— Мне уйти? — спросил Колесников.
Девчонки сразу загалдели, и понеслось как снежный ком: нет, останься! Жень, что ты её слушаешь! Молодец, что пришёл! Тиша, скажи, ну! Чего ты как дура? Сами вы дуры! Идитё к чёрту! Вот ты овца, Тиша! Сами вы овцы! Комнатные собачки!
А в следующую минуту кто-то из них кому-то вцепился в волосы и завертелось… Лёша кинулся разнимать одноклассниц, но его богатырской силы хватило лишь на то, чтобы удерживать Оксану Громову. Колесников тоже вклинился, пытаясь загородить собой Тихонову, на которую все резко ополчились: "Девочки, девочки, брейк!".
Но даже его они сейчас не слушали.
Остальные парни не рвались вмешиваться, а Жоржик так и вовсе сразу принялся снимать потасовку на телефон, сопровождая происходящее едкими комментариями.
— Блин, пацаны! — рявкнул Лёша. — Да что вы как бараны? Растащите вы их уже!
Мика первые несколько секунд взирала на всё это круглыми глазами. Потом, как только шок стих, подскочила, не дожидаясь, чем закончится побоище. Тихонько проскользнула в тёмную и тесную прихожую. Не включая свет, накинула плащ, наощупь нашла свои туфли и уже потянулась к замку, как из-за спины высунулась чужая рука, опередив её, повернула защёлку и открыла дверь. Вздрогнув, Мика обернулась.
Прямо позади неё стоял Колесников. Собственно, что это он, Мика поняла даже до того, как посмотрела назад. От затылка по спине пронеслись мурашки. Внутри мелко завибрировало, словно лопнула натянутая струна. Несколько секунд они просто стояли на пороге, молча поедая друг друга глазами.
Потом Мика поспешно отвернулась и вышла в подъезд. Колесников увязался следом. Это было совсем-совсем не кстати. Она чувствовала, как щёки опалило стыдливым румянцем, хотя это не беда — в подъезде был полумрак, а на улице — так вообще темень непроглядная. Но всё равно с чего бы? Откуда такая реакция? Подумаешь, посмотрели друг другу в глаза в чужой тёмной прихожей. Подумаешь, она вдохнула его запах, пусть он и оказался неожиданно приятным. Даже, скорее, не приятным, а будоражащим. Подумаешь, ощутила на щеке его горячее дыхание. Это всё было сиюминутным. И вообще, это ерунда же!
Мика, закусив нижнюю губу, спускалась по лестнице вниз. Колесников шёл сзади. Она слышала его лёгкие шаги за спиной, шорох его одежды, еле уловимое дыхание и нервничала ещё больше. Ну куда это годится?
Из квартиры Тихоновой на весь подъезд то и дело раздавались вопли, крики, звон и грохот.
— Решила сбежать? — наконец нарушил молчание Колесников.
Мика лишь неопределённо повела плечом.
— Тоже не любительница экстремальных видов спорта? — снова спросил он, поравнявшись с ней.
Она непонимающе взглянула на него.
— Женские бои — это ж капец какой экстрим, — пояснил он с усмешкой, распахивая перед ней дверь на улицу.
— А-а, — кивнула она. — Ну да. Очень даже не любительница.
Потом подумала: может, надо тоже что-то сказать? Молчание было неудобным, острым, напряжённым. Но он же больше ничего не говорит, значит, и ей необязательно. И хотя идёт рядом, конечно, но на небольшом расстоянии, держа руки в карманах.
Они пересекли двор, дошли до подъезда Мики.
— Тебя проводить? — спросил он, подняв глаза на её окна. Кухонное было тёмным, в комнате — мерцало голубоватым. Видимо, бабка смотрела телевизор, поджидая её.
— Нет, не надо, — торопливо отказалась Мика.
— Ну тогда пока, — вместо улыбки он приподнял уголок рта.
Она кивнула и устремилась в подъезд. Сердце колотилось гулко, заглушая собственные шаги. На второй этаж она взлетела стремительно, а возле квартиры остановилась. Простояла так несколько секунд, выравнивая дыхание. Вроде успокоилась.
Но потом, ночью, не спалось. И думалось почему-то вовсе не о дикой потасовке на вечеринке у Веры, не о наездах Громовой, а об этих нескольких мгновениях, незначительных, но смутно-волнующих.
11
В понедельник Оксана Громова, прямо с утра, выловила Мику возле гардероба и извинилась.
— Я это… погорячилась малость… Бывает… Ты это… извини.
— Бывает, — равнодушно согласилась Мика. Она и думать забыла про нападки Громовой.
— Значит, мир? — Оксана выставила вперёд кулак и, очевидно, ждала какого-то ответного действия. Мика вопросительно посмотрела, не совсем понимая, что та от неё хочет. Тогда Громова несильно ткнула кулаком ей в плечо и сама закончила: — Мир.
Поднимаясь в класс, Мика думала, как, интересно, будут общаться между собой остальные девчонки, они же с таким остервенением дрались в пятницу. Она вот точно не смогла бы вести себя как ни в чём не бывало. Если б её кто-нибудь из них ударил — ни за что не простила бы.
Но, войдя в класс, Мика обнаружила, что никто ни на кого зла не таит, никого произошедшее не смущает. Девчонки общались друг с другом, как и раньше, до той вечеринки. А потасовку вспоминали со смехом.
Сгрудившись кружком у окна, смотрели запись Жоржика с его телефона и ухохатывались, отпуская по ходу реплики.
