Минуту назад она была дикой, необузданной, сошедшей с катушек тигрицей- а сейчас- связанная своим же провокационным шарфиком, который чертовка надела нарочно, чтобы сделать свой образ еще более эффектным, ее беспомощность и неприкрытый девичий страх в глазах заставляют меня скалиться, как хищника.
Я хочу её. Хочу сожрать. Хочу заставить покориться. Хочу смести ее, как ураган. Поставить на колени и прогнуть. Вот только боюсь, что это желание сиюминутно. Что я наиграюсь и потеряю интерес, а девочка будет сломана навсегда... А я не деспот и не тиран вопреки тому, что надумала про меня Инна. Мои желания даже в отношении ее земли логичны и гуманны в масштабах времени и истории. Я как хирург- может быть, мне и нужно ампутировать ненужное, но во благо... У Бабилонии должно быть будущее, ибо выбранный ее недалеким отцом путь в архаику - это тупик...
Не хочу сейчас про ее отца. И про Бабилонию тоже не хочу. Здесь и сейчас только про нее. Про ее красоту, беспомощность, про ее неопытность и хитрость одновременно.
Провожу пальцем по нежнейшей коже, хватаю за подбородок и заставляю утонуть в моих глазах.
Второй рукой трогаю ее мокрую, горячую плоть. Инна ожидаемо возбуждена. То, что ее манит игра на грани, я понял сразу. Девочка-девочка, просто ты слишком азартна, чтобы играть со мной. Такие обычно проигрывают болезненно, может быть, даже фатально...
Трогаю ее нежность, раздвигаю складки, проникаю в маленькое отверстие чуть резче, чем она ожидала. Контролирую нажатие и глубину, чтобы не повредить то, что принадлежит по праву моему члену, но пугаю малышку... И она пугается...
Накачанные бедра красиво и испуганно сжимаются на моей руке внутренними мышцами, создавая фактурные продольные линии по ноге.
Любуюсь ее анатомической красотой, которая так гармонирует с ее внутренней сутью.
- Карим... Нет... больно...- шепчет она, красиво трепыхаясь, как приколотая к стенду бабочка.
Я вспоминаю, каким одержимым был Микаэль, когда ему отказала Оксана. Как зверски зол он был на нее, как беспощаден был в своей страсти... Он выкрал ее прямо с концерта, распял и взял силой. Он называл ее своей северной бабочкой, превратившись рядом со своей русской слабостью в классического восточного деспота и абьюзера[1]. Я презирал его за все его действия.
А теперь сам боюсь, что стану таким же нелепым. И главное, что эта непродуктивная страсть разрушительна. Она приносит не только удовольствие. Но и боль. Коллективную боль, оставляя после себя выжженные остовы душ и сердец.
Инна нервно облизывает губы. Возбуждена и боится. Гремучая смесь для любого доминантного самца. И меня тоже рвет от этих примитивных эмоций. Против гормонов не попрешь... Ты можешь быть на десять голов выше твоих современников в плане объема чертогов твоего разума, но этот пресловутый механизм работы твоей эндокринной системы- как законы физики. Я не в силах их менять.
- У меня... никого...- шепчет она рвано,- я... никогда...
Глупенькая.. Словно бы я не понимаю или словно бы это могло меня остановить...
- Тише...- шепчу я ей,- у меня нет стремления порвать твою целку в машине, Инна. С тем же успехом мы могли бы сделать это с твоими жрицами палкой... А вот наказать тебя- есть желание...
Рычу, когда в унисон своим последним словам сжимаю ее клитор и заставляю красавицу выгнуться дугой. Грудь рвано трепещет и норовит разорвать черный шелк острыми сосками, выделяющимися даже через кружево белья, золотые волосы разметались вокруг нас, как сказочное облако, на красивом лобике проступила испарина, словно бы жемчужинки, которые хочется слизать...
А ее губы... Ее губы- это мой личный триггер. Инна зря непроизвольно все время их кусает, когда нервничает… Сегодня на них розовый блеск. Но она бы могла их вовсе и не красить- они идеальны, я заметил это еще в пустыне. И даже когда она бледна, они становятся только ярче о прилива крови с нервами.
Я срываю ее следующий стон своими губами. Продолжаю терзать выверенными прикосновениями ее клитор.
Толкаюсь без промедлений в божественный рот языком. Пью ее слюну, хватаю ее дыхание. Сладкая, вкусная, неопытно прекрасная. Созданная для любви...
Созданная для вожделения...
Созданная для того, чтобы сделать любого мужчину одержимым...
Сучка...
Она зомбировала Ашура.
Еще ни разу я не видел своего самого циничного и верного соратника в такое желе. И что самое ужасное- это желе со взвесью пороха. Там тротил и сера. И что-то еще взрывоопасное. И эта смесь обязательно рванет!
Набрасываюсь на ее рот еще сильнее, когда вопреки здоровой логике, она робко и неумело мне отвечает.
Еще один стон, еще один удар по клитору, еще один выверенный толчок туда, где скоро окажется мой член, стискиваемый сладкими, желанными оковами.
Я слегка отстраняюсь и смотрю в ее поплывшие, совершенно обезумевшие глаза.
Перед собственным взглядом вспышка за вспышкой. Она бьет по сетчатке набатом. Заставляет самому жадно открыть рот и хватать как можно больше воздуха...
