Сталин помолчал, потом спросил Василевского:
— Когда вам лучше выехать на Дальний Восток?
— В начале июня. У меня есть вопрос... — Василевский замялся, отчего заметно покраснел.
— Говорите, я слушаю!
— Когда Ставка намерена рассмотреть вопрос о руководстве войсками Дальнего Востока?
— Ваша озабоченность естественна, — обронил Верховный. — Сейчас готовится директива Государственного Комитета Обороны, в конце июля я подпишу её, а возможно, и раньше. Ваши предложения по кандидатурам военачальников на высокие посты мы учтём. — Он близко подошёл к маршалу. — Вы уж смотрите там, — воевать так воевать! Прощать полководцам их ошибки я не привык. Ну а то, что вам выпал трудный фронт, — не обессудьте. Вы же сами просили дать вам что-нибудь посложнее!..
Вскоре Василевский уехал на Дальний Восток, и, хотя с тех пор прошло немало времени, свой разговор с Верховным он помнил до мелочей. Странно, что этот разговор ничуть не задел его самолюбия; хотя поначалу и уколол, но боли не было.
Василевский сел завтракать, и тут из Потсдама ему позвонил Сталин. Голос далёкий, но слышимость хорошая. Поинтересовавшись у главкома, как идёт подготовка к операции, он осведомился:
— Нельзя ли её начать дней на десять раньше?
Василевский сказал, что переброска войск всё ещё продолжается, и попросил оставить прежний срок.
— Если не десять, то пять суток вы могли бы выкроить? — не унимался Сталин.
— Не могу, Иосиф Виссарионович. Вы же сами утвердили план!
— Хорошо, пусть будет по-вашему, — ответил Верховный, но в его голосе обиды не чувствовалось.
На КП позвонил Мерецков.
— Бардак у нас, товарищ Первый! — крикнул он. — С моим фронтом взаимодействуют главные силы Тихоокеанского флота, но адмирал Юмашев до сих пор не прислал в штаб своего представителя. Как же мне координировать свои боевые действия с кораблями?
— Не горячись, Кирилл Афанасьевич, я сейчас свяжусь с адмиралом Кузнецовым, — успокоил его главком.
Нарком ВМФ адмирал Кузнецов прибыть на Дальний Восток совместно с маршалом Василевским, к сожалению, не мог, так как вместе с начальником Генштаба генералом армии Антоновым был на Потсдамской конференции — так распорядился Сталин. Прилетел он в Читу позже и сразу же с головой окунулся в работу. Василевский сказал ему, что у него была встреча с адмиралом Юмашевым и командующим Амурской военной флотилией контр-адмиралом Антоновым, оба заверили его в том, что моряки-тихоокеанцы будут сражаться с врагом так, как это делали моряки-черноморцы, балтийцы и североморцы.
— Вас, Николай Герасимович, я прошу обратить внимание на высадку морских десантов, — подчеркнул главком, — переброску армейских частей в три японских порта — Юки, Раскин и Сейсин. Юмашев говорил, что наиболее укреплён порт Сейсин.
— Верно, там есть береговая оборона, большой гарнизон — до четырёх тысяч солдат и офицеров, — подтвердил Кузнецов. — Но для моряков это не проблема. Морские десанты мы высадим внезапно, и самураи не смогут оказать нам сопротивления...
Они ещё долго беседовали. Потом Василевский пригласил Кузнецова попить чайку.
— С удовольствием! — Он сел к столу, где на подносе уже дымился чай.
— Кто из наших был на Потсдамской конференции? — поинтересовался Василевский. — Как вёл себя Сталин?
— Мы с Антоновым добрались в Берлин на самолёте. А через два дня, шестнадцатого июля, в Берлин спецпоездом прибыли Сталин и Молотов. Маршал Жуков, Антонов, Вышинский и я встречали их на вокзале. Что сказать о конференции? Прошла она успешно. Черчилль, правда, отколол номер. Мы предложили поровну разделить немецкий трофейный флот, но Черчилль вдруг заявил, что Россия — страна континентальная и нечего ей лезть в морские державы. Сталин дал ему отпор, сказав, что «у России тоже будет океанский флот».
— Сталин — умница, он далеко видит вперёд, — повёл плечами Василевский. — Ну, а с Черчиллем у него особые отношения. Он считал и считает его ярым врагом Советского Союза. Этот ястреб ещё себя покажет!..
Поздно вечером адмирал Кузнецов убыл во Владивосток...
Вспомнив эту недавнюю встречу, Василевский связался с наркомом по радио, и на вопрос, как действует флот, Кузнецов бодро ответил:
— Моряки сражаются героически!
— Николай Герасимович, почему до сих пор адмирал Юмашев не прислал своего представителя в штаб к маршалу Мерецкову? — охладил его пыл главком. — Как теперь он будет координировать действия 1-го Дальневосточного фронта с военными моряками?
— Промашка! — Голос у Кузнецова сник, стал тихим, как шелест листьев. — Я сейчас разберусь...
— К утру чтобы ваш представитель был, Николай Герасимович! — распорядился Василевский. — И ещё просьба. Для воздушных десантов в большие японские города нужна и ваша морская пехота. Согласуйте этот вопрос с генералом армии Пуркаевым. Я-то сам видел, как дралась морская пехота под Москвой и Сталинградом. Без этих ребят пехоте будет тяжело.
