И замираю. Мы на балконе, на самом верху самой высокой башни, той, что выше самых высоких деревьев. Отсюда я вижу залитый лунным светом лабиринт с искусственными руинами в центре. Вижу Дворец Эльфхейма, поместье Мадока и Холлоу-Холл Балекина, окружающее остров море и, за ним, смягченные вечным туманом яркие огни городов и поселков человеческого мира. Никогда еще я не смотрела на наш мир из другого, чужого.
Локк кладет ладонь мне на спину, между лопатками.
– По ночам мир людей выглядит так, словно он полон упавших звезд.
Я подаюсь назад, стараюсь не думать об изнуряющем подъеме и держусь подальше от края балкона.
– Ты бывал там когда-нибудь?
Он кивает.
– Мать брала меня с собой, когда я был еще ребенком. Говорила, что без вашего наш мир станет словно стоячее болото.
Хочу сказать, что тот мир больше не мой, что я едва его понимаю, но моя поправка звучала бы так, словно мы говорим о разных вещах. Что касается чувств его матери в отношении мира смертных, то они определенно мягче и добрее тех, которые разделяют большинство ее соотечественников. Должно быть, она сама была женщиной доброй.
Локк поворачивается ко мне… и вот его губы уже совсем близко.
Они мягкие, дыхание теплое, и я вдруг чувствую себя так, словно покинула собственное тело и вижу его издалека, как огни того далекого города. Рука сама тянется к перилам. Я сжимаю их крепко-крепко, а он обнимает меня за талию, словно хочет удержать здесь, в этом мгновении и на этом месте, убедить себя, что я рядом, высоко над всем, и что происходящее – не сон, а реальность.
Локк отстраняется.
– Ты и в самом деле прекрасна.
Как же хорошо, что они не способны лгать.
– Я рада, что ты привел меня сюда, – смотрю вниз. – Невероятно. Отсюда все выглядит таким маленьким, как на доске в «Стратегии».
Он смеется, словно я не могу сказать такое всерьез.
– Я так понимаю, что ты много времени проводишь в отцовском кабинете?
– Немало. Достаточно, чтобы понимать, какие у меня шансы против Кардана. Против Валериана и Никасии. Против тебя.
Он берет мою руку.
– Кардан – глупец. Остальные роли не играют. – Улыбка на его лице сползает куда-то вбок. – Но, может быть, это часть твоего плана – заставить меня привести тебя в самое сердце моей крепости. Может быть, ты посвятишь меня сейчас в твои зловещие замыслы и подчинишь своей воле. Так вот, знай, сделать это будет совсем не трудно.
Я смеюсь.
– Ты не такой, как они.
– Неужели?
Смотрю на него долго и пристально.
– Не знаю. Хочешь приказать мне спрыгнуть с балкона?
Он вскидывает брови.
– Конечно, нет.
– Тогда ты и вправду другой. – Я с силой толкаю его в грудь. Кулак почти непроизвольно раскрывается, и его тепло проникает в меня через ладонь. Я лишь теперь сознаю, что замерзла, стоя на ветру.
– А ты не такая, как они о тебе говорят. – Он наклоняется и снова меня целует.
Думать о том, что они обо мне говорят, не хочется. Не сейчас. Хочу только, чтобы целовал и целовал, стирая все-все-все.
Спуск длится долго. Мои пальцы путаются в его волосах. Мои губы на его шее. За спиной – древняя каменная стена. Так медленно… так хорошо… и так бессмысленно… Этого не может быть. Это не моя жизнь. Я никогда не чувствовала ничего подобного. Мы сидим за длинным банкетным столом и едим хлеб и сыр. Пьем бледно-зеленое вино с ароматами трав из массивных кубков – Локк достает их из глубин настенного шкафчика. Ему дважды приходится мыть кубки – столько на них пыли.
Потом он поднимает меня и усаживает на стол так, что наши тела оказываются вжатыми одно в другое. Восхитительно и ужасно. Я ощущаю себя настоящей фейри.
Не уверена, что умею хорошо целоваться. Мои губы, язык такие неуклюжие. Я застенчива. Хочу прижаться к нему еще крепче и в то же время оттолкнуть. У фейри – в отличие от меня – в плане стеснительности табу нет. Мое смертное тело отдает потом и страхом. Я не знаю, куда деть руки, как обнимать, насколько глубоко вонзать ногти в его плечи. И хотя я знаю, что следует обычно за поцелуями и что ищут его пальцы на моем покрытом синяками бедре, скрыть неопытность не удается.
Локк отстраняется, смотрит на меня, и я из последних сил гашу панику.
– Останься, – шепчет он.
В первое мгновение я думаю, что он предлагает остаться с ним здесь, и сердце несется прытью, подстегнутое желанием и страхом. Но потом понимаю, что речь идет о вечеринке, на которой будут и его друзья. Невидимые слуги, кто бы они ни были, должно быть, уже готовят дом, и вскоре в саду будет танцевать, например, мой несостоявшийся убийца Валериан.
Ну, может, и не танцевать, а стоять, неловко прислонившись к стене, с выпивкой в руке, повязкой на ребрах и новым планом убийства в сердце. Если не с прямым приказом от Кардана.
– Твоим друзьям это не понравится. – Я соскальзываю со стола.
– Они быстро напьются и перестанут обращать на что-либо внимание. Нельзя же провести всю жизнь под замком в казарме Мадока. – Он добавляет улыбку, явно рассчитанную на то, чтобы очаровать меня. Отчасти она срабатывает. Вспоминаю предложение Даина поставить мне на лоб любовную метку. Интересно, есть ли такая у Локка, потому что, вопреки всему, я уже готова поддаться соблазну.
