Жестокие чувства — страница 31 из 31

Его лицо остается спокойным, а взгляд почти непроницаемым. Он слегка пожимает плечами, словно удивляется тому, что я об этом вообще спрашиваю.

Я и правда видела, как ему оказывают помощь. На том корабле Лебедев все-таки отдал приказ и позволил подойти к нам врачу. Я ловила каждое его слово и то ли помогала, то ли откровенно мешалась под ногами. Но я не могла заставить себя отпустить ладонь Германа. Весь мир вдруг замкнулся на его фигуре. Помню, что откуда-то появились охранники, они погрузили Германа на носилки, которые нашлись на корабле, и перенесли в машину.

Потом появились профессиональная аптечка, обезболивающее, капельница… Германа отвезли в частную клинику, в которой я ходила по коридору туда-сюда. Я ждала новостей от врачей, переживая каждой клеточкой организма, и немного выдохнула, когда рядом появился Барковский. Ему в кои-то веки повезло, и на нем не оказалось ни царапины. Он крепко обнял меня и не выпускал из рук, пока я не разрыдалась. Это чертовски помогло, я выпустила эмоции и смогла впервые за все время опуститься в кресло. Хоть чуточку успокоиться. Мы прождали вместе еще больше часа, а потом появился врач и отчитался, что все прошло удачно, что жизни Германа ничего не угрожает.

Я так и не вошла в его палату. Я спросила Барковского, могу ли я уехать прямо сейчас, и тот кивнул. Сказал, что Лебедев не закрыл их «зеленый коридор» и что я могу отплыть в следующем часу. Я так и сделала. Поэтому мы не виделись с Германом с того самого дня.

– Как у тебя дела? – спрашивает он.

– Хорошо. – Я отворачиваюсь к окну, за которым начинает сереть из-за наступающих сумерек. – Вернулась к практике, график расписан на месяц вперед. Собираюсь в командировку в Питер.

– Звучит как нормальная жизнь.

– А ты? Все так же далек от нее?

– Мне трудно оценить…

– У тебя есть вооруженная охрана?

– Да.

– А есть люди, которым требуется вооруженная охрана из-за тебя?

Герман коротко смеется. Он делает это чертовски обаятельно, потому что сейчас он кажется расслабленным и совершенно спокойным. Даже ироничным.

– Что будет, если я наберу два «да»? – подшучивает он.

– Ты уходишь от ответа.

– В моей жизни случились перемены. – Он выдыхает, словно все-таки заставляет себя перестроиться на серьезный разговор. – С Турцией покончено, я вышел из всех дел там.

– Ты отдал все Лебедеву?

– Это было его условие, – кивает Третьяков. – Его Orbis Terra забрала все активы.

– Может, оно и к лучшему.

– Но не для моего банковского счета.

Я на мгновение прикрываю глаза.

– Значит, ты еще хочешь отыграться?

– Нет, – он нажимает баритоном. – Я всего лишь неудачно пошутил. Этот бизнес меня больше не интересует, наши пути с Лебедевым больше не пересекаются.

Мои пути с Лебедевым тоже разошлись. В той суматохе на корабле я упустила его из виду, а больше он не появился. Первое время я ждала, что он может вновь возникнуть в моей жизни. Приехать или прислать людей. Причем я ждала любого его проявления. Мне казалось, что он может приехать как с милостью, так и с гневом. Назвать меня как самой прекрасной женщиной в своей жизни, так и грязной манипуляторшей. Он даже снился мне пару раз. Правда, во сне я не видела его лица, его силуэт был размыт и едва угадывался в странной дымке, но зато я отчетливо видела его черные татуировки на ключицах. «Юлия» на одной и «Навечно в сердце» на другой.

– Хорошо, – киваю.

– От меня ушел Барковский, представляешь?

– Правда?

– Ему стало скучно. Вслед за турецкой сделкой закрылись несколько других. Наш бизнес не любит проигравших, это запускает цепную реакцию. Тем более я не стал бороться с этим процессом.

– Почему?

– Мне тоже стало скучно. Оказывается, даже самое рисковое дело может приесться.

– Ты наигрался в мафиози?

Я делаю вдох, чтобы добавить еще вопрос, но Герман не дает мне договорить. Он приподнимает ладонь и подается вперед, сокращая дистанцию между нашими телами.

– Я скучаю по тебе, Лина. И это не как в прошлый раз, когда была только похоть. Когда мне казалось, что мне нужно просто насытиться тобой.

– Тогда к тебе еще не вернулась память.

– Да. Но сейчас я помню все. Помню, что не могу без тебя. Помню, что умудрился дважды потерять.

– Ты признаешься в любви?

– Да, Лина, я люблю тебя, – произносит он предельно четко и серьезно. – И я хочу попробовать.

– Что?

– Ту жизнь, о которой ты мне говорила.

