Тинни поманила меня к себе.
23
— За нами следят, — шепнула моя ненаглядная.
— Угу. Человек сто. — Я не стал уточнять, что половина из них пялилась не столько на жуков, сколько на нее саму.
— Я не об этих бездельниках. Вон там, в просвете между руиной из красного кирпича и руиной из желтого.
Надо заметить, что оба цвета мало отличались друг от друга.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы углядеть его — даже зная, где искать. У рыжей острые глаза.
Он имел окраску матовой кленовой мебели — идеальную для того, чтобы растворяться в тени. Я видел только часть фигуры. Лицо производило впечатление морщинистого, кожистого. Судя по остальному, что я сумел разглядеть, сложение его подходило более всего для жизни на деревьях — он весь, казалось, состоял из длинных мускулистых рук и ног.
— Эй, Плоскомордый. Видишь парня, о котором говорит Тинни?
— Ага, есть. Должно быть, он здорово разволновался, если выставил себя вот так, почти что напоказ.
— Что ты сказал? Ты его знаешь?
— Я его не знаю. Никто не знает. Я о нем слышал. Эти мальчишки смылись. Ты пойдешь за ними?
— Нет. Я хочу знать, кто этот тип, что за нами следит.
— Он за тобой не следит. Ты ему недостаточно интересен.
— Плоскомордый!
— Это Лазутчик Фелльске, приятель. Тот самый Лазутчик Фелльске.
Я вздохнул. С какими людьми мне приходится работать!
— Тот самый Лазутчик Фелльске? Что еще, черт подери, за Лазутчик Фелльске?
— Так ты не знаешь? Дружище, право же, тебе надо почаще вылезать из дома.
Что-то изменилось в полуразрушенном доме. Паленую окружала толпа поклонников. Правда, всю эту малышню интересовали больше жуки, а не она.
— Его звать Фелльске. По фамилии, а имя у него, кажись, Трибун. Его прозвали Лазутчик Фелльске, потому что это его основное занятие. Он делает это лучше любого, если только тот не из меняющих форму, или если у того нет плаща-невидимки… или, там, кольца какого.
— Он шпион?
— Работает по частным контрактам. Только на самых больших шишек. Тех, с Холма. И мне не нравится, что он интересуется этим делом.
— С чего?
— Хотя бы с того, что это означает: тем, что здесь происходит, интересуется кто-то на самом что ни на есть верху.
— Интересуются огромными вонючими жуками? Кто бы мог подумать! И что тогда здесь делает этот твой Лазутчик Фелльске?
— Я же сказал. Наблюдает. А потом доложит о том, что видел.
— И все? И больше ничего?
— Больше ничего. Если им потребуется сделать что-то, пришлют другого специалиста.
— А-а…
— Ну что, — предложила Тинни, — пойдем посмотрим, что там внутри?
— Нет. Там сейчас столпотворение. — Люди валом валили в опустевший дом. — Эта развалина от одного их веса может обрушиться. И потом, нам ведь не хочется попасть в давку.
— Давку? Какую давку?
Должно быть, мелкие божества услышали меня — и откликнулись.
Квартал содрогнулся. Внутри заброшенного дома блеснула вспышка, а из окон повалили клубы то ли дыма, то ли пыли. Долю секунды спустя до нас донесся звук — словно настраивал свои инструменты какой-то демонический оркестр.
Люди с воплями, топча друг друга, бросились на улицу. Те, кто оставался снаружи, тоже вопили и разбегались во все стороны.
— Откуда ты знал, что это случится? — поинтересовалась Тинни, когда шум стих.
— Я не знал. Но эти юнцы занимались чем-то, чего им делать не полагалось. Разумно предположить, что они попытаются замести следы.
С неба продолжали сыпаться обломки. Включая довольно увесистые куски жуков. Люди помогали друг другу выбраться из дома. Как ни странно, обошлось без серьезных увечий.
— Куда делась Паленая? — спросила Тинни.
— Пошла вон туда, — ответил Плеймет.
— Если только у вас нет чертовски весомой причины оставаться здесь, — заметил Плоскомордый, — я бы посоветовал двигать отсюда. Сейчас сюда понабежит красных фуражек видимо-невидимо.
— Паленая… нет, ничего. — Она уже направлялась в нашу сторону, продолжая держать в руках свой трофей — правда, голова богомола не подавала больше признаков жизни.
— Я проверила запах этого Лазутчика, — объяснила она. — Теперь я узнаю его, если мы на него снова наткнемся. Он наблюдал не за нами. Он там давно уже сидел. Несколько дней подряд… ну, может, отлучался ненадолго.
Я восхитился ее сообразительностью. Нет, правда молодец.
— Зачем ты таскаешься с этой башкой? — спросил я.
— Может, Покойник сумеет вычислить что-нибудь по ней. Если я, конечно, принесу ее домой прежде, чем она начнет тухнуть.
Молодец, да и только. Сам я до этого не додумался.
Даже немного жутковато находиться рядом с первой в Танфере крысой-гением.
Однако же Плоскомордый говорил дело. Стоит гвардейцам застать меня рядом со всем этим катаклизмом, и мне придется отвечать на их вопросы до середины следующей недели.
Значит, обратно в «Мир». Хей-хо…
Но как раз вовремя.
