ожет разом перекрыть все неприятное послевкусие долгого брака…
Прикрываю глаза. Отсчитываю до десяти.
Я ни разу не была в тюрьме, и это, наверно, самое ужасное место во всем мире. Атмосфера так давит…пока я проходила осмотр и другие инструкции на КПП, успела словить на себе и жадные, и полные ненависти взгляды. А еще слышала шепотки в спину:
– Небось, сучка, к мужу-вору приперлась.
– Или любовнику. Точно-точно. Так и есть.
Я обернулась на автомате на двух женщин в старых, засаленных пуховиках, которые гипнотизировали мою белую шубу так, будто я ее у них украла.
Стало неприятно.
Я ничего не ответила. Испугалась, если честно. Это злое место, и люди здесь тоже злые. Не потому что они злые на самом деле, скорее всего, виновато горе. Оно же уродует, а если близкого человека сажают за решетку, как животное? Это горе.
Вздыхаю и обнимаю себя за плечи. Я – человек из теплицы. Экий цветочек, который растет только в хороших условиях, и меня никогда не касались ТАКИЕ реалии этой жизни. Теперь, когда я с ними сталкиваюсь нос к носу, мне до безумия хочется сбежать, но я сижу. Ради себя, мальчика и Новогоднего чуда, которое просто обязано случиться.
За спиной раздается лязг ключа в замочной щели.
Мне надо обернуться, наверно, но я неожиданно замираю и будто бы снова становлюсь девочкой. Не дышу. Глядя перед собой, только шаги считаю…
Раз. Два. Пять. Десять.
Напротив тяжело опускается мужчина. Слышу короткий «хмык», звон кандалов, меня предупреждают, что эта встреча будет длиться пятнадцать минут, на автомате киваю. Тюремщик уходит. Снова закрывается дверь.
Страшно – дичь!
Я вижу только его руки, а они у него просто огроменное! Со светлыми волосками, канатами вен и татуировками. ГОСПОДИ, У НЕГО ВСЕ РУКИ В ТАТУИРОВКАХ! Это меня вводит в ступор и…пугает, а когда он чуть шевелится и его мышцы напрягаются, по спине стекает тонкая струйка пота. Метафорически, конечно же. Тут для такого дела слишком холодно…
Поднимаю наконец-то глаза. Снова застываю.
Это разряд…
Его взгляд прямой и резкий. Черты лица…тоже резкие. Под глазом довольно крупный порез, переходящий в синеву. Подрался?
Сглатываю.
Спрашиваю себя, какого черта я сижу здесь напротив незнакомого мужика в татуировках и с таким…пронизывающим взглядом? Но их цвет легко отвечает на этот вопрос. Даже без вопроса как такового.
Олег…
– Красивые волосы, – хрипло говорит он.
Я хмурюсь. Не поняла.
– Ч-что?
– Говорю, у тебя красивые волосы. А меня обрили. Здесь, – слегка касается короткого ежика и хмыкает, – Как гребаную овцу на ферме.
Часто хлопаю глазами. Иван усмехается, а потом поднимает свои руки. Я на них сразу зырк! Он усмехается еще раз.
– А это не отсюда. Если что.
Так, ладно. Надо что-то сказать? Но мне как-то совсем сложно собраться. Я его боюсь, а еще я очень волнуюсь, и это…это совсем не тот разговор, который я себе представляла. Потому что…что?! Господи! ЧТО?! У меня…красивые волосы?!
– Бурная молодость, – хмыкает, как ни в чем не бывало, – Лихие девяностые.
– Вы преступник?
Вопрос слетает сам собой, и я не сразу понимаю, насколько же он…блин, тупой!
Иван выгибает брови и лениво обводит взглядом эту конуру для встреч с близкими, где даже стены кровоточат!
– Полагаю, тебя интересует не совсем это, – Иван отгибается на спинку стула, – Ты хочешь знать, делал ли я то, за что дают мою статью, раньше. В прошлом.
– А вы…делали?
– Нет. Надо было как-то выживать, и я участвовал в кулачных боях.
Ну, очевидно…это вполне закономерно, если судить о нем даже сейчас.
Иван – очень крупный мужчина. Очень-очень-очень крупный мужчина. У него невероятно широкие плечи, мускулы и все такое…
От него пахнет за километр…вот прямо мужиком! силой и духом, а я…меня как-то совсем понесло. Разглядываю его, он молчит. Ухмыляется.
Странно…как странно…
Прекрати!
Резко краснею и опускаю глаза на свои руки.
– Я приехала…
– Знаю зачем.
– Знаете? – растерянно переспрашиваю и снова сталкиваюсь с ним взглядом.
Он кивает.
– По плану я должен рассказать тебе, какой у меня охренительный сын. Что он послушный, ласковый, умный мальчик. Что от него не будет проблем. Но я не стану этого делать, потому что смысла в этом ноль. Такая, как ты, не поймет.
Я теряюсь еще больше. Что?…
– Такая…как я?
– Именно. Такая, как ты, не поймет.
– И какая же…я?
– Холенная.
Повисает тишина, которая липнет к моей коже. Он ухмыляется, будто бы наслаждаясь произведенным впечатлением.
На дне его глаз искрит злость.
Он знает, кто я? Его предупредили? Что я хочу забрать ребенка, а его это бесит? Так, да?
Иван слегка закатывает глаза и шепчет на выдохе.
– Боже, да расслабься. Я тебя не трону.
– Почему вы…
– Потому что у тебя на лице написано, что ты меня боишься.
