Подождите. Это от меня исходит из-за утреннего завтрака? Или потому, что, этот хулиган тоже любит чизкейки? Если да, то я отказываюсь от еды.
— Чего ты хочешь, Леви?
— Для тебя я Кинг.
— Нет, спасибо. У тебя есть имя, почему все называют тебя по фамилии?
— Ты не задаешь никаких вопросов, принцесса. Ты отвечаешь только на мои, поняла?
Я не могу поверить в высокомерие этого ублюдка. Но, с другой стороны, школа была у него на ладони в течение двух лет, и почему он не мог не задуматься, что все будут кланяться ему?
— Чего вы желаете, ваше величество?
Он наклоняет голову в ответ на саркастическую ноту, и я вздергиваю подбородок. Он смотрит на мои ладони, лежащие у него на груди, словно что-то обдумывает.
Прежде чем у него появляются какие-то дикие идеи, я рывком убираю руки.
Большая ошибка.
Леви надвигается на меня, как бык из прошлого, и у меня нет выбора, кроме как перешагнуть через мольберт и отступить. Моя спина ударяется о стену, и дрожь пробирает до глубины души.
Какого черта, я все время с ним по углам?
Леви бьет кулаком по стене рядом с моей головой, его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего. Мой запас воздуха поступает и выходит короткими входами. Я даже не могу нормально дышать, боясь, что на этот раз моя пульсирующая грудь наверняка станет одной с его.
— Я сказал тебе, чего хочу, — его голос падает до опасного низкого диапазона. — Но что ты сделала?
Я складываю руки на груди, чтобы его грудь не касалась моей, и сдерживаю бешеное сердцебиение. Мой взгляд устремляется в противоположную сторону, отказываясь встречаться с ним взглядом. Если я это сделаю, у меня такое чувство, что его глаза проглотят меня целиком и никогда не отпустят.
Его большой и указательный палец сжимает мой подбородок, заставляя меня посмотреть ему в лицо.
— Что ты сделала?
Я сглатываю от ощущения его кожи на моей. Мозолистые, длинные пальцы вызывают воспоминания о той ночи.
Ночь аварии и бегства.
Впервые за несколько месяцев воспоминания не такие кровавые и ужасные, как в кошмарах.
Нет.
Это совсем другое.
Эти воспоминания поглощают меня, как случай с наркотиками, где все пошло не так — или, может, все пошло правильно.
Мурашки бегут по моей коже при воспоминании о том, как хорошо было ощущать его прикосновение.
Как он вызывал эти отчаянные, чужеродные ощущения в тех частях, которые я считала несуществующими.
Этот же дьявол заставил меня чувствовать себя так, как никто раньше.
Нет, это был Экстаз. Любой мог прикоснуться ко мне, и это было бы приятно.
Только сейчас я не нахожусь под воздействием наркотиков, и это вполне возможно. По спине бегут мурашки, и я не могу с ними бороться.
Все, что я могу сделать, это показать ему, что он не может пройти через меня.
— Я же сказала, что не встречусь с тобой. Ты подумал иначе, это не моя вина.
Он приподнимает идеальную густую бровь.
— Так вот почему ты изуродовала мою машину?
— Это за то, что унизил меня перед всей школой.
— Это ничто по сравнению с тем, что я могу сделать с тобой. Будь хорошей маленькой принцессой, и будет все нормально.
— А если я не хочу?
— Поверь мне, ты не захочешь иного.
Что-то угрожающее и садистское светится в его взгляде. Как будто он хочет, чтобы я бросила ему вызов, чтобы он мог получить болезненное удовольствие, сокрушая меня.
Это его тип, не так ли? Они такие богатые, титулованные и скучные. Поэтому они делают своей работой наступать на любого на своем пути, чтобы избавиться от скуки.
Если он наступит на меня только потому, что ему скучно, я превращу его жизнь в сущий ад.
Он отпускает мой подбородок, и я ненавижу то место, к которому прикасались его пальцы, ощущая пустоту и покалывание одновременно.
— Я слышал, что ты не собираешься сообщать в полицию насчёт аварии.
Его тон становится бесстрастным.
— Ты знаешь об этом?
Если не считать Дэна и случайного студента, спасшего меня, я не думала, что моя авария значит хоть что-то для школы, особенно до такой степени, чтобы Леви знал об этом.
Моя игра в невидимку, должно быть, становится слишком слабой.
— Забудь, — говорит он своим раздражающим властным тоном.
— Что?
— Прекрати ходить в полицию, прекрати совать свой нос куда не следует. Забудь. Об. Этом.
— Ты в своём уме? Ты хочешь, чтобы я позволила преступнику, который бросил меня умирать оставался на свободе?
— По-моему, ты хорошо выглядишь.
— Ты, должно быть, шутишь. — мощный огонь пробегает по моим венам. — Пока ты развлекался в своих дурацких лагерях, я проводила дни на физиотерапии и психотерапии. Держу пари, никто из вас не думал, что я вернусь, но теперь я здесь и заставлю заплатить любого, кто заставил меня страдать. Так что не смей стоять здесь и иметь наглость говорить мне, чтобы я забыла об это. Этого никогда не случится, Кинг.
Я тяжело дышу после своей вспышки. Мои уши и лицо пылают, все тело дрожит, но я не отступаю от его демонического взгляда.
