Мало беспокоила меня и этическая сторона дела. Наверное, даже вам знакомы случаи, когда владельцы уничтожали суда ради страховых премий. Я же знаю их предостаточно. В бизнесе идет беспрерывная война, побеждает беспощадный и хитрый. Не тревожила меня и возможная при аварии гибель людей. Вообще цена человека в этом мире невысока. Вспомните Вьетнам, беспрерывные войны на Ближнем Востоке, в Африке. Нет, меня не тревожила участь пассажиров, к тому же должно было сказаться мое морское мастерство: я решил аккуратно посадить судно на рифы и снять людей, ну а если что случится, то жертв будет все же меньше, чем в автомобильных катастрофах на наших дорогах. Я принял предложение Чевера и Минотти погубить судно, и мы клятвенно скрепили нашу договоренность.
Я не учел лишь одного. Отец, убивающий свою дочь ради обогащения, не остановится, чтобы убрать и меня, имея такого компаньона, как Минотти с его организацией убийц. Грош цена любым их клятвам! Помните, я говорил вам о слуге Чене, о его непроницаемом характере и необыкновенной исполнительности? Недавно я его застал у письменного стола, он делал вид, что вытирает пыль, а я уверен — копался в столе, не зная, что эти записки я прячу в книжный шкаф. По всей вероятности, он уберет меня, как только я расправлюсь с судном. И знаете, Стэн, я не боюсь смерти, у меня иногда даже возникает к слуге чувство благодарности: он может избавить меня от страшной тяжести, которая невесть почему навалилась на меня. Я потерял сон, запил, ударился в разврат. Вся моя циничная потребительская философия, логика поступков обернулись жалкими попытками оправдаться перед самим собой. Однако перед собственной совестью трудно оправдаться, Стэн.
Теперь лично для вас, Стэн. Не кляните себя за то, что не действовали более решительно, не остановили меня. Ничто уже не могло помочь «Глории», ее судьба была предрешена, и моя также, я не захотел бы ничего менять. Такой уж сложился, как вы говорите, сюжет нашей драмы. Вы вели себя правильно, Стэн, и помогли мне хоть перед смертью прозреть.
Мне уже не сойти с «Глории». С сердцем все хуже и хуже. Врач предупредил, что малейшее волнение может оказаться причиной рокового исхода. Моим гробом станет моя «Глория». Какое это было изумительное судно, Стэн! Можно восхищаться им как пассажир, как зритель, но все его неоценимые мореходные качества поймет только моряк. Это одно из последних судов такого рода. Как чайными клиперами завершилась эра парусного флота, так с гибелью «Глории» закончится эра морских гигантов. И все-таки я потоплю свою возлюбленную, несравненную «Глорию». Она неизбежно двигается к своей гибели — рифам.
Вы, Стэн, опубликуете и это письмо, и мое официальное признание на бланке «Глории». Чевер с Минотти не получат страховки, и я воздам в полной мере этим клятвопреступникам.
Как я ни мерзок, Стэн, все же мне хочется, чтобы в вашей памяти осталось обо мне и что-то хорошее. Я горько улыбнулся, написав это. Составьте хотя бы обо мне справедливое мнение, как о преступнике, заслуживающем снисхождения. На этом свете мне хочется еще сказать, что не я подсунул роковой пистолет бедняге Томсену. Ведь именно при вас я приказал выбросить пистолет. Но Томсен его оставил, так как знал точно, что пистолет мой, и, видимо, собирался вернуть его мне, когда я протрезвею. Теперь-то я знаю, что пистолет положил в стол штурманской рубки мой слуга Чен, вернее — подручный Минотти — Чевера.
Китаец следил за каждым моим шагом. Ждал. Наблюдал. Это тонкий психолог. Он изучил и характер неуравновешенного, слабовольного Томсена, предугадал его реакцию и подсунул ему мой заряженный пистолет. И наверное, прочитал даже мои мысли в день катастрофы. Не иначе! Чен заходил в ходовую рубку чуть раньше вас. Опасайтесь его. Не садитесь вместе с ним в спасательную шлюпку. Остерегайтесь также Гольдмана. Мои письма лучше всего пусть сбережет Джейн. Себе оставьте только пустой конверт и мою записку, приложенную к деньгам.
Занавес опускается, Стэн. Финита ля комедия! Прощайте…
Капитан лайнера «Глория» Дэвид Смит».
Томас Кейри спрятал письмо в карман, поправил одеяло на плечах жены, спросил:
— Тебе не холодно, Джейн?
— Мне страшно, Том! Боже, какое чудовище мой отец! Все-таки я все еще считала его отцом. Цеплялась за мысль, что произошла какая-то нелепая ошибка, что он-то ни при чем, что все это — дело рук подлого Минотти. Мне не хочется жить, Том! Почему меся не убил тот гангстер в Гонолулу? — Она зарыдала и долго не могла успокоиться. Наконец» уснула, положив голову на колени мужа.
Гарри Уилхем невозмутимо изрек:
— С таким папашей расстроишься. Хорош и наш капитан. Скажите, док, вы действительно догадывались, как он пишет, о его намерениях?