Я молчу, не зная, что ответить. Когда-то я мечтала услышать именно эти слова от него. И вот сейчас, когда все настолько близко, когда его слова будто просачиваются в каждый уголок моей души, мне становится трудно дышать.

– А как же Марианна?

Герман щурится, а его глаза сверкают с легким вызовом.

– Ты правда думаешь, что она имеет хоть какое-то значение? – спрашивает он, поднимая бровь.

– Но ты хотел жениться на ней.

– Даже с обручальным кольцом она бы осталась только для того, чтобы заполнять пустоту. Сейчас я даже не знаю, где она, Лина. Не видел ее все это время.

Я беру паузу. Но Герман считывает мое задумчивое молчание как плохой знак. Я вижу это по его лицу.

– Я никогда не забывала, что люблю тебя, Герман. Я пыталась закрыться от этой правды, пыталась уничтожить все обидой…

– Ты так и не простила меня? – спрашивает он.

– Простила. На том корабле… Знаешь, в такие моменты понимаешь, что имеет значение, а что нет. И про себя тоже понимаешь многое.

Он поднимается со своего места и подходит ко мне. Я непроизвольно запрокидываю голову, но через мгновение перевожу взгляд вниз. Смотрю на крепкие пальцы Третьякова, которые опускаются на мою ладонь. Он нежно, но уверенно дотрагивается до меня, проводит кончиками пальцем по чувствительным местам. А я, оказывается, вся состою из них. Наедине с ним. Я понимаю, насколько сильно соскучилась по нему.

– Ты не должна сразу что-то решать, – продолжает он. – Ты можешь просто дать нам шанс. Попробовать.

– А мы можем завершить сеанс? Этот день оказался слишком длинным.

– Отвезти тебя домой? Или в ресторан?

– Первое предпочтительнее. Я правда чертовски устала. – Я наклоняюсь и провожу ладонью по голени, спускаясь к туфлям, которые в магазине показались удобными, но проверку офисом не прошли.

– Тогда отвезу домой, – произносит Третьяков, он выпрямляется и подает мне руку. – Могу еще предложить массаж ног.

Я бросаю на него взгляд, чтобы он притормозил.

– Что? – тут же отзывается он. – Мы же не должны делать вид, что это наше первое знакомство?

Мы спускаемся на лифте на первый этаж. Внизу ждет седан представительского класса вместе с водителем. Герман открывает передо мной дверцу машины, а его взгляд мягко скользит по мне. Он не спешит, ждет, когда я устроюсь, и только потом обходит машину и садится рядом. Обивка сиденья шуршит, когда он облокачивается, и его рука невольно касается моей. Я сразу ощущаю знакомое приятное напряжение, то же самое, что было раньше.

– Ты как будто нервничаешь, – произносит Третьяков, когда я замечаю огромный букет роз на пассажирском месте, но не тянусь к нему.

– Немного.

– Боишься, что снова угодишь в ловушку?

– Нет, тут другое.

Я смотрю на свои ладони, которыми держу сумку и рабочие папки. А потом порывисто поворачиваюсь к нему.

– Пообещай, что теперь все на самом деле будет по-другому. Что я не буду бояться потерять тебя. И не буду вынуждена быть хладнокровной стервой, чтобы выжить рядом с тобой. Я так не смогу больше, Герман. Я не хочу этого.

– Я обещаю, Алина.

– Я хочу любить, а не бороться.

– Я тоже…

Его слова теряются в жарком выдохе. Третьяков без рывка наклоняется ко мне, и в этот момент все вокруг как будто замедляется или даже исчезает. Остаются только он и я. Я не успеваю ничего сказать, как его губы, мягкие и настойчивые, касаются моих.

Мое сердце сбивается с ритма, и я отвечаю ему, чувствуя с каждой секундой ярче, как этот поцелуй наполняет меня волнением. Руки Германа, которые до этого лежали на сиденье, теперь тянутся ко мне, касаются моей щеки, потом тягуче скользят вдоль шеи. Его движение выходит плавным, уверенным, как все, что он делает, и мне не хочется отталкивать его. Наоборот, я все больше поддаюсь его напору.

Поцелуй становится глубже. Его губы дарят сумасшедшее и грязноватое наслаждение, оно закрывает собой все вокруг. Я теряю чувство времени и совершенно забываю, где мы находимся. Я лишь ощущаю его вкус, его жар и чувствую, как каждое его движение кажется мне правильным, словно созданным именно для моего тела.

Его рука медленно спускается на мою талию и притягивает меня к себе. Я не могу сдержать ответные движения и нахожу силы только на то, чтобы чуточку отстраниться и прикусить его нижнюю губу.

Третьяков издает неопределенный звук и выпускает меня из рук.

– Но ты по-прежнему опасная женщина, Лина, – подшучивает он и проводит ладонью по моему лицу, поправляя прядку волос.

– Теперь только по средам, Герман, только по средам.


КОНЕЦ