На самом деле мне очень здорово делиться с ним своими мыслями. К черту его, если он думает, что может заставить меня отказаться от правосудия.
Что-то непонятное мелькает на его лице, когда он делает шаг назад, склонив голову в оценивающем, нервирующем жесте.
— Я буду играть в игру. Подумай хорошенько, потому что это единственный раз, когда я отказываюсь от первого хода. Что заставит тебя сдаться?
— Ничего.
— Ничего, да?
— Абсолютно ничего.
— Скажи, принцесса, твое чувство справедливости важнее всего остального?
Я вздергиваю подбородок.
— Да, конечно.
Нервирующая тишина возвращается, когда он измеряет меня от от макушки до ног. Но не в сексуальном смысле. Он похож на наемного убийцу, прикидывающего, каким способом убить меня быстрее и с меньшими усилиями.
Когда он снова смотрит мне в глаза, они темнее, чем несколько секунд назад.
Черные.
Смертельные.
— Это мы еще посмотрим.
От страха у меня сжимается живот.
— Что, черт возьми, это должно значить?
— Это значит… — он дважды щёлкает меня по носу с легкой улыбкой, которая сделала бы его привлекательным, если бы я уже не знала, что внутри него скрывается дьявол. — Сломайся, или я сделаю это за тебя, принцесса.
Глава 9
Леви
Ты попала под перекрестный огонь, в котором только я могу победить.
— Откуда ты знаешь, что случилось?
Я останавливаюсь у подножия лестницы приглаживая пиджак. И под приглаживаю, я имею в виду, убираю дерьмо с него и делаю себя похожей на школьный благотворительный фонд.
Звук дядиного голоса приводит меня в угрюмое настроение. Разве он не должен был уже погубить несколько жизней?
— Скажи мне, Эйден.
— Да, скажи ему, кузен.
Я влетаю на кухню и направляюсь прямиком к холодильнику, не удостоив их даже взглядом.
— И тебе доброе утро, сопляк.
Дядя стреляет словами, как скорострельным огнем. Я хватаю бутылку молока и, не утруждая себя стаканом, залпом выпиваю половину. Холодная жидкость успокаивает мое горло после выпитого прошлой ночью.
У нас есть кухня дальше по коридору, но мы не используем ее для того, чтобы есть. Это всего лишь место для дядиных посиделок, где он может показать свое богатство.
Сглотнув, я вытираю рот и прислоняюсь к мраморной стойке лицом к Джонатану и Эйдену. Они сидят бок о бок у кухонного бара.
Внешне Эйден, точная копия своего отца. У него такие же черные как смоль волосы и бесстрастные темно-серые глаза — подпись Кингов. Моя вышла легкой и неправильной из-за маминых генов.
Между ними, шахматная доска из хрусталя и черных камней. Было сделано всего несколько ходов. Они, наверное, подхватили старую игру. Джонатану и Эйдену требуются недели, чтобы закончить шахматную партию.
Нормальные семьи говорят о своем дне. Наша цель: поиметь друг друга в шахматной войне.
— Так, о чем мы говорим сегодня? — наклоняю голову. — Я имею в виду, если не считать обычных шуток о том, что ты портишь мне жизнь.
Джонатан отодвигает тарелку с булочками, будто одно мое присутствие портит ему аппетит.
— Ты проживаешь никчёмную жизнь. Если решишь быть никем, ты будешь никем, Леви. Как насчет того, чтобы для разнообразия стать кем-то другим?
— Скажи, Джонатан, что значит «кем-то» в твоем определении. Предупреди о спойлерах. Если это включает в себя следовать по твоим стопам, то я пас.
— Ты потеряешь свою позицию передо мной, — его глаза темнеют, и голос тоже. — Я вырастил тебя, когда твоя мать бросила тебя к ногам твоего отца. Я продолжал растить тебя, когда твой отец не мог.
Я сжимаю бутылку с молоком так крепко, что она чуть не трескается. И все же сохраняю беззаботный тон.
— Если ты имеешь в виду, воспитывая меня, ты хотел сказать, что потратил на меня деньги, то не стану благодарить. Мой отец тоже был Кингом.
— Таким же бесполезным, как и ты. — Джонатан невозмутимо говорит, будто речь идет о домашнем животном, которого он не любит, а не о его плоти и крови. — Этой семье не нужны никчемные люди. Если ты носишь фамилию Кинг, то заслужи то, что ты используешь.
— Например? — наклоняю голову.
Он повторяет этот жест.
— Учись в Оксфорде.
— Пас, — говорю я как можно небрежнее и делаю еще глоток молока.
Эйден качает головой, бросая на меня неодобрительный взгляд, затем возвращается к нарезке и поеданию бекона, будто он совсем один на кухне.
К черту его и его отца.
Джонатан встает и застегивает свой отглаженный темно-синий пиджак.
— Наша сделка все еще в силе, Леви. Если ты еще раз облажаешься, твой трастовый фонд будет приостановлен до тех пор, пока тебе не исполнится двадцать пять, согласно завещанию твоего отца.
— Завещание, которое ты заставил его написать.
— Тебе повезло, что он оставил тебе кое-что в своем состоянии. Как думаешь, он заботился о тебе или о твоем будущем? — он на секунду замолкает.