— Есть. Будет сделано! — глухо отозвался Кузнецов.
— Что у нас на фронтах, Семён Павлович? — Василевский только что вернулся из войск 1-й Краснознаменной армии генерала Белобородова. — Нанёс на карту обстановку на сегодня?
— Она готова и лежит у вас на столе.
— Как сражается армия Чойбалсана? Что-то о ней ты не говоришь.
— Час назад я говорил с маршалом Малиновским, — пояснил начальник штаба Иванов. — Монголами он доволен, они сражаются не хуже наших ребят. Армия Чойбалсана наносит удар от Сайн-Шанда в пустыне Гоби, там держит оборону князь де Вана, и бить там япошек нелегко.
Василевский вышел во двор. Вдохнул свежий, пахнувший елью и сосной воздух. День клонился к вечеру. Тайга, казалось, медленно засыпала. Стояла зыбкая тишина. А там, за сотни километров, громыхали орудия, наши самолёты бомбили японские позиции. «Ямада почему-то не даёт о себе знать», — невесело подумал Василевский. И вдруг он услышал громкий голос генерала Иванова:
— Депеша от Ямады!
— «Главнокомандующему советскими войсками на Дальнем Востоке. Я отдал приказ японским войскам, — читал Василевский вслух, — немедленно прекратить военные действия и сдать оружие советским войскам. Ямада, командующий Квантунской армией». Коротко и ясно, — весело обронил он.
На столе главкома задребезжал телефон. Маршал Мерецков сообщил, что в расположение войск фронта в семь вечера с японского самолёта сбросили два вымпела с обращением штаба Квантунской армии. Он просит прекратить боевые действия.
— Я не верю японцам, товарищ Первый, — слышался в трубке далёкий голос Мерецкова. — Брешут они, гады, насчёт прекращения огня. Кое-где самураи атакуют нас. Вы бы послали Ямаде депешу: мол, ваши краплёные карты биты, господин бритоголовый генерал, не пора ли поднять лапки кверху?
— Кирилл Афанасьевич, ты угадал мои мысли, — добродушно отозвался главком. — Я сейчас это сделаю. А пока удары по врагу не прекращать! — Василевский окликнул генерала Иванова: — Семён Павлович, бери бумагу и карандаш, я буду диктовать радиограмму Ямаде!
Не любил Василевский писать длинные телеграммы, и сейчас он не изменил своему правилу. Текст получился коротким, как выстрел: «Предлагаю командующему войсками Квантунской армии с 12 часов 20 августа прекратить всякие действия против советских войск на всём фронте, сложить оружие и сдаться в плен. Указанный выше срок даётся для того, чтобы штаб Квантунской армии мог довести приказ о прекращении сопротивления и о сдаче в плен до своих войск...»
— Чью подпись ставить? — спросил Иванов.
— Ставь мою как главкома, — усмехнулся Василевский. — Чего теперь маскироваться? Квантунская армия разбита! Да, вот ещё что: позвони Мерецкову и скажи, чтобы выслал офицеров штаба на аэродромы Муданьцзяна и Мулина, пусть заявят представителям Квантунской армии, что, как только японцы начнут сдаваться в плен, огонь мы прекращаем. Всё!
Главком откинулся на спинку стула и почувствовал, как ему стало легче.
«Я дал Ямаде на раздумья двое суток, и если мой ультиматум он примет, доложу Сталину», — решил Василевский. У него было приподнятое настроение, и, хотя ночь опустилась на землю, спать не хотелось. Мысли его, как ручейки, потекли домой, в Москву. «Катя, Катенька, и скучно мне тут без тебя, и грустно, — мысленно говорил он жене, ощущая, как туго ворочается сердце. — Я тебя очень люблю, и чем дальше уезжаю от дома, тем острее во мне это чувство». Мысли Александра Михайловича перескочили на старшего сына Юрия. Врачам удалось вылечить его, но он в этот период не учился в лётно-техническом училище и сможет ли наверстать упущенное? Василевский провёл ладонью по усталому лицу, окликнул начальника штаба:
— Семён Павлович, мы с тобой говорили о создании оперотрядов, чтобы скорее захватить японские города, пока туда подойдут наши главные силы? Так вот, это время настало. Готовь приказ командующим фронтами!
— Проект приказа я набросал. — Иванов вручил главкому листок. — Вчера на рассвете. Никто мне не мешал, кругом было тихо...
Василевский прочёл написанное. Текст длинноват, пришлось сократить. «Сопротивление японцев сломлено, — телеграфировал главком, — но тяжёлое состояние дорог сильно препятствует быстрому продвижению наших главных сил, поэтому для захвата городов Чанчушь, Мукден, Гирин, Харбин приказываю перейти к действиям специально сформированных, быстроподвижных и хорошо оснащённых отрядов. Эти же отряды или им подобные использовать для решения последующих задач, не боясь резкого отрыва их от своих главных сил».
— Как быть с воздушными десантами? — спросил начальник штаба. — Их будем выбрасывать?
— А как же! — воскликнул Василевский. — Они нужны для захвата важных военных и промышленных объектов и приёма капитуляции.
Василевский вышел наружу. В небе плыли рваные облака, тускло сияла щербатая луна. Сыро и зябко. «А в Москве сейчас жара, — невольно подумал он. — Август в столице часто жаркий и душный». Но тут же другая мысль ужалила его: когда даст о себе знать Ямада?