– А с чего бы ей смущаться, если она среди друзей? – Никасия щурится, как кошка, которая только что съела сметану и готова подремать на солнышке.
– Кого из нас ты больше всего хотела бы поцеловать? – спрашивает Флоссфлауэр, придвигаясь поближе. До сих пор мы едва перебросились парой слов, и теперь я рада, что она хочет подружиться.
– Я бы хотела поцеловать вас всех. – Они покатываются со смеху, а я смотрю на звезды и улыбаюсь.
– Ты носишь слишком много одежды, – замечает Никасия и, глядя на мои юбки, неодобрительно качает головой. – И они уже испачкались. Их нужно снять.
А ведь правда, как это я не замечала, что платье такое тяжелое. Представляю себя совершенно голой в лунном свете, с серебристой, как листья над нами, кожей.
Я поднимаюсь. Все вокруг как будто немного скособочилось. Начинаю стягивать одежды.
– Ты права. – Меня охватывает радость. Платье соскальзывает и разливается под ногами мелкой лужицей. Белье на мне обычное, из мира людей – черный бюстгальтер и трусики в зеленый горошек.
Все смотрят на меня как-то странно, словно никогда такого белья не видели. А еще все вокруг сияет и блестит, так что, если смотреть долго, начинает болеть голова.
Какое мягкое у меня тело, как покачиваются груди, вот если бы не мозоли на руках… Под ногами теплая земля, мягкая трава щекочет голые подошвы.
– Я – красивая, да? – Мне интересно знать мнение Никасии.
– Нет, – отрезает она, бросая взгляд на Валериана, и поднимает что-то с земли. – Ты совсем не такая, как мы. – Слышать такое неприятно, но я не удивлена. Рядом с ними любая покажется бледной тенью, смазанным отражением отражения.
Валериан показывает на висящие у меня на шее бусы: высушенные красные ягоды, нанизанные на длинную серебряную цепочку.
– Это тоже надо снять.
Я заговорщически ему киваю.
– Ты прав, они мне больше ни к чему.
Никасия улыбается и протягивает руку с какой-то золотистой штукой. Присмотревшись, вижу, что это грязные, растоптанные остатки яблока.
– Давай оближи мне ладони. Ты ведь не против, да? Только сделай это, стоя на коленях.
По кружку одноклассников ветерком проносятся хихиканья и ахи. Они хотят, чтобы я сделала это. А я хочу, чтобы они были довольны и счастливы. Так же довольны и счастливы, как я. И меня снова манит и влечет вкус яблока. Ползу к Никасии и тут…
– Нет, – передо мной встает Кардан, и его звенящий голос звучит немного неровно. Другие расступаются, дают ему пройти. Он сбрасывает мягкий кожаный сапог и выставляет вперед бледную ногу. – Джуд подползет сюда и поцелует мою ногу. Она сказала, что хочет поцеловать нас всех. Как-никак ее принц все же я.
Снова смеюсь. Даже не знаю, почему я раньше не смеялась так часто. Все такое чудесное, такое удивительное.
Смотрю на Кардана и вижу – с ним что-то не так. В его глазах пламя гнева, желания и, может быть, даже стыда. Мгновением позже он моргает, и на лицо возвращается обычное выражение холодной самоуверенности.
– Ну? Побыстрее, – торопит он. – Поцелуй ногу и скажи, какой я великий и как ты мной восхищаешься.
– Хватит, – резко вмешивается Локк и, взяв меня за руку, поднимает на ноги. – Я отведу ее домой.
– Неужели? – Кардан вскидывает брови. – Только сейчас собрался? Интересное выбрал время. Любишь пробовать, да перебрать не хочешь.
– Мне не нравится, когда ты такой, – понизив голос, говорит Локк.
Кардан вытаскивает из лацкана булавку, изящную, тонкой работы вещицу в форме желудя с дубовым листком. В голове мелькает шальная мысль, что он отдаст булавку Локку, чтобы тот не забирал меня отсюда. План Локка представляется мне совершенно невозможным.
Потом Кардан берет меня за руку, и тепло его пальцев растекается по моей коже. Он укалывает булавкой мой большой палец, я ойкаю и сую палец в рот, ощущая языком металлический привкус крови.
– Приятной прогулки.
Локк уводит меня с лужайки, прихватывая по пути чье-то одеяло, которое набрасывает мне на плечи. Фейри провожают нас взглядами. Мы выходим из рощи. Я спотыкаюсь, и Локк поддерживает меня. Некоторые из наставников отворачиваются, чтобы не встречаться со мной взглядом.
Посасываю уколотый палец и чувствую себя как-то странно. Голова все еще кружится, но уже не так, как раньше. Что-то не так, и секундой позже я понимаю, что именно. В человеческой крови есть соль.
Меня начинает тошнить. Оглядываюсь. Смотрю на Кардана, смеющегося вместе с Валерианом и Никасией. На его руке повисла Морагна. Одна из преподавательниц, жилистая эльфийка с восточного острова, пытается начать лекцию.
Ненавижу их всех. Ненавижу всей душой. Какое-то мгновение во мне живет только ненависть, только ярость, в пламени которой сгорают все прочие мысли. Трясущимися руками затягиваю вокруг себя одеяло и уступаю Локку, который ведет меня в лес.
– Я у тебя в долгу, – говорю ему, немного успокоившись. – За то, что увел оттуда.
