На перемене девчонки рассматривали журнал «Elle girl» и тихо переговаривались.
— А я говорила сразу, что она та ещё штучка… — шептала Громова.
— Да, сразу всё было понятно, — тихонько поддакивала Света Скороходова, — Живёт с бабкой-пенсионеркой, Лёха говорил. Сами посудите, откуда у неё такое шмотьё? Вот точно такие же сапоги я видела в центре за двадцать штук. А сумку…
Жоржик подлез к ним, потянулся к журналу:
— Что смотрим? Голых тёлочек?
— У кого что болит, дурак, — фыркнули они.
— Пять главных трендов уходящей осени, — прочёл он заголовок журнальной статьи. — Сколько-сколько эта лабуда стоит? Она что, из золота-бриллиантов? И нафиг это вам? Лучше читайте гайды, как научиться делать приятно мужику и разводить его вот на эту лабуду. — И понизив голос: — Или вон у Мики поспрашивайте. Пусть научит.
Девчонки хором прыснули. Мика вскочила из-за парты, оглянулась, смерила их всех горящим взглядом, они даже притихли, смутившись. Затем взяла сумку и вылетела из класса. Хотела сразу отправиться домой, но новый приступ тошноты погнал её в ближайшую уборную.
Зажав ладонью рот, она ворвалась в кабинку, а там её буквально вывернуло. Мимоходом заметила, что в уборной были какие-то девчонки, одну даже пришлось оттолкнуть с дороги, чтобы не случилось конфуза. Но затем, когда она умывалась и полоскала рот, к счастью, уже никого не было. Да и звонок к тому времени прозвенел.
В класс Мика возвращаться не стала — не могла. Весь день крепилась, а тут в ней будто что-то надломилось. И больше терпеть невмоготу.
Она шла домой и негодовала: как можно так издеваться над человеком? Так изводить из-за какой-то сущей ерунды. Мика не сомневалась, что они решили ей так отомстить за то, что в субботу она пошла на урок. И выбрали для мести самое гнусное, что только можно — поливать помоями её честь, глумиться, унижать пошлыми намёками. И сами того не ведая, они били по самому больному.
В голове колотилось: что делать? Что же делать? Терпеть до конца и не обращать внимания? Но сможет ли? Вряд ли у неё хватит выдержки, если она уже сорвалась… Как тогда им рты заткнуть? Нажалуешься — ведь ещё хуже будет. По-хорошему поговорить — не поймут. Да и не хочется уже, если честно, с ними по-хорошему.
И вот же злая ирония — тогда она не сбежала со всеми, и теперь над ней издеваются так, что в итоге она всё же ушла с урока. Хотя сейчас можно было сослаться и на недомогание. Ей на самом деле не здоровилось. Тошнило до сих пор, знобило. Да и вообще она вся расклеилась.
К вечеру стало хуже настолько, что Мика с кровати не могла подняться.
— Это всё Ивлевы, паршивцы, своим ротавирусом заразили, — бурчала бабушка, налаживая импровизированную капельницу. — Ничего, долго им не болеют. А сейчас проколем тебя, так вообще быстро на ноги поставим.
И даже хорошо, что Лёша её заразил, думала в полусне Мика, завтра в школу можно не идти. А, может, ещё и послезавтра. Впервые за все годы учёбы она допустила такие крамольные мысли.
К вечеру следующего дня после капельниц, таблеток, порошков ей и вправду полегчало. Слабость ещё чувствовалась в теле, но хотя бы тошнота отступила.
Но волновало её другое: сколько, интересно, будут припоминать ей это чёртово обществознание? Неделю, две или до выпускного не отвяжутся?
А просветила её Вера Тихонова. Тем же вечером. Позвонила ей на сотовый — бабушка как раз хлопотала на кухне.
Сначала Вера ей очень сочувствовала. Мика, чтобы при подруге не разреветься, как могла отмахивалась. Мол, плевать ей на них, на одноклассников, раз они ведут себя как дикое стадо и травят того, кто просто пошёл поперёк…
— О-о, — удивлённо протянула Вера. — А мне другое рассказали. Мне Скороходова звонила и говорит: «Слышала новость? Новенькая-то строит из себя неизвестно что, вся такая недотрога, а сама с богатеньким старпёром мутит». Я ей, конечно, не поверила! Но она сказала, что тебя кто-то с ним реально видел. Мол, он приехал за тобой после уроков на крутой тачке, прям там же возле школы облапал всю. Вы то ли целовались, то ли что ещё… А потом ты с ним уехала…
У Мики перехватило горло. Несколько секунд она ни охнуть, ни вздохнуть не могла. Потом с трудом выдавила:
— Это не кто-то видел, это Колесников. Он мимо шёл. Только враньё всё это. Приезжал за мной отчим.
— Да ты что? Отчим? — ахнула Вера. — Вот дебилы! Только знаешь… непохоже это как-то на него. Может, ещё кто-нибудь видел?
— Нет, никого там больше не было. Это точно он.
— С ума сойти!
Вера ещё что-то говорила, подбадривала, утешала, но Мика еле понимала смысл её слов. В груди жгло нестерпимо, словно её изнутри разъедала кислота. Даже вдох давался с болью.
