Жестокий спаситель — страница 15 из 50


Нужно держаться, пока не вернется отец.


Призраку не понадобилось много времени, чтобы разнести новости, убедив всех и каждого, что завтра в полдень они должны явиться пред глаза Ахиола, одетые в рабочую одежду, которую не жалко будет потом выкинуть. Последнее уже было отсебятиной, да, но сам мэр о таком не упомянул, а вот Элли, знающая какой бардак творится на законсервированных этажах, вполне помнила, она умница. Теперь нужно лишь заглянуть домой, забрать оттуда несколько учебников, а затем вновь свалиться к сестре, имея в качестве подношения один из пирогов Зальцера Херна.


Здесь всё прошло как по маслу. Частенько забывающая перекусить сестра с восторгом принялась пожирать свежую выпечку, а Элли, совершенно не стесняясь беспомощности голодающего ребенка, принялась забалтывать ей подзасранные цифрами мозги, заодно информируя подземную затворницу обо всем, что происходит в городе. Убийственные взгляды призрачная девушка мастерски игнорировала, продолжая с немалым удовольствием насиловать Эльме уши, пока та, не слопав весь пирог, не начала её выгонять назад на рабочее место. С чувством выполненного долга Элли полетела, размышляя, как бы уговорить Ахиола выписать им сюда последние из стенограмм, полученных на радиостанции в столице. Газет ведь новых больше не будет. Конец света препятствует выпуску свежей прессы…


С такими мыслями призрак и влетела к своему шефу, тут же потрясенно застыв на месте от открывшегося ей зрелища.


Вокруг шестирукого бога стояли, сидели, парили в воздухе двенадцать существ, чей облик был крайне далек от понятия «нормальности» даже для такого мира как Кендра и для такого города как Хайкорт. Впрочем, спустя несколько секунд, которые потребовались девушке, чтобы отойти от шока, она опознала визитёров, так как не раз и не два видела их изображения в местных книгах, которые читала со скуки.


Двенадцать богов Терсана, полный пантеон покровителей страны, в столице которой, городе Киран-Тампури, и находился сейчас Хайкорт.

Глава 7

Трель радиостанции в полной тишине вырвала меня из дремоты. Ругнувшись, я покачнулся на стуле, но удержал равновесие, сдергивая переговорную трубку с рычагов.


— Тангобар, — сухой и ровный голос, без промедления раздавшийся из динамиков, содержал в себе крохотную долю раздражения, — Что за срочный вызов? Вы мне сбили весь график…


— Петр Агарин? — осведомился я.


— С кем говорю? — спустя пару секунд вопросил определенно тот, кто нам нужен.


— Магнус Криггс.


Три… нет, четыре секунды тишины.


— Ты всех перебил? — спокойно спрашивает Умник.


— Остатки сейчас вычищают. Кригстанцы.


Еще секунда.


— Гларды?


— Их было двенадцать. Убил собственноручно.


— Хорошо, — без промедления, — У меня был контракт с родом. Значит, Кригстан? У вас есть план?


— У нас есть план и много всего остального, но нужен ты.


— Разумеется. Свобода после, переговоры, торговля?


— Это Кригстан, Петя.


— Земляк, — резюмирует Должник в трубку.


Молчу. Это Умник. Не просто умный парень, а парень, который своим умом закрыл Долг. Может быть, я его переоцениваю, только Кендра не то место, где решают мозги. И человечность. Мне его стоит лишь слегка опасаться, максимум рискую жизнью. Кригстанцы рискуют куда серьезнее.


— Ждите. Через 36–38 часов я буду в цитадели.


— Ждем.


Конец связи.


Выморочно выдохнув, я поплелся искать себе угол, где можно вздремнуть. Нет, сначала душ и одеться, благо что гвардейцы мне комплект формы привезли. Помывшись, я в одной маске и полотенце, держа сверток с тряпками, поймал одного из бегающих по замку в поисках кого-нибудь живого гномов, приказав ему отвести меня туда, где есть кровати, там оставить, но место запомнить. Чтобы в случае чего знать, где искать. Дорогу почти не запомнил, но стоило мне упасть на что-то мягкое, как усталость словно отрезало.


Она не была физической, скорее моральной. И очень-очень большой.


Сначала всё было весело. Время, пока я летел на дурацком парашюте вниз с болтающимся привязанным к моим ногам тяжелым рюкзаком с патронами для пулеметов. Этот вопиющий акт не менее вопиющего идиотизма слегка подогревала пара стреляющих по мне солдат, но, к сожалению для них, меня с таким дисбалансирующим весом в ногах болтало как говно в проруби, от чего бедолаги даже чисто в полотно парашюта всего пару раз попали. А потом я приземлился почти куда надо и… веселье кончилось.


Это было похоже на компьютерную игрушку, на стрелялку, в которой разработчик к чит-кодам добавил не только бессмертие и бесконечные патроны, но еще и умение видеть и чувствовать врагов сквозь стены. А затем, не удовлетворившись этим апофеозом полного доминирования, он еще и заставил их убегать в ужасе, кричать и молить о пощаде.