Он окидывает меня оценивающим взглядом, и я снова ловлю себя на том, что восхищаюсь его красотой, мягкими, окаймляющими лицо локонами. Как же неловко быть с ним наедине, зная, что он видел меня в нижнем белье, ползающей по земле, но стыд отступает перед злостью.
Локк качает головой.
– Ты ничего не должна мне, Джуд. Особенно сегодня.
– Как ты можешь их терпеть? – Я поворачиваюсь к нему, хотя он единственный, кого не касается моя злость. – Они же отвратительны. Они… чудовища.
Он не отвечает. Мы идем дальше и выходим на усыпанную яблоками тропинку. Поддаю одно с такой силой, что оно врезается в вяз и отлетает в сторону.
– Быть с ними приятно. Можно брать все, что хочешь, позволять себе все, даже самое ужасное. С ними безопасно.
– Потому что тебя они не трогают?
Он снова не отвечает.
На границе владений Мадока я останавливаюсь.
– Дальше пойду одна. – Я пытаюсь улыбнуться, но удержать улыбку на лице не получается.
– Подожди. – Он делает шаг ко мне. – Хочу увидеть тебя еще.
Приятный был бы сюрприз, но раздражение все же сильнее. Я стою перед ним, завернувшись в чужое одеяло, под которым купленное в торговом центре белье. От меня несет землей, и я только что выставила себя полной дурой.
– Почему?
Он смотрит на меня так, словно видит нечто совершенно другое. Под его напряженным, проницательным взглядом я невольно выпрямляюсь.
– Потому что ты, как история, которая еще не случилась и частью которой я хочу быть. Потому что хочу видеть, что ты будешь делать.
Комплимент или нет – не знаю, но, пожалуй, я его приму.
Локк берет мою руку – ту самую, которую уколол булавкой Кардан, – и целует кончики пальцев.
– До завтра, – говорит он с поклоном.
И вот в таком виде – укрывшись чужим одеялом, в сапогах и дешевом нижнем белье из супермаркета – я в одиночку направляюсь домой.
– Скажи мне, кто это сделал, – снова и снова требует Мадок, но я отмалчиваюсь.
Он расхаживает по комнате, подробно излагая, как найдет ответственных и что с ними сделает: вырвет сердца, отрубит головы и разложит их на крыше нашего дома как предупреждение другим.
Понимаю, что угрожает он не мне, но кричит-то все равно на меня. И никакой страх не позволяет забыть, что как бы хорошо ни играл Мадок роль отца, именно он убил моих родителей.
Я ничего не говорю. Думаю об Ориане, боявшейся, что мы с Тарин своим поведением причиним неудобства ее мужу. А может быть, ее больше беспокоила его реакция, если что-то случится. Отрезать головы Валериану и Никасии – очень плохая политика, а наказать Кардана – деяние на грани измены.
В конце концов решаю положить этому конец.
– Я сама во всем виновата. Увидела яблоко, решила, что хорошее, и съела.
– Как можно быть такой глупой! – Ориана оборачивается и смотрит на меня так, словно вовсе и не удивлена, а я только лишь подтвердила ее худшие опасения. – Уж тебе ли не знать, как важно быть осторожной.
– Я просто хотела повеселиться. Думала, будет забавно, – отвечаю я, играя по мере возможности роль непослушной дочери. – Так и получилось. Я как будто оказалась в прекрасном сне и…
– Замолчите! – кричит Мадок, и мы обе останавливаемся на полуслове. – Вы, обе, ни звука больше!
Я невольно съеживаюсь.
– Джуд, перестань злить Ориану. – Он бросает на меня недовольный взгляд, которым раньше награждал только Виви.
Мадок знает, что я лгу.
– А ты, Ориана, не будь такой легковерной.
Поняв, что имеет в виду супруг, Ориана тихонько ахает и невольно вскидывает руку к губам.
– Так или иначе я выясню, кого ты покрываешь, и тогда им не поздоровится. Они еще пожалеют, что появились на свет.
– Легче от этого никому не станет. – Я откидываюсь на спинку стула.
Мадок опускается передо мной на колени и берет мою руку в свои шершавые зеленые пальцы. Должно быть, почувствовав, как я дрожу, медленно выдыхает и, отказавшись от дальнейших угроз, говорит:
– Тогда скажи, от чего тебе станет легче. Скажи, и я все сделаю.
Пытаюсь представить, что будет, если я все расскажу. Как унижала меня Никасия. Как пытался убить Валериан. Они старались произвести впечатление на принца Кардана, который откровенно меня ненавидит. И я боюсь их. Боюсь даже больше, чем тебя, а ты вселяешь в меня ужас. Останови их. Сделай так, чтобы они оставили меня в покое.
Но я молчу. Гнев Мадока бездонен. Я видела его испачканным в крови моей матери, которая лежала на полу в кухне. Этот гнев, стоит только его вызвать, назад в бутылку уже не загонишь.
Что, если он убьет Кардана? Если убьет их всех? На большинство проблем у него один ответ – кровопролитие. Если все они погибнут, их родители потребуют сатисфакции. На него падет королевский гнев. Мое положение только ухудшится, а сам Мадок, скорее всего, тоже умрет.
Я выбираю другой путь.
– Научи меня стратегии. Научи драться. Научи всему, что знаешь сам.
Может быть, принц Даин и хочет сделать меня своей шпионкой, но это не значит, что я должна отказаться от меча.