«Ну и нахуй вас всех, – подумала Зина. – Не буду одеваться только потому, что меня снимает голубой чмырь. Он все равно голубой».
Охранник довел ее до туалета. Зине действительно хотелось по-большому, но туалетной бумаги в кабинке не было.
– У вас даже туалетной бумаги нет, – сказала Зина охраннику. – Нихуя у вас нет, одни амбиции.
Охранник молча потащил ее обратно в изолятор. Зина вывернулась и пнула его по яйцам, за что получила в ухо. Прибежавший на крики врач вдвоем с Ваней затолкал Зину обратно в камеру и швырнул на койку. Полусогнутый охранник пытался навесить замок, пока санитарка и Ваня прижимали дверь.
– Мы разводимся, – мрачно сказала Зина. – Поищи другую дуру, которая будет тебе и кухаркой, и агентом.
– Агент из тебя херовый, – буркнул Ваня.
– Попрошу не выражаться, – просипел Гиркин и защелкнул, наконец, замок.
Все ушли. Только Рома поставил камеру поближе к решетке и уселся на скамейке неподалеку, листая фейсбук.
Велосипедист вернулся с перевязки.
– Молодой человек, можно ваш смартфон? – попросила Зина. – Хотелось бы вызвать полицию.
Диспетчерша хоть и помялась, но вызов приняла: мало ли что может случиться в дежурной больнице. «Ну вот, они скоро приедут», – радовалась Зина. Потом она вспомнила, что менты вытворяют вещи и покруче, чем медики – например, насилуют несогласных с режимом бутылками из-под шампанского и ручками швабр. Но это был единственный шанс выйти из этой камеры, ведь никто не имеет права лишать человека свободы, кроме полиции, а медики и Ваня посягнули на чужую область ответственности.
В животе у Зины страшно урчало, прямо сводило внутренности. Ромочка по-прежнему листал фейсбук, временами ухмыляясь, Ваня сидел рядом с ним и рисовал в блокноте.
«Ну и рожи у них будут, когда приедут менты! – думала Зина. – А на Ваньку я еще подам в суд за насильственное заключение в изолятор».
Минут через двадцать больничный двор озарился синими вспышками, в коридор ввалились два огромных полицейских, неся шлейф холодного воздуха и мокрый снег на ботинках.
– Ну, выкладывайте, что тут случилось.
Ванька бросился им навстречу и торопливо начал объяснять, что его жена пыталась покончить с собой в состоянии аффекта, поэтому пришлось ее изолировать, чтобы она не причинила вреда себе и другим.
– Я не пыталась покончить с собой! – взвыла Зина. – Эти шакалы скрутили меня и притащили сюда! Выпустите меня отсюда!
– Гражданка, надо – значит, надо, – сказал один из ментов. – Оформим как ложный вызов?
– Да, пожалуйста, – Ваня сунул ему паспорта. – Видите ли, я ее муж. Судите сами, в каком она состоянии. Полностью невменяема.
– Шакалы! Выпустите меня отсюда! – Зина потрясла дверь. – Шакалье МВД!
– А вот за это можно и штраф, – пробормотал мент. – Учтите, гражданка, мы при исполнении. Если вас что-то не устраивает в этом учреждении, можете переехать к нам в КПЗ.
– Штраф – до сорока тысяч рублей, – добавил второй. – В ваших же интересах признать, что вы в состоянии аффекта.
Полиция уехала.
– Выпустите меня отсюда! – Зина снова затрясла дверь. – Пустите, ебаные псы! Шакалы, бляди!
– Ну и катись! – заорал вдруг охранник. Он с перекошенным от злобы лицом помчался к изолятору, сорвал замок и выволок Зину за руку. – Задолбала, либерастка херова, кому ты здесь нужна!
Он погнал Зину к выходу, оторопевший Рома с камерой поскакал следом. Зина хотела бы одеться, но пакет с вещами стоял в другой стороне и охранник пресекал все попытки пробиться обратно. Когда охранник выволок Зину на крыльцо с пандусом, они увидели там Ваню с сигаретой.
– Принеси вещи, болван, – сказала Зина.
В течение минуты из-за шока она еще не чувствовала холода, потом сообразила, что стоит босиком на снегу.
К пандусу как раз подъехала скорая, бригада не торопилась – больной стало лучше, и она шла сама.
– Какого черта? – удивился врач скорой и привел врача-блондинку в пальто, накинутом поверх халата.
Зина все еще топталась на улице, ожидая свои вещи, охранник поглядывал на нее через стекло двери.
– Девушка, пойдемте обратно, – строго сказала блондинка.
– Вы с ума сошли? – ответила Зина.
– Тащите ее! – скомандовал врач скорой.
Зина успела укусить обоих, пока ее несли обратно за решетку, а блондинка напоследок смачно ударила Зину по щеке.
– Фашистка! – крикнула ей Зина.
Врачиха тем временем поймала Гиркина:
– Какого лешего вы тут распоряжаетесь самовольно? – выговаривала она. – Назовите ваше имя и фамилию! – Пушкин Александр Сергеевич! – отбрехивался охранник.
– Я все равно узнаю, и эту работу вы потеряете, – пообещала блондинка.
Охранник замолчал с устало-презрительным выражением лица, как будто его войска только что оставили Славянск на разграбление противнику.
