и стараюсь не прислушиваться к шорохам. И собственным мыслям. А там постепенно набирает высоту паническая волна. Я не знаю, что происходит с Германом. Где он вообще? Он здесь? Он жив? Роман проигнорировал вопрос о нем, а я побоялась переспрашивать. Хотя сейчас меня волнует только это.
Страх умеет отрезвлять.
А мне на физическом уровне необходимо увидеть Германа. Иначе я так и не смогу вдохнуть полной грудью.
– Алина, – зовет Роман, и я чувствую, как матрас прогибается под его массивным телом, когда он наклоняется ко мне. – Возьми.
Я распахиваю глаза и вижу перед собой раскрытую ладонь Романа. Я ничего не понимаю и перевожу взгляд на его лицо.
– Она рассасывается, – подсказывает он, и я наконец догадываюсь, что в его ладони лежит таблетка. – Это чтобы уснуть.
Он сам находит мою ладонь и вкладывает в нее лекарство. Я чувствую округлые края пилюли и послушно подношу ладонь к лицу. Секунду раздумываю, понимая, что могу только сделать вид, но ничего не принимать. Но я ведь правда не смогу заснуть… А мне нужен сон, чтобы не посыпаться. Чертовски нужен. Да и что мне может дать Лебедев? Зачем ему врать? Если у него есть плохие мысли на мой счет, то в доме полно его людей, которые могут силой заставить меня хоть целую горсть проглотить сразу.
– Спасибо, – бросаю и кладу таблетку на кончик языка.
Она оказывается почти безвкусная, только крошится быстро, и появляется ощущение, что откусил кусочек мела.
Но она помогает. Это становится очевидно через несколько минут, когда в голове вместо беспокойных мыслей появляется приятная тяжесть. Она постепенно растекается по всему телу, словно меня укрыли увесистым прохладным одеялом.
Я выключаюсь.
Совершенно.
Без рывков и мелатониновых провалов.
Прихожу в себя я тоже так, словно кто-то нажал кнопку питания. Я открываю глаза и понимаю, что Роман сгреб меня в объятия и подогнул под себя. Я чувствую его повсюду, и он пока что спит. Я осторожно двигаюсь, чтобы выбраться на волю. Хорошо, что Роман вымотался за последние дни, это помогает не разбудить его.
Мы пересекаемся только через полчаса, когда я уже успела переодеться и привести себя в порядок. Он смотрит на мой силуэт сонным взглядом и лениво отрывает голову от подушки.
– Только не говори, что ты жаворонок, – стонет он.
Я улыбаюсь и смотрю на наручные часы.
– Я просто проголодалась.
– Почему ничего не заказала?
– А я не знаю как…
– Ты серьезно? Веди себя здесь как хозяйка – вот и все.
Легко сказать.
Но я киваю и разворачиваюсь к двери.
– Тогда жду тебя внизу, – произношу.
– Ты вот так бросишь меня?
– О да. Я по утрам жестока.
Я слышу его смешок.
Я выхожу в коридор и понимаю, что вообще не запомнила планировку дома. Вчера я ходила здесь в прострации и едва держала себя в руках. Но я сразу нахожу лестницу и спускаюсь на первый этаж, там интуитивно нахожу столовую. Никого не приходится звать, две девушки из персонала сразу показываются в проеме.
Лебедев тоже не заставляет себя ждать. Он спускается на завтрак и смотрит, как я намазываю джем на тост.