– А? – я нервно сжала ворот кимоно, – д-да… я так и хотела. Пусть придёт. Я, конечно, освобожу его.
– Этого не нужно – Святая поднялась со своего трона, я моргнуть не успела – она как-то с нечеловеческой скоростью ко мне приблизилась. Двигалась она, пожалуй, так же быстро, как Шиарей во время сражений.
– То есть как не нужно? – я отпрянула назад.
– Я сама его освобожу… – сахарно улыбнулась святая. – Только перенеси на меня хозяйскую печать, Лина, – святая кивнула на моё запястье, хотя видеть татуировку с шипами через мой длинный рукав не могла… Хотя, наверное она просто догадалась, что там печать…
Она уже потянулась к моей руке, я почти ощутила прохладу её пальцев на коже…
Я отдёрнула руки на мгновенье раньше, чем она ко мне прикоснулась. И сделала шаг назад – чтобы она точно не дотянулась.
– Нет, – мой голос звучал твёрдо. – Я лично освобожу Шиарея. Никакие печати мы никуда переносить не будем.
Взгляд святой потемнел… Её рот дрогнул, исказился, и сквозь добродетельную маску на меня взглянуло совсем другое лицо – злое, неприятное. Но в следующий миг святая уже вновь улыбалась нежной улыбкой.
– Не упрямься, девочка, – певуче сказала она, не сводя с меня немигающего змеиного взгляда. – Так всем будет лучше. А особенно – твоему сердцу. Я позабочусь о дорогом ёкае. Просто передай печать.
И от сладкого запаха, от пристального взгляда, от густого сумрака – у меня закружилась голова. Дрогнули пальцы рук. И возникло непреодолимое желание сделать, как Святая велит.
Я боролась с собой из последних сил.
Мне казалось, будто меня тянут за пристёгнутую к шее цепь, а я упираюсь ногами в пол. Я не собиралась ей ничего отдавать! Святая снова протянула руку… Но её пальцы зависли в воздухе, будто коснулись невидимой стены. Тёмные глаза сузились, превратившись в щёлочки. Цветочный аромат внезапно стал густым, сладким до тошноты. Я сглотнула ком в горле, чувствуя, как влажный воздух липнет к коже.
– Ты не понимаешь, дитя, – её голос зазвучал мягко, но в нём засквозила сталь. – Это необходимо. Для его блага и счастья. Для твоего же очищения.
Она сделала шаг вперёд, и я отступила, спотыкаясь о край мраморной плиты. За спиной послышался шелест шёлковых одежд. Оглянувшись, я увидела, что это жрицы обступили меня со спины. Их улыбки стали шире, неестественно выгнутыми, будто нарисованными тушью на белых масках.
– Он мой, – выдохнула я, сжимая запястье с татуировкой. – Я его купила. И сама освобожу…
– Ты украла его, человечка.
– Нет! Я…
– Хотела присвоить себе то, что тебе не принадлежит.
– Это неправда! Он сам говорил, что…
Святая резко вскинула руку, и воздух дрогнул. Сиреневые лепестки закружились вихрем, дрогнули свечи в нишах. Голос Святой звучал как гром:
– Ты – песчинка в его истории! И никто – в его судьбе. Хватит цепляться за ёкая. Отпусти его. Не унижайся ещё больше.
Её слова ударили как плеть. Вкрутились шурупами в виски.
Я зажмурилась, чувствуя, как слёзы жгут веки.
– Сделай благое дело, отдай печать, – пальцы Святой снова потянулись ко мне, бледные, как лунный свет. – И ты сама освободишься от ложных надежд. Станешь свободной. Ведь ты ему не нужна.
Но я упрямо мотнула головой, вновь отшагивая и не позволяя святой прикоснуться. А против воли никто не может забрать печать – это закон!
– Пусть Шиарей сам скажет, что я ему не нужна! Я хочу, чтобы он сам… Где он?! Немедленно позови его!
Но тут за спиной колыхнулся воздух, и жрицы одновременно шагнули ближе. Одна из них коснулась моей руки – прикосновение было ледяным, будто трупным. Я дёрнулась, но они уже схватили меня за запястья, за плечи. Холод просочился сквозь ткань кимоно.
– Забудь его, – зашептали они хором, голоса слилились в жужжащий неразборчивый гул.
– Нет! – я рванулась, вырываясь из цепких пальцев. – Шиарей!
Мой крик разбился о стены, вернувшись эхом: “…рей… рей… рей…”. Святая засмеялась – высоко, звеняще, будто разбился хрустальный кубок. Воздух сгустился, превратившись в сироп. Дышать стало невозможно. Страх уколол сердце. И я бросилась к дверям.
– Глупая девочка, – сказала мне в спину Святая. – Беги. Беги в свой вымышленный мир. Завтра ты будешь… сговорчивее.
Я толкнула тяжёлые створки. Вырвавшись на воздух, побежала слепо, спотыкаясь о плиты. И при этом я звала ёкая. Но он не отзывался. Неужели он не хочет меня видеть?!
“Или… ему не позволяют?” – мелькнула новая острая мысль.
– Где же ты… – отчаянно шепнула я, уперевшись рукой в колонну. Мир плыл. В ушах звенело, в висках стучало. – Шиарей…
– Ты одна пришла, сестра, – за спиной возникла жрица.
Я отшатнулась, натыкаясь на другую послушницу. Её пальцы впились в мои плечи, холодные как столетний лёд.
– Ты заблудилась в грёзах, – прошептала она. – Здесь нет никаких ёкаев. Только свет и чистота. А ты здесь, чтобы молиться… Чтобы найти путь…
Я хотела возразить, но не было сил. И жрицы, подхватив меня под руки, повели по извилистой дорожке.