— Не совсем так, Гарри. Смиту просто казалось, что его планы раскрыты. Так всегда бывает, когда совесть нечиста. Действительно, у меня иногда мелькала такая мысль. Хотя я размышлял и о пожаре, и о взрыве, но почему-то все время возвращался к тем, кто управляет судном. Я пытался разгадать капитана и в то же время думал, что на мостике находились и другие. Я подозревал Гольдмана и особенно второго помещика Томсена, пытаясь понять, ради какой выгоды для себя каждый из них мог бы это сделать. По выходе из Иокогамы я застал капитана за чтением лоции Кораллового моря. Он тогда же сказал: «Какой опасный район!» — и захлопнул книгу. Руки его при этом дрожали, а лицо посерело. Тут же он принял нитроглицерин. И потом сказал, как бы оправдываясь: «Люблю читать лоции, набираться ума-разума». Этот факт вам, пожалуй, ничего не скажет, но у меня их накопилось множество, и все они склоняли меня к тому, что и капитан Смит способен пойти на преступление. Одного я не мог понять — ради чего? Он долго плавал и очень много зарабатывал. Здесь же он рисковал большим, чем жизнь, — честью. Он понял, что я о чем-то догадываюсь, и старался разуверить меня. И на какое-то время это ему удавалось. Вы знаете, каким он мог быть обаятельным человеком. Я теперь уверен, что в первоначальный его план не входил Риф Печали, он хотел потопить судно дальше — в Коралловом море. Но его слишком тяготило ожидание, затем обострившаяся болезнь сердца толкнула на ближний риф. Он не в силах был больше ждать, у него не оставалось времени. Меня удивляет, как он мог написать такое письмо, зная о ежеминутно грозящей смерти? И все же он это сделал. Что это — неуемная жажда мести? Поистине это трагический шекспировский персонаж!
Ветер сорвал с гребня волны брызги и обдал ими сидящих на плоту.
— Ветерок свежеет, но до шторма далеко. К ночи стихнет, — сказал Гарри Уилхем, протягивая Томасу целлофановый пакетик. — Спрячьте письма капитана, а не то чернила расплывутся. У вас там должно быть еще и другое письмо?
— Да, Гарри. Оно запечатано и адресовано в Верховный суд Соединенных Штатов.
— Но он же распорядился оба письма напечатать в газетах.
— Так мы и сделаем, Гарри. Размножим у нотариуса, заверим копии и разошлем во все большие газеты.
— Дело говорите, Том. Тогда и второе в мешок, и не носите и то и другое вместе. Передайте одно доку. Скажу я вам, что никогда не приходилось мне слушать подобное. Я два раза чуть румпель из рук не выпустил. Удружил нам капитан, нечего сказать! А ведь был для нас, матросов, выше президента! Должен я еще вам всем сказать, что вели вы себя неправильно. Дело-то касалось не вас одних, а всего судна, так надо было поднимать людей. Не всем можно было довериться — хотя бы мне, а я уже поднял бы ребят: и рулевых, и духов, и трюмных. Может быть… Хотя дело это запутанное, как линь у плохого боцмана. — Он погладил Фанни. Прищурясь, посмотрел вдаль: — Не пойму — то ли птица, то ли парус. Нет, птица, и не одна, а целая стая. Берег близко. Том! Включите приемник на красной черточке. Как там наша флотилия, может, их уже всех подобрали, остались только мы одни?
Множество голосов перекликалось в эфире.
— Базар устроили, — сказал Гарри Уилхем.
Властный голос пресек сумятицу:
— Прекратить гам! Мне нужен плот девяносто шесть, на котором находится матрос Гарри Уилхем.
— Кому это так загорелось со мной поболтать? Подержите, док, румпель… Гарри Уилхем слушает, сэр!
— У вас находится негр Стэнли Гордон?
— Где же еще ему быть! Профессор здесь. Несет рулевую вахту.
— Как вы смели ослушаться меня, Гарри? Человек, с которым вы бежали, преступник, он похитил ценные документы о гибели судна. Каким курсом вы идете?
— Как было приказано, сэр.
— Не смейте отклоняться! Измените курс на четыре градуса к востоку, вас относит течением к западу.
— Есть, сэр, взять восточное.
— Поддерживайте со мной связь каждые четверть часа.
— Понял, сэр.
— Пока все, Гарри. За невыполнение моего приказа вы понесете уголовную ответственность. Ясно?
— Как не понять, сэр. — Он выключил станцию. — Вот какая штука, друзья. Выходит, нам и носа нельзя показывать Бешеному Сэму. Ишь ты, хочет, чтобы мы сами приплыли к нему в лапы. Не дождется, мы лучше поищем другой компании…
«ЛЮБИМЕЦ ЖЕЛТОГО МОРЯ»
День выдался тихий, теплый. С юго-запада шла пологая зыбь. Темно-синие валы с одуряющей монотонностью катились навстречу катеру. Ветер, хотя и очень слабый, все же позволял держаться против волны.
У штурвала стоял Петрас Авижус, все еще с надеждой поглядывая на четкое полукружие горизонта. Временами ему казалось, что он видит белое облачко, которое стойко держится над горами в теплых широтах, и что вот-вот под ним покажется конусообразная вершина потухшего вулкана.
Горизонт был чист, пустынен и не хотел открывать желанный берег. На небе, выгоревшем до светлой голубизны, кудрявились дорожки перистых облаков. Эти облака, казалось, застыли, не двигались вопреки вечно деятельному океану под ними.
Чтобы скоротать время и не впасть в беспросветную тоску, Петрас старался вспомнить, прочувствовать еще раз хорошие случаи в своей жизни. Он мысленно перенесся в один из светлых дней своего детства. Так же высоко стояло солнце, в небе плавились перистые облака, только вместо монотонного хлюпанья воды в кормовом подзоре шумели краснокорые сосны над головой. Он шел по дорожке, протоптанной между дюнами. Рядом с ним тоненькая белоголовая девочка — дачница из Вильнюса, она гостила в деревне у дяди. Девочку звали Зинка. Они молчат. Им и так хорошо. Зинка делает