Но полудемон вдруг сжал челюсти до желваков. Его хвост дёрнулся, и одну из послушниц подхватил ветер, подняв воздух словно жалкую пушинку, и безжалостно отшвырнул к стене. Раздался хруст костей.
Я ахнула отшатываясь. Как? Они же безоружны!
Зачем?! За что?! Монстр!
Ёкай, должно быть, прочёл мои мысли. Ведь его чёрный хвост вдруг потянулся ко мне. Агрессивно щёлкнул кончиками. Сейчас пронзит! Но он лишь мягко коснулся моей талии, чуть толкнул меня в сторону.
– Беги к воротам! Не оглядывайся! – приказал мне полудемон.
В висках запульсировало.
Почему-то голос полудемона звучит так нежно?
Почему он вообще говорит мне бежать?
Земля качнулась. Сердце сжалось, будто его пронзили шипы. Я прижала руки к груди, пытаясь унять эту странную боль.
– Беги или… или я тебя разорву, человечка! – оскалился полудемон и угрожающе хлестнул хвостом.
И я сделала шаг назад, затем ещё один.
– Нет! Не покидай нас, Лина! Не предавай! – плакала Святая, слёзы катились по её щекам, оставляя серебряные дорожки. Я сказала своему телу идти к ней! Но ноги сами понесли меня прочь – прочь от криков, от боли, от взгляда ёкая, который жёг мне спину – к воротам. Как если бы рабский ошейник был не на его горле, а на моём.
Мельком оглянувшись на полпути, я увидела жуткое.
Увидела, как уже вторую послушницу её окутало пламя. А третья упала, лишившись головы. Всё новые девушки выбегали из храма. Протягивали к ёкаю руки, молили его прекратить. Некоторые успевали добраться до ёкая. И тогда он убивал их хвостом – пронзая, будто они тряпичные куклы.
У меня подкосились ноги. Я споткнулась, упала на колени, хотя до ворот оставалось совсем чуть-чуть. Камни впились в ладони, но я едва почувствовала боль. Я смотрела на ужасную расправу во дворе священного храма.
Красноволосый полудемон не знал жалости.
Не ведал сострадания.
Чужие жизни были для него пустым звуком.
Но даже палач устаёт от своей работы.
И на его руке появилась рана, из которой на траву текла алая кровь. И даже на хвосте заалели четыре глубоких царапины, словно их оставила лапа зверя.
Я впилась в эти отметены взглядом.
Меня трясло. Голова гудела.
В висках колотилось, стучало: Неправильно! Что-то неправильно!
Я сжала голову ладонями.
Послушницы жалобно кричали от боли. Но продолжали идти к демону, с пустыми руками, сложенными точно в молитвенном жесте….
Они все были безоружны.
«Но тогда, откуда берутся раны у полудемона?» – шепнуло сознание.
Откуда алые росчерки на его теле?
…Откуда печать на моей руке? Почему ёкай велел убегать? Зачем целовал меня? Почему… и мне хотелось целовать его?!
«Шиарей», – вновь всплыло в уме слово. И теперь – резко, точно меня смела волна цунами – я почувствовала всем своим существом, как много это слово для меня значит!
И виски взорвались болью.
Мир дёрнулся, как полотно, сорванное ветром. Новая картина проступила уродливыми мазками – вместо Святой – огромная паучиха на белом коконе… Вместо послушниц – трупы, обтянутые серой кожей… И паутина управляющая ими как куклами. Но видение исчезло, едва успев коснуться сознания.
– Мррр… – раздалось рядом.
Я обернулась. На плоском камне у ворот храма сидел серый кот с треугольными ушами.
– Серебряный, Лина! – возмутился он, гневно отмахнув пушистым хвостом, – Но ты извинишься за неуважение позже. А сейчас используй окаменевший цветок русалки ино… мрр…
– Что?!
– Ох, наивная человечка… Я про гребень в твоих волосах, Лина. Уколи им палец. Мрау…
– Уколоть?.. – мои губы дрогнули. Но божественный кот уже растворился в серебристой дымке.
Я подняла руку… и нащупала в волосах заколку-гребень. Вытянула её из растрепавшихся волос, грани каменной водяной лилии холодили кожу и немного покалывали пальцы. Я решительно сжала губы. И сдавила гребень в руке до боли.
Зубчики заколки-лилии впились в кожу.
Боль пронзила всю руку до самого плеча – я вскрикнула, но не отпустила. Наоборот – сжала крепче. Я давила на острые зубцы, пока не ощутила кончиками пальцев горячую влагу собственной крови… И как только моя кровь коснулась заколки – от каменного цветка стремительно разошлось тепло.
Через пальцы, по плечу, кипящая белая светящаяся незримая волна, текучая, как вода – обняла меня всю. Давая уверенность, интуитивное понимание… ощущение силы. Энергия бурлила во мне. Заколка грелась, но я и не помышляла выпустить раскалённое магическое украшение из рук – она моя, я имею на неё право и смогу удержать её в руках… Ведь это сейчас так важно! Жар на коже был почти невыносим. Почему-то заколка заставляла думать о закипающих болотных водах.
“Помоги мне…” – обратилась я не пойми к кому.
И бурлящий белый поток во мне словно разъярился – вскинулся, поднялся светлым цунами. И от пылающей заколки, что я зажала окровавленными пальцами – разошёлся импульс – подобный подводному удару. Он был мягкий, неотвратимый, мощный.