– Выпустите меня отсюда, я ничего не сделала! – крикнула Зина. Ее руки тряслись, а ноги не держали, но она продолжала цепляться за решетку. – Вы не должны удерживать меня в этой камере, это нарушение моих гражданских прав!
– Проспись, – сказала санитарка.
Рома и Ваня зевали, раненая узбечка спала на скамейке рядом с операционной.
– Я хочу в туалет! – Зина легонько потрясла дверь. – В ее животе особо пронзительно заурчало, а во всем теле появилась очень странная легкость.
Никто не отзывался.
– Ну и срала я на вас! – Зина повернулась задом к Роминой камере, раздвинула ноги, и на пол полилась пенная коричневая струя. Она забрызгала дверь, стены, койку с зеленым шерстяным одеялом и вообще всё. Лужа коричневой жидкости потекла под дверь по неровному полу и вылилась в коридор.
Рома позвал санитарку.
– И насрала, и нассала, – горевала санитарка, толкая шваброй ведро. – Чего тут только не было, и шизики приезжали, и наркоманы, и белку ловили, но такое в первый раз.
– Так уж и в первый, – обиделся Ваня.
Рома отодвинул штатив и отошел, чтобы не мешать уборке. И очень кстати. Зина снова трясла дверь, стоя в собственном дерьме – ей было уже нечего терять. Трещины ползли по штукатурке, сыпалась краска, старые десятисантиметровые гвозди шатались. Зина, собрав все силы, бросилась на дверь и вылетела вместе с ней. Гвозди, куски стены и брызги поноса разлетелись по коридору, хлынула вода из раздавленного ведра. Даже на объектив попало немного, и Рома вытер его влажной салфеточкой. Санитарка со всей возможной скоростью заковыляла в сторону охранника.
Зина сама нашла душевую, оделась и ушла домой пешком, отказавшись от такси, которое вызвал Ваня. Рома увязался за ней: у него была куча вопросов.
– Ты не против, если я использую отснятый материал? – заискивал Рома, топая по мокрому снегу модными замшевыми ботами.
– Да на здоровье, только авторство не забудь указать, – бурчала Зина. – Смотри, обувь испортишь.
– Но ты уверена, что можно? Ты на меня в суд потом не подашь?
– Подавать в суд в этой стране? Это просто нелепо! Ты видел, какие здесь медики, какая здесь полиция? Думаешь, судебная система принципиально отличается от остальных?
– Отлично, я очень рад, – приговаривал Рома. – А ты будешь мне позировать для новой картины?
– Я подумаю, – обещала Зина.
Ваня был уже дома, он открыл с крайне виноватым видом и приготовил Зине кофе.
– Но я правда думал, что ты не в себе… То есть ты сильно переживала, что я не выиграл, – оправдывался он.
– У меня через час экзамен! – крикнула Люба из своей спальни. – У вас обоих ни стыда ни совести.
– Спи, Любочка, я тебя разбужу, – Зина села рядом с ее кроватью и поцеловала Любу как маленькую. – Твой бездарный папа уже осознал свои ошибки, а ты давай, учись хорошенько. У тебя настоящий талант.
– Ты тоже безумно талантливая, мамочка, – ответила Люба без тени сарказма. – Ты не виновата, что в жюри сидят конъюнктурщики и козлы. Не надо так переживать из-за глупых второсортных конкурсов.
– И то верно, – улыбнулась Зина. – Главное, что у меня есть вы.
Премию «Инновация» в номинации «Произведение визуального искусства» единогласно присудили проекту «Шакалий оскал». Некоторые сцены пришлось доснять в другой больнице без разрешения начальства, так что на Роме теперь висело дело о мелком хулиганстве. Кстати, после первой публикации в интернете дело об оскорблении полиции все-таки было возбуждено, и друзья собрали 100 000 рублей, чтобы оплатить штраф, а остаток раздали жертвам политических репрессий. Кто-то из Минздрава тоже угрожал судом, но поленился продолжать.
Медведкова впервые произнесла осмысленную речь, где отметила, что просто поджечь дверь может каждый, а для того, чтобы ее выломать, нужны большая физическая сила и недюжинный талант. Многие спекулируют на актуальном искусстве, повторяясь, впадая в штампы и демонстрируя одну голую идею, но Дементьевой удалось сочетать реализм, кажущуюся спонтанность исполнения, всю мощь вдохновения и новизну творческих решений. Об актуальности проекта говорить излишне – Дементьева потрясла и сокрушила самые основы прогнившей тоталитарной системы. Медведкова особо подчеркнула, что в этой работе немалая роль уделяется и гендерной проблематике: Дементьева подошла к проекту не только как гениальный художник, но и страстно защищающая свои идеалы феминистка.
Зоя Смирнова-Шнайдер, специально по такому случаю прилетевшая из Израиля, добавила, что авторам проекта, особенно Зинаиде Абрамовне, помимо таланта потребовалось большое личное и гражданское мужество, чтобы воплотить задуманное и с достоинством переносить травлю со стороны некоторых слоев общества, о которых она предпочитает не упоминать.
Зина с новой прической и в красивом платье сидела рядом с подиумом, заранее зная, что премия достанется ей, и жалея, что не может тайком добыть бутылку шампанского, потому что говорильня обещала продлиться часа два, если не три. Рядом восседал довольный Ромочка, а Иван стоял рядом с Огрызко у самых дверей, потому что в число авторов проекта его, конечно, не включили.