Нет, не дежа вю... Дежа вю- это повторение момента, а сейчас повторяется не момент, нет. Повторяется ощущение...
В моей жизни уже была женщина, которая сломала мою систему ценностей. Алогичная. Бедовая. Растерянная...
Я помню, что хотел ей дать. Ночь, Кипр, длинные ноги на фоне гладкой кожи авто моего суперкара, дикая скорость, моя рука у нее между ног...
Я был глуп, молод и принял те яркие эмоции за любовь...
А потом понял, что это было яркое увлечение на фоне однообразия пресыщенности, коим страдают все именитые детишки восточных семей, имеющие все радости жизни с детства. Это была игра. Просто игра. Потому что мой мозг не способен привязываться в классическом смысле этого слова[2].
Потому что для гармонии с собой у меня может быть лишь такой союз, какой мне смогла дать многими годами позже Сибиль.
А потом появилась черная тряпка, которая спонтанно и неожиданно, с дикими традициями и нелепыми обрядами вдруг всколыхнула то, что давно уже умерло... Но ведь я не дурак… Иллюзия. Всего лишь физиология.
Я смотрю в ее глаза и понимаю сейчас, что зверски хочу не кончить, хоть член в штанах дымится с такой силой, что вот-вот загорится. Я хочу, чтобы она здесь и сейчас сдалась...
Ее первый оргазм будет принадлежать мне.
Я хочу видеть в этих глазах страсть, порок, падение и покорность мне.
И удовольствие.
И всем этим эмоциям для нее у меня есть конкретное имя.
- Скажи мое имя, Инна...- хриплю я в ее губы, вымучивая их теперь совсем другими поцелуями- терпкими, длинными, тягучими.
- Скажи- и я дам тебе разрядку... Отпущу на пока...
Дурочка распахивает глаза еще шире. Ее разумная часть сейчас отчаянно протестует, подначивая меня еще сильнее.
Я усмехаюсь.
Да, котенок, ты правильно поняла. Это и есть твое наказание. Та, кто не боится обжечься, потому что сама огонь, боится только одного- того, что может обуздать ее стихию... А я обуздаю... Я, мать его, буду повелевать этой стихией...
- Скажи!- пальцы выводят на ее плоти пируэты, которые смогли бы воскресить даже умершую. Инна натягивает руки над своей головой, оставляя на коже следы от впивающегося в плоть шелка.
Давай, девочка... Не мучай ни себя, ни меня...
Мои поцелуи все более неистовые, ее дыхание и сердцебиение- тоже.
Мы оба стонем, мы оба не стесняемся страсти и одержимости.
Это настоящий секс без проникновения.
И черт возьми, в этом даже есть что-то сакральное.
Мы оба потеряна, растворены в пространстве. Я не отступлюсь. Инна невольно раскрывается на встречу моим пальцам еще шире и рвано выдыхает мне в губы сладкое и желанное «Карим».
Ток, спазм, острая волна удовольствия- как сообщаемая энергия между нами. Она трясется, выгибается, вибрирует сладкими стонами по салону… Да, девочка. Как же красиво. Как вкусно. В этом вся жизнь… Ментально я кончаю вместе с ней.
Мои глаза прикованы к ней.
Хватаю и запоминаю. Жадно. Записываю в памяти навсегда.
Когда я буду стоять перед Всевышним и отвечать за свои долги, когда буду оглядываться на свою жизнь и вспоминать самые яркие ее моменты, этот оргазм девочки из Бабилонии будет среди этих воспоминаний.
Мое сумасшествие затихает не сразу.
Возвращаюсь в реальность в унисон с ее дыханием.
Когда оно становится более-менее спокойным, а пульс уже не отбивает чечетку, я отвязываю ее руки.
Они тут же падают безвольными тряпками вдоль тела.
Инна не смотрит на меня.
Мы оба смотрим вперед, на затаившуюся в драматичной темноте гладь моря.
Что это сейчас было?
Это вообще законно или мы ступили на почву богов и будем наказаны, как другие простые смертные, посмевшие бросить им вызов?
- Пересаживайся, обратно поведу я,- пытаюсь разрушить сложность момента, взывая к реальности.
Инна тут же словно бы отмирает, нащупывает, не глядя, ручку, выходит из машины и огибает ее трясущимися ногами.
- Ты... в порядке?- беру ее за запястье и пытаюсь хладнокровно посмотреть в глаза.
Нерешительно кивает, но я вижу, что взгляд все еще рассеянный, как от атропина...
Да я и сам как под чем-то.
Время и эмоции так сильно смазались, что я даже времени не чувствую, пока мы доезжаем до поместья.
Вот и объездил свою невинную девочку... Усмехаюсь, понимая, что самая редкая и желанная машина в моем автопарке теперь будет навсегда помечена этой дикой пустынной кошкой...
Несмотря на нереализованное возбуждение, мне сейчас не хочется войны с Инной. Она растеряна и шокирована. И только что испытала самое острое свое женское впечатление на данный момент.
Было бы правильным сейчас сказать ей что-то мягкое и утешающее.
Примерно так, как я сделал это в храме, когда она тряслась от страха при виде палки.
Весь мой позитивный настрой сбивает стоящий у входа, облокотившись на машину, Ашур.
Какого черта он не уехал к себе?! Чего ждет?! Лишний раз поглазеть на девчонку?!