24
— Красные фуражки все поубегали, — сообщил мне один из кучеров. — Там вроде как взрыв какой случился. — «Красные фуражки» — еще одно народное прозвище жестяных свистков. Фуражки у тех, кто ходит в форме, и правда красные.
— Мы слышали. Потому и вернулись. Я не хочу потерять уйму времени, развлекая стражу. Здесь что-нибудь происходило? — Не уверен, что Макс сполна получал отдачу со своих денег, потраченных на кучеров.
— Старший крысюк хотел с вами поговорить.
Паленая убрала свой трофей в крысиную корзину и направилась в дом. Я последовал за ней. Тинни двинулась было за мной, но передумала. Ей явно не хотелось оказаться по самое по это в огромных жуках. Или даже в обычных крысах.
Прежде чем войти, я покосился на небо. Похоже, нас снова ожидала перемена погоды. На ту, которая нам всем нравилась.
Джона Растяжку я обнаружил, когда тот в изнеможении прислонился к колонне.
— С тобой все в порядке?
— Я буду сегодня спать крепко. Но повторять это мне не хотеться.
— Я очень благодарен за…
— Нам хорошо заплатить. И мои люди, их уважать сильно больше.
Я кивнул, хотя сам испытывал в этом некоторые сомнения. Вряд ли всем понравится тот факт, что между Джоном Растяжкой и обычными грызунами может устанавливаться психическая связь.
Надо придумать какую-нибудь удобоваримую, приемлемую для всех легенду.
— Парни там, на улице, сказали, что ты хотел со мной поговорить.
— Я хотеть сказать, что-то там, внизу, случиться. Вдруг. Серьезное.
— Минут двадцать назад?
— Да.
Я рассказал ему все, что видел. Паленая оживленно кивала в подтверждение моего рассказа.
— Боюсь, — заметил Джон Растяжка, — жуки, что остаться, ушли все.
Я попробовал на нем свой излюбленный прием с заламыванием брови. На хорошеньких женщин действует безотказно. Почти. Крысюк воспринял это как просьбу изложить все немного подробнее.
— Как по хлопку. Жуки просто взять и убежать.
Что ж, вот загадочка для Покойника.
— Значит, работа выполнена?
Жаль, что крысюки не умеют смеяться. Джон Растяжка явно посмеялся бы, если мог.
— Почти, наверное. Но ты не разобраться пока с привидения.
— Привидения тебя не должны волновать. Твое дело жуки.
— Чтобы заниматься жуки, надо, возможно, разобраться сначала с привидения.
— У тебя проблемы с привидениями?
— Нет. Но я слыхать, рабочих сегодня нет из-за привидения.
— Э… ладно, поговорим по дороге. Здесь на сегодня все. Надо уезжать, пока стража не вернулась. — А ведь они наверняка вернутся. Они такие — всегда возвращаются.
К этому времени они наверняка уже выяснили, что сыночка миссис Гаррет видели в радиусе мили от места общественного возбуждения. И собственно, в некотором роде он сам в этом виноват. Точнее, он-то знал, что виноват не он — только не хотел обсуждать этого с ребятами из Стражи.
С учетом обстоятельств Джон Растяжка и его команда засуетились в буквальном смысле как крысы. Нельзя сказать, чтобы они отзывали своих сородичей-охотников с особенным энтузиазмом. Однако ни один не забыл прихватить на память по меньшей мере по одному здоровенному дохлому жуку.
— Хороший обед получится, — объяснила Паленая.
В свое время мне приходилось питаться и тропическими жуками — чтобы выжить. Не могу сказать, чтобы это потрясло меня как гурмана. Но о вкусах не спорят. Особенно разные расы. Находятся даже такие, что считают вкусными людей.
— Еще бы нам удалось найти немного личинок, и будет совсем хорошо.
— Правда?
25
Я с облегчением перевел дух, когда Плеймет натянул поводья перед моим домом. Он не стал задерживаться — высадил нас и поспешил дальше. Подозреваю, его приводила в ужас мысль о том, что он увидит, вернувшись домой.
А может, он узнал от кого-то, что Старые Кости проснулся, и ему не хотелось, чтобы тот шарил по самым его сокровенным мыслям. Или еще чего.
Странные они, эти люди.
Мы с Паленой, Тинни и Плоскомордым направились в дом. Джон Растяжка тащился следом. Ему не хотелось, но он решил, что разделаться с работой лучше, пока все еще свежо в памяти.
Что же касается Плоскомордого, он надеялся на то, что его накормят.
Я начал подозревать, что у мистера Тарпа не все благополучно с делами. Впрочем, сам он в этом ни за что не признался бы.
Спустя две минуты на улице не осталось ни единого намека на то, что в моем доме кто-то живет, — не говоря уже о том, что кто-либо здесь мог бы замышлять нечто, оскорбительное для тех, кого младший королевский братишка Руперт поставил охранять закон и порядок.
Я захлопнул и запер дверь. Не сомневаюсь, что один из жильцов миссис Кардонлос в доме через один от моего отметил это.
У меня имелся повод поторапливаться. Тем более что в стене у двери слышалось недовольное жужжание.
— Что это? — спросила Тинни.
— Должно быть, пикси просыпаются, — ответил я и на всякий случай поинтересовался, не проголодался ли кто. Глупый вопрос.