Она закрылась в ванной, пустила воду, чтобы бабушка не слышала её рыданий. Вот всё и встало на свои места. Вот откуда были эти пошлые издёвки, эти глумливые смешки и презрительные взгляды. Но как он мог? Как мог он распустить этот грязный слух? Ясно, что он слышал слова отчима про серёжки и про одежду, ясно, что мог подумать неправильно, но зачем было болтать об этом? В отместку? Но зачем было домысливать и врать? Чтобы слушок стал ещё пикантнее, гаже, грязнее? Облапал! Целовались! Да её от одних слов-то скручивало. Какая мерзость!
И вот теперь, запустив эту бомбу замедленного действия, Колесников трусливо отсиживается дома. А она, дура, ещё хотела с ним поговорить по душам, поблагодарить. И трижды дура оттого, что тосковала по нему…
Господи, как она его сейчас ненавидела! Как никого на свете. Даже Борис Германович отошёл в тень.
А на следующее утро, хоть бабушка и настаивала, чтобы она отлежалась до конца недели, Мика, полная злой решимости, отправилась в школу. Она им всё скажет! Ну а Колесников… пусть он только ей встретится…
30
И снова Колесников в школу не явился…
Но зато пришла Вера, хоть, вроде, и не собиралась. Вместе они пытались докричаться до одноклассниц на перемене, но бесполезно. Те только над каждым словом хихикали, кривлялись, фыркали. А когда Рогозина услышала, что за Микой приезжал отчим, то глумливо рассмеялась:
— Девчонки, слышали? Так у нашей королевишны не просто папик, это её отчим! Фу, как гадко! Кошмар! Это же инцест!
— Вы дуры совсем? — возмутилась Вера.
— Тиша, рот закрой, а то сейчас опять на больничный отправим.
Девчонки снова хохотнули.
— Какие же вы…! — воскликнула в беспомощном негодовании Мика. — Ни ума у вас, ни своего мнения, ни достоинства. Один лишь стадный инстинкт. Кое-кто выдумал мерзость, а вы как овцы повторяете…
— Слышали, девочки, она нас стадом овец обозвала? — Альбина обратилась к Громовой.
— Эй, ты, потише, а то можно и выхватить, — пригрозила, глядя исподлобья, Оксана Громова и даже двинулась на неё.
— Девочки, ну что вы, не понимаете, — хмыкнула Соня. — Это у неё нервы, нервы…
Громова, скроив недовольное лицо, отступила. Рогозина с усмешкой повернулась к Мике:
— А ты не нервничай, тебе же вредно.
Девчонки почему-то снова прыснули. Парни пока не вмешивались, но отирались рядом и с живым интересом наблюдали за их перепалкой.
Вера взяла Мику под руку и оттянула в коридор.
— С ними говорить сейчас бесполезно. Видишь?
— В таком случае я пойду к тому, кто распустил эти гадкие сплетни. К Колесникову. Пусть как распустил, так их и прекращает.
— Так он же болеет, Скороходова сказала. Грипп там у него или что…
— А я к нему домой пойду! Заодно и с родителями его поговорю. Пусть знают.
— А Лёшка? Что, так сильно болен? Ивлева бы они тоже послушали. Ну, пацаны — точно.
— Лёша в инфекционке с Любой, сестрой своей, лежит…
Вера понимающе кивнула, затем посмотрела с сочувствием на Мику, которая от расстройства чуть не плакала, погладила её за предплечье.
— Я тебя знаешь как понимаю! В прошлом году, когда мы ещё не начали дружить с Колесниковым, я с ним случайно пару раз встретилась вне школы. В кафе и на катке. Он мне тогда, конечно, нравился, но я бы ни за что первая к нему не подошла. Он сам ко мне подходил оба раза. Типа, о, привет, катаешься? Давай вместе. Это вот Сонька класса с восьмого его преследовала, причём открыто. Куда он — туда и она. А я знаешь какая была раньше стеснительная — я в его сторону даже посмотреть боялась. Так вот нас увидели вдвоём тогда, и сразу все стали сплетничать, что я за ним бегаю, что вешаюсь на него, сталкерю… И это ещё самое мягкое. Я плакала, а они все только смеялись. Заткнулись только, когда мы и правда стали с ним встречаться. Ну и это тоже, конечно, была его инициатива. В смысле, он сам ко мне подошёл и предложил…
Однако Мика сейчас была настолько поглощена собственными переживаниями, что не прониклась рассказом подруги.
— А теперь к нему пойду я. Прямо сейчас. Домой.
— Да погоди ты, — Вера взяла её за запястье, будто желая удержать на бегу. — Мика, ну ты точно уверена, что это он?
— Конечно! Я же говорю тебе — когда приезжал отчим, никого больше не было. А он как раз мимо шёл.
— Может, ты не видела? Может, кто-то из наших в стороне крутился? Или из окна школы вас видел?
— Я бы не была так уверена, будь это в другой день. Но это было в субботу, когда все, кроме него и меня, сбежали с урока. Понимаешь? Они все уже ушли. В школе оставались только он и я.
— Всё равно не могу поверить. Ну просто это вообще на него не похоже. Ну, не такой он. Не болтун, не сплетник. И не подлый. Вот какой угодно, но не подлый. Ты же знаешь, я сама его не выношу. Я бы не стала его выгораживать просто так…
— Не подлый, говоришь? А спор, по-твоему, это не подло? — начала заводиться Мика.
— Какой спор? — искренне не поняла Вера.
— А ты не в курсе? Даже странно. Так вот Колесников поспорил с парнями на меня. Ну, что я с ним пересплю. И позвал меня на свидание.
Вера округлила глаза.
— Да ты что? А откуда ты про спор узнала?
— Не могу сказать, — буркнула Мика. — Я обещала, что не скажу.