Проще говоря, это была бойня, а заодно и самое худшее, что я когда-либо переживал в жизни. Быть машиной для убийств легко, если ты изначально машина. Эти же разумные совершенно ни в чем были передо мной не виноваты. Я жал на спусковые крючки, уверяя себя, что они и так уже трупы, что не бывает невинных политиков и аристократов, как и тех, кто их защищает, что так поступать — правильно и логично


Дерьмо собачье. Это нихрена не было правильным! Не мой мир, не мои люди, не моя война! Зато память обо всем этом уже никуда не денется…надо нажраться. Пока что я, лежа в только что зачищенном замке, никак не могу убедительно доказать сам себе, что всё, что делаю — это ради девчонок и их будущего.


Сколько можно клянчить смысл для этой жизни, а, Магнус?


* * *

— Человек порочен подспудным пониманием своей ограниченной натуры. Оказываясь в безвыходном положении, он, даже если оно заключается всего лишь в неразрешимом противоречии собственных чувств и установок, изобретает ментальных химер, чья единственная задача — лишь в облегчении бремени. Религия, алкоголь, наркотики, мечты, видеоигры, бездумное пролистывание блогов и развлекательных сайтов… это ведь всё химеры, не так ли? Мы не знаем чего хотим, либо не можем этого достичь, либо не в состоянии смириться с утратой, либо… да неважно, суть ясна. Разум противоречив и мнителен, он травит сам себя, угнетает, заставляет забыть. Чтобы жить дальше, конечно. Люди — они мастера самообмана.


— Ты меня удивил, — чуть наклонил голову набок не первой свежести эльф со знакомым голосом, только что зашедший в комнату, из которой когда-то давным-давно… не помню, когда, уползли испуганные гномы, матерящиеся лысые киды и… а, нет, Стелла тут. Лежит, повернувшись к стене, а я сижу, прислонившись спиной к её спине и продолжаю пить. Да, те, кого уносили, уводили, увозили и те, которые убежали сами? Ага, они были пьяными. Но я всё равно пьянее, раз выдал такой спич!


— На конфликт я не рассчитывал, это очевидно, но то, что ты будешь выполнять роль силового козыря? Вполне, — продолжил Петр Агарин собственной персоной, садясь напротив меня у стенки и вполне себе ловко поймав нераспечатанную бутылку пойла, которое в захваченной крепости отличалось знатным качеством. Отхлебнув пару глотков, эльф вполне себе блаженно зажмурился, выдохнул, а потом врезал еще несколько. Затем закончил, — Русского, который сел бухать до того, как прибыл другой русский — я точно не ожидал.


— Рас-слабься! — вяло махнул я ему рукой, — У нас полный п****ц, поэтому… ик!… никто насчет тебя планов… не питает. Ну или не верь, если хошь. Только меня не убивай. Я… ик!… еще пригожусь. Конта-кировал с мозгами Бога-из-Машины. И зеленую не трожь. И лысого. И… да, Кригстан тоже нужен. Он в плане.


— Эк тебя развезло, — эльф, на котором я не мог сосредоточить взгляда, кажется, ухмыльнулся, — А о чем ты бредил, когда я вошёл?


— Все разумные — тупицы и ссыкуны, — заговорщицки поведал я Петру, — Мы… не умеем жить и смотреть правде в глаза. Не хотим помнить, что каждый прошедший день — не вернется. Что мы работаем, работаем, ра… стим детей, а потом пла-чем, не зная, куда и как прошла жизнь. Отложенная жизнь. Что бога нет. Что потом только тьма. Мы не умеем постоянно смотреть правде в лицо.


— Потом не тьма, — резонно возразили мне, — Мы же здесь?


— Пф! — пренебрежительно махнул я рукой, начав рассказывать Умнику, что мы с ним оба, я и он, уже заключены на этой планете. Хоть этого и не вспомним после смерти. Подумаешь, исключение. Подумаешь, магия. Исключение — это не правило. Дальше всё равно тьма. Мы её боимся. Факт? Да.


— Я тебя понял, — кивнул мне новый знакомый, сразу становясь куда симпатичнее, — На самом деле всё довольно просто. Тебе никогда не казалось странным слово «эволюция»? Оно какое-то… неубедительное. Вот мы «эволюционировали» в разумных. С какой стати это — благо?


— Ни разу не благо, — помотал головой я, — Это…


— Это, — прервал меня Петр, — Лишь сверхудачная мутация, которая затем перешла в девиацию. Мы же уже почти угробили экосистему Земли, да? Ну вот. Эволюция вида, уничтожающего самого себя, паразитирующего на самом себе — это же оксюморон?


— Не думай, что я это повторю, — честно предупредил я собеседника. Тот лишь ухмыльнулся, сделав еще несколько глотков.


— По сути, мы не просто живем в иллюзии, а еще и создаем свои. Несовершенное зрение, мозг, понимание сути вещей, — продолжил он, а я жадно ловил его слова, — Мы создали систему познания, но её исходные значения, от которых отталкиваются сотни наук и тысячи направлений, они зиждятся на выдуманных константах! Иллюзии на иллюзиях, иллюзии от ума, иллюзии от глупости, теории о сказках, смерть во имя выдумки… на любой вкус и цвет. Проще говоря, вся наша жизнь, все наши мысли, все наши цели, мотивы, решения и противоречия — есть бред обезьяны. Белой обезьяны.


— Почему белой?! — я так удивился, что даже окутывающая разум пелена тоски и печали слегка рассеялась.