И мир дрогнул…
Пошёл волнами, запузырился, как вода в потревоженном болоте.
Воздух завихрился, зашипел, и вдруг – реальность треснула. И через эти трещины истина достигла моих глаз.
Белоснежный храмовый мрамор почернел, покрылся слизью. Со всех сторон к центру двора тянулись уродливые бугрящиеся корни, они оплетали пульсирующий белый кокон, над которым на чёрной паутине восседал… монстр!
У меня обрывалось дыхание, тошнота стиснула желудок.
Это была паучиха с уродливым круглым телом, с длинными сегментированными лапами и с человеческим лицом! И её лицо… я не могла поверить в первое мгновение! Но это было лицо нашей доброй, прекрасной, самой красивой на свете святой. Однако сейчас её кожа была серой, как пепел, глаза – три пары мутных шаров, а рот растянулся до ушей, обнажая иглы зубов.
Из лап монстра выходили чёрные нити, они тянулись к послушницам – вернее, к тому, что от них осталось. Их тела болтались, как части марионеток на верёвочках: пустые глазницы, сшитые чёрными швами губы, конечности, скрученные под неестественными углами.
А потом я увидела его.
Полудемона, сражающегося с куклами.
Шиарей.
Слово пылало в разуме, как огонёк костра в густой мгле.
Теперь я точно знаю – это имя красноволосого ёкая!
Я зацепилась за эту мысль, потянула, но… нить оборвалась. Я больше ничего не могла вспомнить! Память была пустой, как колодец без дна. Но вот сердце – что-то точно знало. Ведь при взгляде на красноволосого ёкая оно билось иначе – быстрее, жарче, будто пыталось заполнить пустоту памяти собственным ритмом.
Шиарей сражался с куклами.
Он двигался с изяществом зверя, его удары размазывались – настолько они были быстры, его хвост рассекал воздух, оставляя кровавые росчерки.
Однако куклы не кончались. И они не просто нападали на полудемона… они пытались прорваться ко мне.
Из-за этого понимания моё сердце забилось так громко, что заглушило вой паучихи и хруст костей. Шиарей сражался… за меня. Несмотря на то что я его забыла. Несмотря на то что бросила! Побежала к воротам. Не сняла рабский ошейник!
Тем временем новая волна марионеток отделилась от кокона и бросилась в бой. Пламя вырвалось из ладоней Шиарея, опалив ближайших тварей. Но чёрные нити тут же сшили их тела.
Паучиха шипяще засмеялась.
Я должна была помочь Шиарею! И как можно скорее.
Рука сама собой вернула заколку в волосы. Её жар меня больше не беспокоил. И хотя мои колени дрожали, но я со всех ног бросилась к ёкаю. Не помню, чтобы я когда-либо двигалась с такой скоростью.
Каким-то чудом я почти сравнялась по скорости с самим ёкаем! А куклы-демоницы стали двигаться нарочито медленно, как насекомые, попавшие в капкан янтарной смолы.
Оказавшись ближе, я лучше рассмотрела Шиарея.
И моё сердце болезненно сжалось.
Чёрные линии ползли по лицу ёкая, словно рисунок-молния, обнимая виски, шею, грудь. Он тяжело дышал, каждый выдох – хриплый, надрывный.
Когда он заметил меня – его золотые глаза расширились, потом сузились в бешенстве.
– Ты… – он рывком отшвырнул очередную куклу, потоком воздуха откинул остальных, выиграв время.
– Я же приказал бежать! – Его чёрный хвост метнулся ко мне, обвил талию, притянул так близко, что я почувствовала жар его кожи. – Ты хочешь, чтобы я разорвал тебя, человечка?!
Его голос гремел, как гром, но за гневом сквозило иное – тревога, страх за меня. И как я раньше этого не поняла?!
“Прости меня! Прости!” – стучало моё сердце. И то же самое беззвучно произносили мои губы…
А в следующий миг я потянулась к ошейнику, обхватывающему мощную шею ёкая. Обхватила окровавленными пальцами. Холодный металл вибрировал как живой.
– Ты свободен! – крикнула я, и мне вторил бурлящий поток неведомой силы, что я ощущала в своём слабом теле.
Магия рабского контракта вспыхнула, отзываясь.
Кожа на моём запястье, где была печать, запульсировала…
Шиарей вздрогнул, будто его ударили.
Время ускорилось, возвращая себе привычное течение. Куклы-послушницы задвигались быстрее. Паучиха активнее зашевелила многосуставчатыми конечностями…
– НЕ ССМЕЙ! – зашипела она, скаля зубы-иглы.
Но было поздно.
С щелчком открывшись, ошейник упал на землю, звонко ударившись о камень.
Золотые глаза Шиарея вспыхнули ярче солнца, а на миг позже из его груди вырвался рык – словно у зверя, которому вдруг разрешили дышать.
– Лина… – хрипло выдохнул он, прижимая меня крепче, и в этом было всё: и боль, и ярость, и… любовь? – Ты…
– Вы умрёте! Оба! Мучительной и жуткой смертью! – прохрипела паучиха. И новые куклы бросились к нам…
Движения кукол-послушниц были резкими, неестественными – тоже будто слегка паучьими.
Голову за левым ухом обдало уверенное тепло – это зачарованная заколка-лилия в моих волосах снова нагрелась. И тут воспоминания навалились, вспыхнули в моей голове яркими звёздами.