— Бедный Лёшка! Громозека, ты ж ему чуть хребет не сломала!
— Ага! Это ещё большой вопрос — кто кому чуть хребет не сломал! У меня от его лап синячищи!
— Алька как мартышка скачет!
— Блин, вот почему у меня спина болит!
— А Тиша-то! Тиша! Сколько энергии! Сколько ярости! Хабиб отдыхает!
— О-о-о, глядите-ка, Скороходова заголила грудь! Вау!
— Да где там вау? Не льсти ей.
Мика взирала на них молча, стараясь не выказывать недоумение. Всё-таки она никак не могла привыкнуть к местным нравам.
Соня Рогозина тоже не разделяла всеобщего веселья. Но если сначала она просто косилась на девчонок с деланым безразличием, мол, не позвали меня с собой, ну и ладно, не очень-то и хотелось. Но когда кто-то из них громко воскликнул, что если б не Онегин Тише бы не поздоровилось, Соня аж лицом потемнела.
— Мика, Колесников с тобой ведь ушёл? — на весь класс спросила Вера Тихонова. — Вы как-то с ним вместе разом исчезли.
Мика видела, что она это сделала нарочно — чтобы ещё больше насолить Рогозиной. И хотя Рогозина ей самой не особо нравилась, быть пешкой в такой дешёвой манипуляции не хотелось.
— Я ушла домой, — холодно ответила она. — Куда отправился Колесников…
— Колесников тоже отправился домой, — вдруг перебили её.
Мика вздрогнула от неожиданности, оглянулась и почувствовала, как к лицу прихлынула кровь — на пороге класса стоял он собственной персоной со своей извечной полуулыбочкой. Неспеша он прошествовал к последней парте, опустился на стул рядом с Соней.
— Чего такая злая? — спросил он её беспечным тоном.
Рогозина в ответ что-то шикнула, Мика со своего места не разобрала. Да и какая разница, о чём они там шепчутся, одёрнула она себя, когда заметила, что невольно прислушивается. И так неудобно получилось. Хотя, собственно, что тут неудобного? Ничего такого она не сказала, всего лишь назвала его по фамилии. И почему вдруг так смутилась — непонятно…
За этим мысленным диалогом с собой Мика провела не только оставшиеся минуты до звонка, но и почти весь первый урок. Опомнилась лишь под конец, когда учитель обратился к ней лично. Только вот беда: о чём именно он спрашивал — она прослушала. И Лёша сегодня в школу не пришёл — некому было подсказать.
— Извините, я задумалась. Повторите, пожалуйста, — краснея, попросила она.
— Ага, замечталась, скорее, — прошипела сзади Рогозина.
Юрий Борисович, сорокалетний физик, которого ученики за сварливый, желчный и зловредный характер прозвали Ящером, неожиданно для всего класса не стал язвить по своему обыкновению, а вполне благодушно повторил вопрос:
— Напомните нам, Микаэла, формулу, по которой вычисляем среднее значение мощности переменного тока.
Она на мгновение замешкалась, пытаясь вспомнить домашний параграф. Обычно Юрий Борисович тут же начинал раздражаться, считая, что все, как и он, обязаны знать физику наизусть. А сейчас терпеливо ждал. Похоже, даже готов был ей подсказать, но Мика и сама сообразила:
— Сила тока во второй степени умножить на сопротивление.
Юрий Борисович одобрительно кивал каждому её слову, а под конец и вовсе расщедрился на похвалу.
После урока даже подшучивали, что Ящер повёлся на красивые глазки новенькой.
Седьмым уроком была алгебра. Проходили степенные функции. Мика, как прирождённый гуманитарий, математику брала исключительно измором. Вот и сегодня после объяснений учителя у неё осталась уйма вопросов: почему функция ограничена сверху, а не снизу. Откуда бертся значение и как получить производную. Поскольку урок был последний, математичка согласилась задержаться и разобрать с ней то, что она недопоняла.
В раздевалку Мика спустилась, когда в школе никого из класса уже давно не осталось. Ну, так она думала. Взяла плащ, на ходу накинула, пересекла вестибюль. Но перед самыми дверями, ведущими на улицу, она на миг приостановилась, чтобы застегнуть пуговицы и завязать пояс у плаща, и услышала знакомые голоса. Это просто дежавю какое-то.
Там, на школьном крыльце разговаривали двое — Колесников и Соня. Точнее, спорили, даже ссорились. А она, получалось, снова их подслушивала, пусть и ненароком. Прямо ирония какая-то…
— Да я серьёзно не пойму, что такого-то? Чего ты с самого утра бесишься?
— То есть ты реально не понимаешь, да? Мы вроде как встречаемся, нет?
— Ну.
— Что ну?!
— Ну встречаемся.
— Тогда какого хрена…?! — резко повысила голос Соня. — По-твоему, это нормально — то, что ты пошёл к своей бывшей в гости? Без меня причём!
— Тебе тоже хотелось пойти к моей бывшей?
— Несмешно!
— Да хватит тебе заводиться. Вера же там не одна была.
— Да! Не одна! Там же ещё была новенькая!
— А она здесь при чём?
Мика уже собиралась выйти на улицу, даже приготовилась пройти мимо этой парочки так, словно их там нет, но тут сразу застыла… О ней же говорили — очень хотелось про себя послушать.
— А по-моему, это-то как раз и при чём! И к Тише ты потащился из-за неё. И вообще с того дня, как она пришла в наш класс, ты постоянно на неё пялишься! Все глаза уже смозолил. Что я не вижу, что ли?