Щелчок языка о ровный ряд белоснежных зубов. Иван достает из кармана серой робы пачку сигарет, раскуривает ее и снова пристально смотрит на меня.
– Аня была из одного с тобой мира.
Аня…
– Это…ваша жена?
– Мы не были женаты, – чуть морщится, будто ему эта информация доставляет дискомфорт, – Она хотела красивую свадьбу. Без пуза. Тупые предрассудки, но ей это было важно, и мы так и не успели.
Неприятно…
Я ежусь и обнимаю себя за плечи роняя.
– Мне очень жаль.
Иван не отвечает, делает затяжку и выдыхает плотное облако дыма в воздух. Я стараюсь сдержать кашель.
– Но я хорошо помню все взгляды ее подружек. Они считали, что я ей не пара. Все так считали, конечно, только они шипели особенно гадко, когда Аня ушла от семьи ради меня. Она часто плакала после их встреч, пока окончательно не оборвала связи. Ты похожа на одну из ее подружек, поэтому я не стану перед тобой на пузе ползать.
– Я не…
– Это бессмысленно. Чтобы я не сказал, мой сын всегда будет для тебя ничтоже…
– Замолчите! – не выдерживаю и перебиваю его, повысив голос.
Иван замирает. Я смотрю на него исподлобья, и настал, похоже, мой черед вводить его в ступор.
Но да, ты не ослышался.
– Я не собираюсь выслушивать все это. И потушите сигарету! Я не хочу потом вонять вашим дымом.
Складываю руки на груди и вздергиваю носик. Да, вот так! Пусть знает. Наглое…животное!
Иван прищуривается. Дым тлеет тонкой стрункой, но лишь еще пару мгновений, потому что потом он, не отводя от меня взгляда, вдавливает сигарету в грязную пепельницу.
По коже пробегают мурашки.
Уголок его губ дергается, и он слегка кивает.
– Согласен. Был неправ.
Короткое и лаконичное признание, а режет слух покруче красочных дифирамбов. Толя за столько лет совместной жизни ни разу не признал своей вины в любом из наших конфликтов. Всегда была виновата я. А этот? С ходу и искренне. Необычно.
Ерзаю на стуле, потом вздыхаю и потираю лоб.
– Кажется, мы совсем не с того начали. Предлагаю отмотать назад. Меня зовут Галя, и я…
– Дочь Надежды.
Вскидываю взгляд с удивлением, Иван слегка жмет плечами.
– Я же сказал, что я знаю, кто ты такая. Ждал.
– Ждали?
– Она сказала, что ты придешь. Захочешь убедиться в ее светлом рассудке, когда узнаешь о планах на моего пацана.
Ауч.
А вот это уже больно…
Сразу в голове диссонанс и сотня голосов, где самый громкий орет: неужели Толя настолько задурил мне голову, что моя мама думала обо мне так?…
– По ее плану я должен сказать, что Олег – чистый ангел, хотя это не так. У него есть характер, и характер этот непростой.
Потому что мой.
Не прозвучало, но подразумевалось.
Иван хмыкает и собирается что-то добавить, но я выпаливаю.
– Мама умерла.
Повисает тишина. Он обрывается, а мне нечем дышать, и снова так больно, что хоть на стену лезь…
Боже…
Прикрываю глаза, когда слышу тихое.
– Мне очень жаль. Соболезную.
Снова коротко и лаконично, но в голосе столько…искренности, сколько не было ни у кого до него.
Снова бегут мурашки.
Слегка киваю. Даю себе пару мгновений на «подышать», но они уходят, и надо брать себя в руки. Снова смотрю на Ивана, только на этот раз он уже не такой напористый. Притих. Разглядывает свои лапы, хмурится слегка. Видно, что на него как будто бы наползла туча…
– Что случилось? – наконец спрашивает, я сразу отвечаю.
– Сердце.
Тянусь к нему…чем-то внутренним, ведь я безумно благодарна за такую реакцию, как бы это ни звучало. Искреннее сочувствие и сожаление, которого мне так не хватало…от мужчины? Господи…сумасшедшая.
Слегка мотаю головой и продолжаю. Угомонись. Это просто волнение.
– Но вы были правы. Я хотела с вами познакомиться.
– Если это по поводу денег, я ничего не просил, – перебивает четко, снова смотрит на меня твердо…как его сын, – Я не просил их, Галина. И я не буду держать на тебя обиду, когда ты отменишь ежемесячный платеж. Воевать и предъявлять тоже ничего не стану, можешь быть спокойна. А еще я обязательно все верну и…
– Деньги?
Он вскидывает брови.
– Ты не знала?
– Нет. Она…что-то переводила вам?
– Не мне, а моему другу. Он делал на эти деньги передачи.
Ну, конечно…
Иван выглядит хорошо, если не считать ссадины. У него здоровый цвет лица и хорошая одежда. Под уродливой робой. А еще сигареты! И даже я знаю, что это местная валюта…у него хорошие сигареты. Значит, он здесь почти Царь и Бог.
Мама, господи…почему ты мне ничего не сказала?…
– Ясно.
– Я верну.
– Не нужно.
– Тогда попросишь оставить тебя…
– Если вы перестанет перебивать меня, то мы наконец-то поговорим о том, зачем я сюда пришла. Позволите?
Он издает смешок.
– Дерзкая.
– С волками жить…
Еще один смешок, но на этот раз пружина в нем становится не такой напряженной. Иван откидывается на спинку стула, складывает руки на груди и кивает.