– У меня и одежды подходящей нет, – показываю на тунику, испачканную кровью Валериана.
Локк неторопливо оглядывает меня снизу доверху. Даже чересчур неторопливо.
– Платье я тебе найду. Найду все, что только пожелаешь. Ты спросила о Кардане, Никасии и Валериане – приходи и увидишь, какие они вне школы, какими потерявшими достоинство придурками бывают, когда выпьют. Увидишь их уязвимые места, трещинки в их броне. Ты же должна знать, как их победить? Я не говорю, что ты проникнешься к ним теплыми чувствами, но тебе ведь этого и не надо, верно?
– Мне ты нравишься. Мне нравится играть с тобой, притворяться.
– Притворяться? – повторяет он задумчиво, словно не зная, оскорбляю я его этим или нет.
– Конечно. – Я подхожу к окну, выглядываю. Лунный свет падает на вход в зеленый лабиринт. Неподалеку уже горят факелы, и язычки пламени подрагивают от ветра.
– Конечно, мы притворяемся. Мы нездешние, но все равно веселимся.
Он бросает на меня заговорщический взгляд.
– Тогда пусть так и будет.
– Хорошо, – уступаю я. – Останусь. Пойду на твою вечеринку. – Слишком мало радости я видела здесь, чтобы сопротивляться заманчивому предложению.
Идем через комнаты к двойной двери. В какой-то момент он останавливается в нерешительности и оглядывается. Потом открывает дверь. За ней огромная спальня. Все укрыто толстым слоем пыли. На полу следы двух пар ног. Локк приходит сюда, но не часто.
– В гардеробе платья моей матери. Возьми что понравится, – предлагает он и берет меня за руку.
Оглядывая эту нетронутую комнату в самом сердце дома, я понимаю его горе, понимаю, почему он так долго держал ее под замком. И рада, что допущена сюда. Будь у меня комната с мамиными вещами, я, может быть, никому бы ее не открыла. И, возможно, сама бы не осмелилась войти.
Локк открывает один из шкафов. Многие вещи попорчены молью, но представить, какими они были, совсем нетрудно: юбка, украшенная зернышками граната: другая, за которой, как за занавесом, прячутся механические игрушки. Еще одна расшита силуэтами танцующих фавнов. Я восхищалась платьями Орианы, элегантными и роскошными, но эти пробуждают во мне прямо-таки неутолимое желание иметь такие же. Жаль, мне не довелось увидеть мать Локка в одном из этих нарядов. Мне почему-то кажется, что она была смешливая.
– Ничего подобного я еще не видела. Ты действительно хочешь, чтобы я надела такое?
Он проводит ладонью по рукаву.
– По-моему, они немного обветшали.
– Нет. Мне нравятся.
То, что с фавнами, пострадало меньше других. Я смахиваю с него пыль и переодеваюсь за старинным экраном. Платье из разряда тех, надеть которое без помощи Таттерфелл было бы затруднительно. Что делать с волосами, я не знаю, а потому временно оставляю их как есть – заплетенными в корону вокруг головы. Я протираю рукой серебряное зеркало, вижу себя в платье умершей матери Локка, и по спине пробегает дрожь.
Зачем я здесь? Не знаю. Каковы намерения Локка? В них я тоже не уверена. И когда Локк пытается надеть на меня украшения своей матери, я отказываюсь от них.
– Идем в сад. – Не хочу больше оставаться в этой пустой, отзывающейся эхом комнате.
Он убирает длинное изумрудное ожерелье, и мы идем к выходу. У порога я оглядываюсь и смотрю на шкаф с рассыпающейся одеждой. Несмотря на одолевающее меня беспокойство, не могу не дать воли воображению: интересно, каково было бы стать хозяйкой такого дома? Представляю принца Даина с короной на голове. Представляю моих одноклассников за длинным столом – тем самым, на котором мы с Локком целовались. Они пьют светло-зеленое вино и делают вид, что никогда и не пытались меня убить. Локк держит в руке мою руку.
И я шпионю за ними всеми – во имя короля.
Лабиринт из живой изгороди высотой в рост огра. Плотные и блестящие, темно-зеленые листья. Похоже, компания Кардана собирается здесь частенько. Когда мы с Локком, немного опоздав, выходим из дома, до меня из центра лабиринта доносится их смех.
В воздухе витает аромат соснового ликера. В свете факелов все отбрасывает длинные тени и окрашивается в красное. Мои шаги неспешны.
Опустив руку в карман заимствованного платья, касаюсь ножа, лезвие которого еще испачкано кровью Валериана, и чего-то еще, оставленного, должно быть, много лет назад матерью Локка. Достаю и вижу простенькую безделушку – золотой желудь. На украшение не похоже – нет цепочки, а служить какой-то иной цели, кроме как радовать глаз своей милой красотой, он не может. По крайней мере я такой цели представить не могу и опускаю находку в карман.
Взявшись за руки, мы идем по лабиринту. Поворотов, изгибов, похоже, не так уж много. На случай, если придется выходить одной, стараюсь составить мысленную карту. Простота его не добавляет уверенности, а, скорее, смущает. В мире фейри простых вещей не так уж много. Дома сейчас заканчивается подготовка к обеду. Без меня. Тарин, наверно, рассказывает Виви, что я ушла куда-то с Локком. Мадок будет хмуриться и раздраженно резать мясо, недовольный тем, что я пропускаю занятие.