Я цеплялась мутным взглядом за стены. И мне мерещилось, что они покрылись трещинами. Сквозь белую штукатурку проглянула чёрная плесень… Где-то за спиной звенел колокол, но его звук был похож на погребальный набат. Я зажмурилась. И вновь всё стало нормально – белые чистые стены, нежная музыка ветра, что звенькает стальными палочками.
– Вот твоя комната, – жрица завела меня в узкую келью с узкой кроватью. – Отдохни. Завтра всё встанет на свои места.
Дверь захлопнулась с тихим щелчком. И хотя я хотела немедленно кинуться к ней – но вместо этого обессиленно осела на постель. Лишь на мгновение… Чтобы перевести дух! Но в следующий миг моя голова уже коснулась подушки… и будто что-то придавило сверху, не позволяя двинуть даже пальцем.
Сон пришёл сразу, тяжёлый и липкий.
Солнце стояло высоко. Я шла вдоль зелёного рисового поля… к храму. И что-то обвивало мою талию. Чей-то хвост? Но когда я опустила глаза, то увидела лишь свой пояс, которым подвязывала кимоно.
Краем взгляда я уловила что-то алое справа… Алые волосы? Но когда повернулась, никого не оказалось рядом со мной.
Так и должно быть, верно? Ведь я иду в храм одна… чтобы замолить грехи… Но почему тогда сердце так болезненно тянет? Почему к глазам подступают слёзы?
Но я не успела об этом задуматься, потому что вдруг на тропу выпрыгнул красивый кот с пушистой серой шёрсткой”.
“Мр-р-р! Серебрянной! Сколько можно повторять! Мрааа!” – раздался в уме возмущённый голос. И я сразу поняла, что это говорит котик!
“Я божественный кот Миуки! – кот возмущённо вздыбил шерсть и, ступая мягкими лапами по траве, пошёл ко мне. – А тебе пора проснуться, Лина! Просыпайся, мрршш!” – и кот прыгнул на меня, да так неожиданно, что я села на землю.
И проснулась – открыла глаза.
Я лежала на кровати в келье, заполненной цветочным запахом. Я помнила, что прилегла отдохнуть после молитвы… и, видимо, заснула. Через крохотное окошко под потолком внутрь проникал лунный свет, разгоняя плотный сумрак и очерчивая мощную фигуру незнакомого мужчины, который жутко навис надо мной.
Я замерла, будто мышка, на которую взирал тигр.
Боги поднебесья! Да это ведь не человек!
Я вжалась лопатками в тонкий матрас-футон. Ощутила твёрдость и жестокий холод каменного пола подо мной. Но это было не самое страшное.
Он навис надо мной. А я – была совершенно беззащитна.
Мощный силуэт – широкие плечи, изогнутый с какой-то смертоносной хищной грацией хвост.
Хвост – так я и поняла, что надо мной нависает вовсе не человек.
Ёкай! Хвостатый ёкай!!! Боги поднебесья, уберегите меня!..
Я проморгалась, и в сумраке кельи мощный силуэт полудемона обрёл краски. Рубиновые волосы! Я пропала! Это высший ёкай. Да он же меня съест и косточек не оставит!
Но как он сюда попал?
Я же молилась в храме, мне выделили келью для отдыха. Все были очень любезны… а утром я что-то должна была отдать настоятельнице храма… сейчас неважно!
В этом благочестивом месте – красноволосый ёкай! Как? Почему? Что делать? Нужно закричать… Моё сердце бешено колотится. Во рту вмиг пересыхает. А из горла вырывается только невнятный сип.
– Лина… – прорычал полудемон, сверкая золотистыми глазами в полутьме, и я обмерла. Кажется, кровь застыла моих жилах. Я словно вросла в тонкую лежанку для послушниц.
Демон… знает моё имя.
Я точно пропала. Видимо, грехи мои тяжелы. Неподъёмны. И ни мне самой, ни жрицам храма не удалось меня отмолить. За мной пришёл полудемон, чтобы… пожрать мою плоть и душу?! Конечно да…
– Лина, я искал тебя…
Ещё и искал. Я задержала дыхание. Меня парализовал ужас, да непростой – в него примешивались странные потоки осязаемой горячей сладости. Не такой, как цветочный дух, что стоял в храме. Совсем другой – свежей, как хвойный лес после дождя, как дым только что погасшего костра.
“Шиарей”. Слово всплыло в моей памяти. Красивое, текучее. Одновременно опасное и влекущее к себе. Но что оно значит? Без понятия. Почему-то мне подумалось, что это заклятие-оберег. Потому что я проговорила его про себя – и мне стало чуточку спокойнее.
А тем временем нечеловечески красивое мужественное лицо ёкая проступило передо мной совсем чётко. Словно вокруг него рассеялся туман. Волосы – ещё краснее, чем мне почудилось. Глаза – просто горят расплавленным золотом. Как красив… Да простят меня небожители – тот, кто пришёл поглотить мою плоть, до ужаса красив, совершенен. Это насмешка…
– Лина, ты меня слышишь?!
Ёкай взял моё лицо в свои ладони, такие горячие… Его губы оказались так близко. Из-за плеча, изогнувшись, как у скорпиона – нависал хвост с раздвоенными острыми на вид кончиками.
Интересно. Ёкай съест моё лицо или его срежет смертоносный хвост?..
– ЛИНА!
– Ты пришёл за моей плотью? – хрипло выдохнула я, хотя и не надеялась, что из пересохшего горло удастся выдавить хоть что-то членораздельное.
Ёкай со странной эмоцией вгляделся в моё лицо – будто был чем-то обеспокоен. И даже рассержен. Я его разозлила? Похоже на то. Потому что следом он оскалился, показав мне чуть удлинённые клыки.